10

За чертою оседлости горькой,

Посреди белорусских болот,

В том местечке на лысом пригорке,

Где ютился когда-то мой род,

Где нужду и лишенья терпели, —

Хуже не было их на Руси,

Иерархии жесткой ступени

Разделяли отверженных сих.

И в конце этой черни и пыли,

На последнем ее рубеже,

Музыканты и нищие были, —

Дальше нету ступени уже.

Не ищу себе предка дороже,

А хочу, чтобы в прошлых веках

Затесался в родню мою тоже

Оборванец со скрипкой в руках.

Я их вижу, худых и носатых,

Размышляющих о медяках,

В долгополых кафтанах, в заплатах,

На высоких смешных каблуках,

В тех шинках моего воеводства,

Где играли они до зари,

И смотрели на них с превосходством

Водовозы и золотари.

Помню с детства отцовскую фразу:

«Кем угодно, но не скрипачом!»

Как мне жаль, что я в жизни ни разу

Никогда не играл ни на чем!

Стану я одиноким и старым,

И судьба приплетется за мной,

Как Бетховен, в четыре удара,

Постучавши у двери входной.

В этот час, когда дверь моя скрипнет,

Я хочу умереть налегке,

Ощущая потертую скрипку

В потерявшей подвижность руке.

1987, Царское Село – Москва