«Они играют в известность, а говорят о деньгах» (Начало шоу-бизнеса)

Музыканты, писатели, художники и прочие творческие личности — они ведь как дети. Им требуются опека, помощь и поддержка. Рок-музыканты — скорее, как подростки. Они более задиристы и порой скандальны, но отеческая забота им тоже необходима. Отцами (а иногда матерями) рокерам служат администраторы, менеджеры, директора. Не важно, как называется в группе должность человека, который договаривается о концертах и записи альбомов, организует гастроли и заботится о том, чтобы творца ничто не отвлекало от его главного занятия.

Концертные менеджеры в Свердловске появились сразу, как только возник общественный интерес к музыке местных ансамблей. В посредниках между группами и танцплощадками особой нужды не было — обычно с директором клуба договаривался кто-то из самих музыкантов. Переговоры об игре на свадьбах (самый распространенный способ музыкального заработка) также велись напрямую. А вот для организации настоящих концертов уже требовался отдельный человек. В «ЭВИА-66» эти функции исполнял Марк Бергман, участвовавший в выступлениях ансамбля в качестве конферансье. «Эврика» сотрудничала с администратором Владимиром Белоглазовым, считавшимся одним из лучших менеджеров Уральского региона. Каждую пятницу ансамбль выезжал в область. За выходные давали три концерта. И в ночь на понедельник возвращались домой. Музыкантам доставалось по 4 рубля 11 копеек за выступление. На большее они рассчитывать не могли — коллектив был не аттестованный, музыканты имели статус самодеятельных артистов.

Администратором в «Сонанс» в 1979 году был приглашен Евгений Димов. Аргументами в пользу этой кандидатуры стали его знакомство с рок-музыкой и опыт фарцовки музыкальными инструментами. Но этого опыта оказалось недостаточно, чтобы продавать такую сложную музыку, какую играл «Сонанс». Именно Димов озвучил мысль о необходимости смены формата. «Сонанс» начал играть рок, коллектив распался на две части, Димов возглавил одну из них, став не только менеджером, но и ударником группы «Трек».

Другая половина, известная как «Урфин Джюс», первые месяцы пыталась пробиваться на сцену и к финансовому успеху самостоятельно, но у Александра Пантыкина это получалось не очень. В середине 1981 года возник Анатолий Королёв, сотрудник Верхнепышминского опытного завода, занимавшийся в ДК «Восток» дискотеками. Он работал с «Р-клубом», договариваясь об их выступлениях в техникумах и училищах. Его попытка организовать совместный платный концерт «Р-клуба» и «Урфина Джюса» закончилась не очень успешно. Концерт состоялся, но гонорар музыкантов, за вычетом всех расходов, составил по 40 копеек на человека. Тем не менее Анатолий продолжал считаться в Свердловске опытным рок-администратором. Эта слава дожила до 1984 года, когда он пытался опекать юный «Наутилус».

Нравилось возиться с рокерами и Геннадию Баранову. В 1981 году он, будучи директором студенческого клуба САИ, провел первый в городе рок-фестиваль, а спустя год переключился на работу с группой «Трек». В его послужном списке — организация концертов группы в Свердловске, гастролей в Ижевске и Москве.

Несмотря на то что в 1983 году рок-жизнь на большей части территории СССР на несколько лет почти замерла, «подводная деятельность» активно продолжалась. Концерты были крайне редки, значит, приходилось популяризировать свое творчество иными способами. Лидером здесь оказался «Урфин Джюс». Пантыкин, имевший особый талант не только к музыке, но и к самопиару, поставил дело на широкую ногу. Альбом «15» рассылался по стране сотнями экземпляров, а вместе с ним слушатели получали не только вкладку с песнями, но и «буклет» с краткой информацией о группе. Восемь машинописных листов, размноженных каким-то подпольным способом, содержали все необходимое: историю группы, дискографию, подробные анкеты музыкантов, поэта и даже технического персонала. Особо прелестен «раздел библиография», включавший перечень шести разгромных статей о творчестве «УД» с заголовками типа «Кому нечего сказать, тот громче всех кричит». Здесь же стояли и координаты фан-клуба «Урфина Джюса», под которыми скрывался почтовый адрес пантыкинской мамы. В квартиру на улице Челюскинцев приходили пачки писем, на каждое из которых подробно отвечали главный композитор и главный поэт группы. По мнению Владимира Назимова, «это была игра в шоу-бизнес, мы же тогда не имели никакого представления о том, что и как надо. Старались популяризировать «УД» любыми способами. Все делалось методом тыка. Впрочем, когда я через несколько лет оказался в Москве, понял, что и там о шоу-бизнесе очень смутное представление».

Многое изменилось, когда в 1986 году в Свердловске появился рок-клуб. Первые его концерты и выступления за пределами ДК Свердлова особых организационных усилий не требовали, гораздо больше времени занимали поиски и сбор аппаратуры, а также усилия, чтобы заставить ее зазвучать. А вот когда в январе следующего года свердловчане начали активно гастролировать по стране, обходиться без менеджмента стало невозможно.

Первым взялся за организацию гастролей Илья Кормильцев. Он не только договаривался с Молодежными центрами и Дворцами культуры в Казани, Куйбышеве, Перми и других городах, но и стал для рок-групп чем-то вроде дорожного менеджера. На Илью ворчали, если гостиница оказывалась холодной, а аппарат никуда не годным. Кормильцев отвечал и за бухгалтерию.

Первые легальные гастроли рок-клубовских команд дохода музыкантам практически не приносили. Принимающая сторона только в единичных случаях выплачивала грошовые гонорары по 3–4 рубля за концерт, которые в обязательном порядке пропивались. Обычно же организаторы оплачивали только дорогу, проживание и суточные.

Впрочем, и из этого правила бывали исключения. Приехавшим в Устинов (бывший и будущий Ижевск) «Коктейлю» и «Группе Белкина» задержали оплату командировки. Билеты обратно музыканты купили за свои, после чего денег на еду практически не осталось. Удмуртские коллеги ссудили их небольшими суммами, а также подкормили вареной картошкой с маринованными помидорами и домашним вином. Финансово ответственные удмуртские чиновники появились только к концу второго дня. Они предложили на всех 50 рублей наличными и 240 рублей почему-то наушниками. После ожесточенного торга Кормильцеву удалось выжать из них 250 рублей налом и те же наушники. Полученных средств еле хватило, чтобы отдать долги. Домой из гостеприимной Удмуртии 14 свердловчан улетали за свои. Позже выяснилось, что несчастные наушники им были положены и так, в качестве бесплатных сувениров. После этого случая уральские группы еще долго объезжали экономный Ижевск стороной.

«Группа Егора Белкина» на гастролях, 1987

Иногда гастрольные поездки оплачивал родной обком комсомола. Его финансовое участие в рок-клубовских делах принимало порой неожиданные формы. Нередко в кабинете Марата Файрушина раздавались звонки от коллег из других регионов Союза с просьбой прислать «Наутилус Помпилиус», причем за свой собственный, свердловский счет. Почему Бутусов и компания должны были радовать молодежь далеких областей за счет Свердловского обкома, просители не объясняли. Самое забавное, что иногда свердловчане соглашались, и «наутилусы» летели в какую-нибудь Сибирь фактически со своеобразными шефскими концертами.

Летом 1987 года многим стало ясно, что концертная деятельность может приносить хорошие деньги. Страна изголодалась по музыке, а неповоротливые филармонии удовлетворить возросший спрос были не способны. Простор для первых акулят капитализма, тогда скромно называвшихся кооператорами, открывался огромный. Спрос определил предложение, и свято место моментально заполнилось.

Первый концертный кооператив в Свердловске назывался «Контакт» и был зарегистрирован при Областном управлении культуры. Организовал и возглавил его Виктор «Патрон» Зайцев, человек в музыкальных кругах города известный. Еще в начале 1970-х вся «Туча» знала, что у Патрона можно купить практически любой западный диск. Позже он устроился не работу в училище имени Чайковского, возглавив кабинет звукозаписи. В начале 1980-х трудовая биография привела его в Областной научно-методический центр при Управлении культуры, где он, в частности, курировал рок-клуб и входившие в него группы. Опыт, как делать бизнес на «The Beatles», «Deep Purple», «Pink Floyd», у Зайцева уже имелся, а теперь появилась возможность зарабатывать на нынешних подопечных.

Первым мероприятием «Контакта» стала серия концертов «Наутилуса» в Свердловске и Березовском. Залы были набиты битком, полученная прибыль доказала правильность выбранного пути.

Комом вышел второй блин. «Контакт» привез в Свердловск московские «Звуки Му», причем ангажировав их сразу на восемь концертов. Тут он погорячился. Музыка Мамонова была известна только в узких кругах, а случайного меломана, клюнувшего на развешенные по всему городу афиши, шокировал Петин сценический образ. В результате на семи концертах зал был заполнен на треть. Аншлаг наблюдался только на специальном концерте для членов рок-клуба. «Свои» играли для «своих», и все было прекрасно. Неожиданные и печальные последствия эти гастроли имели для «Апрельского марша», базировавшегося в том же здании. Директор ДК Лаврова, видимо, получивший от многократного созерцания мамоновских ужимок и прыжков тяжелую душевную травму, с криком «Хватит с меня этих роков!» выгнал «маршей» на улицу.

Зайцев легко перенес неудачу со «Звуками Му» и стал организовывать концерты только проверенных гастролеров: «Филармония плакалась, что мы им срываем план, возим в Свердловск всех, кого только можно». Возмущались и партийные органы. Первый секретарь Кировского райкома КПСС Юрий Кочнев потрясал кулаками на VIII областном партийном пленуме: «Сегодня мы начинаем щедро отдавать в частные руки вопросы воспитания и культуры. В городе зарегистрирован так называемый кооператив «Контакт», который под флагом организации досуга явился конкурентом государственных органов и филармонии и занялся, сам не производя никакой творческой продукции, посреднической деятельностью в организации концертов, выплачивая артистам до 300 рублей за выступление (в 10 раз больше, чем государственные ставки), а зарплату своим работникам, по нашим подсчетам, — до 1000 рублей. Что звучит со сцены — за это кооператив не отвечает. Поэтому становятся возможными идеологически невыдержанные выступления типа московского барда Лозы в нашем Дворце культуры» (цитируется по газете «Уральский рабочий» 21.01.88).

Рок-клуб больше волновала деятельность «Контакта» внутри города. Кооператив активно сотрудничал с лучшими свердловскими группами, организуя их платные концерты. К концу года у Зайцева уже был неплохой аппарат, и он платил музыкантам солидные гонорары: «Грахов и Стерхов обвиняли меня, что я только деньги кую и музыкантов развращаю, хотя сами постоянно просили у меня по любому случаю аппарат». В клубе образовалась довольно внушительная фракция «антиконтактовцев», настроенных куда более радикально, чем правление. В вопросы, откуда берется звук на рок-клубовских концертах, они не вникали, зато постоянно рассуждали о «чистоте рок-н-ролла» и о том, что хищные кооператоры с их деньгами стараются эту чистоту запятнать.

Эти настроения нашли свое отражение в журнале «Марока». На обложку августо-сентябрьского номера помещен коллаж Ильдара Зиганшина. Обладатель руки с модными электронными часами пшикает в замочную скважину аэрозолем из баллончика с надписью «Контакт». Что за газ, что за дверь, чья рука — не очень понятно, но выглядит зловеще. Некоторую ясность вносит материал того же номера «Возмездие», написанный в жанре «страшного сна». В нем некоему концертному кооператору Виктору Дмитриевичу снится, что его, усыпленного газом из баллончика, похищают и, доставив за океан, приглашают на руководящий пост в корпорацию, занимающуюся шоу-бизнесом. Когда В.Д. дает свое согласие, его просят подтвердить решение делом и вводят в кабинет изможденных Умецкого, Савицкого, Калужского и Липницкого, скованных одной цепью. В. Д. нажимает на спуск новенького «Шмайсера» и в ужасе просыпается… Отправляясь организовывать тур ВИА «Аюшки» по сельским клубам, он обнаруживает, что под его дверью кто-то, как и вчера, нагадил…

Юмореска подписана Слипин Г. По словам редактора «Мароки» Леонида Баксанова, за этим именем скрылся Евгений Карзанов, в остальных случаях использовавший псевдоним С. Антивалютов. В подобном брезгливом отношении к кооператорам и начавшим хорошо зарабатывать музыкантам он был не одинок. Многие почему-то считали, что настоящий рок-н-ролл возможен только в условиях общей и равной альтруистической бедности. Больше других доставалось «Наутилусу». Доходы от концертов позволили его музыкантам уволиться с прежних мест работы, чтобы заниматься только музыкой.

Алексей Хоменко вспоминает: «Мы с «наутилусами» приезжаем с гастролей, а нас в рок-клубе встречают лозунгами примерно такого содержания: «Долой «НП» из рок-клуба. Они зарабатывают деньги на кристальной рок-н-ролльной идее!»» Чего больше было в этих «приветствиях» — искренности, с младых ногтей воспитанной классовой ненависти или банальной зависти, сегодня трудно сказать…

Явную неприязнь испытывали к богатеньким кооператорам власти. По городу регулярно ходили слухи, что «Контакт» закрыли, что руководство еще одной концертной фирмы, «Арго», — под следствием. Пионеров шоу-бизнеса это не пугало. В начале 1988 года «Контакт» затеял массовую вербовку под свою крышу групп, представлявших кассовый интерес. Например, 15 февраля председатель кооператива Черепанов посетил репетицию «Кабинета» и предложил музыкантам устроиться на работу в «Контакт», при полной творческой свободе получать в месяц от 200 до 400 рублей. «Контакт» брался обеспечить аппаратурой, базой, костюмами, сценографией. В перспективе обещали построить студию с умопомрачительной аппаратурой.

«Кабинет» на соблазны не поддался — у него уже завязывались деловые отношения с театром музкомедии, и еще одна официальная крыша ему была не нужна. У других групп не было такого надежного тыла, а Черепанов обладал телепатическим даром убеждения. На его уговоры поддались «Ева», «Флаг», Александр Холкин и московский «Мистер Твистер»… Правда, их трудовым книжкам не повезло. В 1988 году злоумышленники забрались в помещение кооператива и взломали сейф. Наверное, воры думали найти несметные миллионы, но там хранились только документы музыкантов.

В 1988 году в Свердловске действовали уже 16 концертных кооперативов. Но до групп быстро доходило, что, несмотря на наличие любых концертных организаций, государственных или кооперативных, у коллектива должен быть свой менеджер, отвечающий за все, в том числе и за отношение с официальным местом работы. В «Наутилусе» таким человеком стал Александр Калужский, летом 1987 года занявший пост их администратора. Концертов было много, работы еще больше, и Саша взял себе в помощники Константина Ханхалаева, своего сибирского приятеля. Дуэтом они проработали с «НП» до весны следующего года, когда их из коллектива «ушли». Некоторое время в «Нау» продолжалась административная неразбериха, и музыканты озаботились защитой своих коммерческих интересов.

В начале 1988 года Хоменко провел собрание коллектива, сказал, что пора вставать на новые хозрасчетные рельсы и самим зарабатывать деньги. Музыканты спросили: «Кто всем будет заниматься?» — «Виктор Зайцев». — «Да, этот зарабатывать умеет». На свет появился кооператив «Наутилус Помпилиус», фактически ставший наследником «Контакта». Зарегистрирован он был опять же при Управлении культуры. Поначалу Михаил Сафронов, управлявший областной культурой, и слышать не хотел про еще одну фирму под своим крылом — его достали претензиями к «Контакту». Решающим оказался примерно тот же аргумент, что и при создании рок-клуба: держа этих ребят при себе, их проще контролировать. Кооператив со звучным названием занимался самыми разнообразными видами деятельности: от выпуска сувенирной и печатной продукции до звукозаписи. Зайцев разворачивал бизнес, используя старые связи: «Управление культуры передавало нам на баланс такие здания в центре! Мы, дураки, отказывались! Музыканты отпихивались: «Зачем нам эти здания? А вдруг мы захотим из кооператива выйти?» Больше всех кричал Могилевский, который «НП» ни разу по собственной воле не покидал». Кооператив просуществовал всего полгода, до распада «золотого» состава «Наутилуса». Первым его покинул Бутусов, а последним вышел Кормильцев, как самый осторожный.

У других коллективов аппетиты были поскромнее, и собственная фирма им пока не требовалась. Финансовые и организационные вопросы решали их менеджеры. Иногда эти функции навешивали на человека, уже находившегося внутри команды. Например, администратором «Флага» стал один из основателей группы — поэт Александр Пьянков. Чаще директоров находили на стороне. Первым менеджером «Кабинета» был Вадим Крысов, «Чайфа» — Анвар Хабиров, «Отражения» — Женя Келина.

Иногда в администраторы попадали «по блату». Знакомая Николая Грахова, окончившая институт народного хозяйства, пожаловалась ему, что ей скучно на работе и хотелось бы чего-нибудь более творческого. Коля предложил ей попробовать себя в рок-менеджменте: «У нас в клубе есть две группы, которым нужны забота и опека. Одна из них более экспериментаторская, а вторая точно будет собирать полные залы». Знакомая предпочла вторую. Так Елена Чистова начала опекать «Агату Кристи». В «Апрельском марше» директорство стало общественной нагрузкой для звукооператора Виктора Холяна: «Менеджерство мое вынужденное. Меня к нему активно подталкивали, хотя мне всегда хотелось больше ручки крутить. Но группа настаивала: «Лишних людей нам не надо. Иди, занимайся организацией гастролей». Появилась записная книжка, которая стала обрастать разными контактами. Тусоваться на фестивалях с интересными людьми было увлекательно. А просто обзванивать города СССР — не очень. Музыканты хотели зарабатывать на жизнь собственной музыкой, а я в то время получал 120 рублей, плюс 15 процентов уральских, плюс премии. Поэтому сильно напрягаться с организацией гастролей мне не хотелось — зачем, если 15 % уральских и так платят. Но группа настаивала. Приходилось заниматься».

Примерно в этот же период «Чайф» обзавелся московским администратором. До этого некоторое время Шахрин был вынужден решать проблемы самостоятельно: «Когда внезапно вместе с деньгами исчез наш первый так называемый менеджер, мне самому каким-то непонятным образом пришлось взять на себя его функции. На первый наш концерт в Москве Саша Калужский привел Костю Ханхалаева. Они тогда вместе занимались «Наутилусом», и у «Нау» гонорар был 600 рублей за концерт, а нам платили 150–200. Наша музыка Косте дико понравилась: «я как будто на выступлении Брюса Спрингстина побывал». В то время как раз «Наутилус» от Костиных услуг отказался, и он предложил нам поработать вместе».

Ханхалаев, решивший ударить по Уралу, пригласил «чайфов» в буфет гостиницы «Измайлово». Джин «Beefeater» и крохотные бутерброды с красной икрой произвели на провинциалов неизгладимое впечатление. Вот она, настоящая жизнь суперзвезд! Конечно, контракт с Костей подписали.

Ханхалаев, оказавшийся очень приятным человеком и меломаном, с хорошим вкусом и широким кругозором, занимался «Чайфом» с 1988-го до середины 1990 года и сделал очень много. Группа стала регулярно появляться в столице. В начале Шахрин сотоварищи останавливались прямо у Кости дома и спали все вповалку на полу. «Потом он нас селил в чьей-то однокомнатной квартире на окраине Москвы. Судя по всему — этой квартирой пользовались какие-то спекулянты, потому что мы обнаружили полный холодильник красной икры, а шкафы были забиты коробками с новыми зимними импортными ботинками». Больших денег на «Чайфе» директор группы не зарабатывал, хотя и получал свою долю от концертов. В то время основным его бизнесом было размножение видеофильмов. Дома у Кости стояло много видеомагнитофонов, а на гастроли он брал с собой полную сумку кассет. В разных городах у него были клиенты, которые покупали все оптом. «Иногда пора уже вылетать, а у Кости дописываются кассеты, и он не может остановить видеомагнитофон. Внизу ждет такси со включенным счетчиком, мы прыгаем в него и мчимся в аэропорт»…

На первых порах администратором «Насти» работал по совместительству костюмер Игорь «Базен» Багаев, а с 1990 года директором группы стала Лена Вакулина: «После IV фестиваля ко мне подошли Настя с Егором и предложили поработать с ними. Но я тогда трудилась по распределению и не могла бросить службу. Только через год я согласилась».

К тому времени все музыканты «Насти» уже являлись профессионалами, то есть заработок от концертов стал основным источником их дохода. Нельзя сказать, что это были огромные деньги (в начале 90-х у некоторых уже сколачивались первые капиталы), но это значительно превышало зарплаты в госструктурах. В группе все получали заранее оговоренный процент от общего гонорара. Размеры этих долей устанавливала сама Настя. Учитывалось все — авторство музыки, текстов, аранжировок, вклад гитариста, барабанщика, звукоинженера. Последний обычно получал меньше, чем музыканты. Лена до сих пор не понимает, почему так страдали звукоинженеры. Пять процентов всегда шли в общую кассу группы. Они расходовались на оплату междугородних звонков, на покупку авиабилетов, на печать афиш, на фотосессии, на аренду репетиционной базы. Чуть позже, когда был зарегистрирован ЧП (частный предприниматель) и деньги стали приходить безналом на счет, из общей кассы платили зарплату бухгалтеру.

Елена Вакулина и группа «Настя»

Доля Вакулиной составляла 10 % от гонорара. Когда после первых проданных ею концертов в Красноярске и в соседнем Лесосибирске Лена пересчитала доставшуюся ей долю гонорара, она поняла, что это примерно столько же, сколько ее зарплата в облсовпрофе за месяц.

В «Апрельском марше» существовала другая схема распределения доходов. Платили всем поровну, но авторские заслуги учитывались при дележе общего пирога. Понятия «роялти» еще не знали. Поэта Женю Кормильцева просто считали полноценным членом группы, тем более что он не только писал тексты, но и участвовал в аранжировках и сочинении музыки.

Договариваться о концертах мешали вещи, сегодняшним музыкантам просто не понятные. Телефонные звонки были целой проблемой. Когда Настя и Егор снимали квартиру, они всегда искали вариант с телефоном. Их номер передавался по всей стране от организаторов к организаторам через сарафанное радио. Настя сообщала Вакулиной, что звонили, например, из Воронежа, где люди хотят устроить их концерт. Лена запасалась пригоршней монеток по 15 копеек, бежала к междугороднему телефону-автомату и вызванивала Воронеж, бросая в щель монетки каждые 30 секунд. Договаривались, что если все нормально, то воронежские организаторы перезвонят в назначенное время по домашнему телефону вакулинских знакомых. В оговоренный час Лена сидела у друзей и ждала звонка… 15-копеечные монеты тогда тоже были дефицитом. Лена собирала их в банку, а ее мама из Чимкента посылала дочери «пятнадчики» в посылках.

Даже при наличии телефонного аппарата надо было знать, куда звонить. Круг организаторов концертов был не очень широк. На всю огромную страну — несколько десятков, максимум полторы сотни человек. Их номера составляли главное богатство любого администратора. Очень много зависело от личных отношений. В 1989 году «Настя» участвовала в съемках программы «Чертово колесо» в Харькове, где Вакулина подружилась с Игорем Тонких и Сашей Лариным из фирмы «Фили». После этого Ларин при любой возможности приглашал группу «Настя» выступать к себе в «горбушку» (ДК имени Горбунова в Москве). Примерно такие же отношения сложились с киевскими антрепренерами Владимиром Месхи и Леонидом Ландой. Они очень любили «Настю», и естественно, что устроенный ими фестиваль «Мисс-рок Европа» просто не мог обойтись без участия Полевой…

После договоренностей с принимающей стороной до места концерта еще надо добраться, что не так-то просто. Страшные трудности возникали с авиабилетами — их постоянно не хватало. У Вакулиной была подружка Катя, которая работала в кассах аэропорта. Стандартная ситуация: группе нужно лететь на гастроли, требуется восемь билетов. Звонок Кате. Та рапортует, что в наличии есть только три. За оставшиеся пару дней до вылета Катя каким-то образом выцепляет еще четыре. Восьмого музыканта обещает в любом случае посадить в самолет. Группа едет в аэропорт, еще не имея на руках ни одного билета — они в кассе у Кати. Платятся деньги, семь человек идут на посадку. Восьмой ждет у окошечка кассы, пока Катя, уже после окончания регистрации, не снимет секретную обкомовскую бронь и чуть ли не в момент отъезда трапа от самолета запихнет последнего музыканта в салон. Самое странное — что такая схема работала. Случаев, когда из-за отсутствия билетов группа не могла вылететь в какую-либо точку Союза, не было.

Схожим образом проблемы решались и в столичных аэропортах. Шахрин не раз наблюдал магическое действие уговоров, подкрепленных купюрами: «Билетов в кассах никогда не было. Но Костя засовывал свое круглое очаровательное буддийско-бурятское лицо в окошко кассы, каким-то образом уговаривал кассирш, и они брали у него взятки. У меня в жизни бы не взяли, а у него — брали. Нас подсаживали в переполненные самолеты. Как-то в Харьков мы летели в темном отсеке Ту-134, сидя на запечатанных мешках с почтой и деньгами. Костя умел договариваться. В этом плане он был гениальный человек».

Дорога до пункта назначения — это даже не полдела, а лишь малая его часть. Главное — отыграть концерт и получить оговоренный гонорар. Деньги передавались только на месте. То есть группа летела на гастроли за свой счет. До начала 90-х «кидалово» встречалось редко. Большинство организаторов считали делом чести расплатиться. Иногда люди продавали свои вещи, только чтобы выплатить гонорар. Впрочем, бывало всякое. Могли и не заплатить — объясняли, что деньги уже кончились, а порой наоборот — концерты не состоялись, но гонорар выдавали без разговоров. Размер вознаграждения группы не зависел от количества проданных билетов. Выплачивался не процент от сбора, а фиксированная сумма, в зависимости от величины зала. Концерты в основном проходили в домах культуры на 600–800 мест.

Иногда гастроли оказывались под угрозой срыва из-за самих музыкантов. Тогда менеджеру приходилось решать задачи, далеко выходящие за рамки служебных обязанностей. «Настя» выступала в Красноярске зимой, на дворе было минус 35. Времена еще стояли горбачевско-трезвые, и купить что-нибудь для сугреву легально было крайне трудно. Гитариста Андрея Васильева и барабанщика Андрея Коломейца выручили сибирские бабушки, у которых сторговали бутылку водки. Чем сердобольные старушки разбодяживали сорокаградусный напиток, неизвестно, но последствия оказались плачевными. Ночью остальную группу разбудили звонкие звуки китайской речи из гостиничного коридора. Два Андрея сидели в холле и о чем-то увлеченно беседовали с китайским гостем. Музыканты говорили по-русски, а китаец на своем языке, но разговору это не мешало — видимо, гость из Поднебесной отоварился у тех же бабушек. Саммит братских народов разогнали, все отправились спать.

Утром Андреи проснулись с абсолютно квадратными головами, решили подлечиться остатками водки и пришли в полную неработоспособность. Пора уже было ехать в концертный зал. Вакулина силой усадила развеселившихся музыкантов в автофургон, причем они пытались взять с собой попавшегося на пути охотника вместе с ружьем и собакой. На полпути Коломеец вдруг заявил, что забыл в номере палочки. Кузов фургона с кабиной не сообщался, и на светофоре Лена выскочила, чтобы попросить водителя вернуться. Загорелся зеленый свет, машина поехала, и Лена полквартала семенила за ней следом. Когда, развернувшись, доехали до гостиницы, оказалось, что Коломеец на палочках сидел. В зале выяснилось, что играть сегодня оба Андрея не могут категорически. Их с трудом усадили в зал.

Ситуация складывалась критическая. В далекий Красноярск тогда гастролеры заезжали редко, и все билеты на концерт были проданы. В строю остались трое: Настя, Гришенков на клавишах и Шавкунов на басу. В последний момент, когда зрители уже заполняли зал, Вакулина придумала выход. Она объяснила заподозрившим подвох организаторам, что концерт будет проходить в модном в столицах формате «вопрос—ответ». Но только трепать языком было невозможно — несколько песен пришлось исполнить усеченным до невозможности составом. «Новые» аранжировки перекрывал громкий хохот — проснувшихся Андреев очень забавляло, как звучат знакомые песни без их барабанов и гитары. «Как нас не убили сначала зрители, а потом организаторы — непонятно, — удивляется Владислав Шавкунов. — Как Вакулина потом не задушила обоих весельчаков, вообще уму непостижимо».

Трения музыкантов с менеджерами происходили не только из-за плохих манер, но и из-за творческих разногласий. Директора мечтали, чтобы группа играла то, что хорошо продается, а рокеры хотели, чтобы директора продавали то, что им нравится играть. В разных коллективах верх одерживали разные стороны. Например, Ханхалаев настоял на обязательном присутствии проверенных хитов в каждом выступлении «Чайфа». Вроде бы вполне резонное требование, но если раньше сам Шахрин мог отказать публике в просьбах исполнить ее любимую песню (вспоминается его чуть раздраженный ответ на реплику из зала: ««Белая ворона» давно сдохла, и мы про нее больше не поем»), то теперь такое стало невозможно. Музыкантов порой с души воротило исполнять …цатый раз «Поплачь о нем» или чуть позже «Не спеши», но ничего не попишешь — законы шоу-бизнеса! Эти жесткие рамки несколько напрягали.

В «Апрельском марше» переспорили музыканты. Холян постоянно бодался с группой: «Вы хотите больше получать? Тогда пишите попсовую музыку». — «Нет, мы не хотим писать попсу». — «Но публика требует новые «Котлованы» и «Голоса». Вы будете писать еще такие же?» — «Нет. У нас есть много других хороших песен». — «Но за них мало кто готов платить». — «Хорош рассуждать, иди устраивай гастроли».

Виктор Холян, Сергей Чернышев и Сергей Елисеев

Заслуги Виктора «марши» по достоинству оценили спустя годы — большое видится на расстоянии. «Холян занимался нашей раскруткой на протяжении многих лет, постоянно получая кучу тумаков и незаслуженных обвинений, — говорит Евгений Кормильцев. — Он совал нас куда только можно, сводил концы с концами, договаривался с теми, с кем было надо, ругался с теми, с кем было не надо. Вел постоянную кропотливую и долговременную работу. Он был полноценным участником коллектива. Без его титанических усилий золотой период «Апрельского марша» никогда бы не наступил».

Сам Виктор, обобщая свой менеджерский опыт, рассуждал в 1991 году: «Основная работа директора: директор-импресарио. Он тратит деньги коллектива на поиски номеров телефонов и звонки по этим номерам с целью устроить где-нибудь выступление группы. Он же является и пресс-агентом коллектива: находит фото и сочиняет аннотации, рассылает их и демонстрационные записи по каким угодно адресам по всей стране, где есть надежда на выступление или рекламу. В момент поездки на гастроли директор — администратор: ищет билеты для поездки, собирает участников в стадо и везет его с места на место. В это время его головная боль — постель в поезде, доплата за перевес в самолете, хорошие номера в гостинице, гримерки во время концерта, питание личного состава, подъем по утрам и отбытие на репетицию и концерт, плюс горячительное по желанию членов группы.

В трудные моменты жизни коллектива директор — завхоз: ищет помещение для репетиций, аппаратуру для тех же репетиций и возможность ее чинить.

В еще более трудные минуты творческих застоев, личных неудач членов коллектива, а также одиночных и массовых запоев в дело вступает директор-психотерапевт и лечит, в зависимости от тяжести случая, отдельных героев либо весь коллектив.

Иногда жизнь порождает извращенные создания вроде директора-звукорежиссера. В принципе имеются усложненные, комплексные директора-продюсеры, крепко сжимающие руками пульс всей творческой жизни группы.

Из рассмотренных вариантов выживает лишь директор с минимумом обязанностей: администратор плюс импресарио либо отдельные выдающиеся личности с устойчивой психикой и беспредельным оптимизмом. Причем даже у таких отмечается наличие брани, крика и скандалов в отношениях с подведомственным персоналом, что, впрочем, является простым доказательством того, что коллектив живет, дышит и успешно развивается».

На жизнь доходов от концертов хватало, но на что-то большее — нет. Открылись границы, появлялось больше возможностей. Требовались новые инструменты, а они стоили дорого. Приходилось искать спонсоров, обивать пороги богатых людей и просто просить деньги. Многие входили в положение и помогали музыкантам, иногда, правда, выдвигая встречные просьбы. Например, на презентацию альбома «Невеста» группы «Настя» спонсор согласился дать денег, но попросил, чтобы в этом концерте принял участие его любимый «ДДТ». Вакулина смогла договориться, и презентация прошла при участии коллектива, находившегося тогда в ранге суперзвезд. Естественно, приезд Шевчука был оплачен дополнительно тем же спонсором.

«Агате Кристи» помогали деньгами завод «Вектор», производивший клавишные инструменты «Форманта», фирма «Технезис» и даже Фонд имущества Свердловской области. Поиском инвесторов Вадим Самойлов занимался самостоятельно: «Никто из нас уже не работал. Концертные деньги обеспечивали быт, но, чтобы нормально записать новый альбом, надо было сразу заплатить студии крупную сумму. Саккумулировать ее не всегда получалось, но дополнительные средства тогда было довольно легко находить. Появилось много первых коммерческих фирм, которые хотели раскручиваться».

Случались и осечки. Лена Вакулина очень расстроилась, когда потенциального благодетеля застрелили за сутки до того, как он должен был выделить средства на запись нового альбома. Деньги пришлось искать в других местах.

Появление качественных студий, предлагавших услуги профессиональной звукозаписи, — закономерный этап развития шоу-бизнеса. Кооперативная «Студия Наутилус Помпилиус» началась с восьмиканального магнитофона «Fostex», который «Нау» привез с гастролей в Финляндии. Первой записью, сделанной на нем, была «Клетка для маленьких» «Ассоциации». Потом аппаратура докупалась, студия росла. Стоявшие у ее истоков Зайцев с Хоменко договорились, что это будет проект вроде «битловского» «Apple», цель которого в первую очередь — помощь молодым. Были записаны Оля Лебедева, Саша Холкин, другие начинающие артисты. Вкладывались средства в их раскрутку…

В 1990 году, когда все музыканты покинули кооператив, Виктор Зайцев перерегистрировал фирму и, поставив в известность Бутусова, сменил название: «Была «Студия Наутилус Помпилиус», стала «Студия НП». Славу это не смутило, группу сокращенно называли «Нау», а нас — «НП»». Аббревиатуру стали расшифровывать как «Новые проекты». Студия делала упор на уральский музыкальный мир, хотя к ее услугам прибегали артисты из других регионов и Москвы. Несмотря на то что, по словам Зайцева, коммерческий потенциал у местных музыкантов был огромный, он их раскруткой заниматься не стал, сосредоточившись на звукозаписи и выпуске компакт-дисков.

Через несколько месяцев, когда на свободу вышел Александр Новиков, Алексей Хоменко и Виктор Алавацкий решили работать с ним. При разделе имущества «Студии Наутилус Помпилиус» им достался тот самый финский магнитофон «Fostex». С него опять началась новая студия, на этот раз она называлась «Новик-рекордс». По рассказам Хоменко, «музыканты приходили и кривили губы: «Всего восемь каналов? Это несерьезно!» — в Свердловске всегда с запросами все было в порядке. Но техники и возможностей становилось все больше, и уже уровень творчества многих музыкантов стал недотягивать до уровня студии. Мы постоянно находились в процессе притирки с артистами — отношения мозоли и ботинка…»

Примерно так же приноравливались друг к дружке исполнители и юный шоу-бизнес не только на Урале, но и во всей стране. В результате сложной и не всегда естественной эволюции сегодня мы имеем ту поп-культуру, что имеем. Разлапистую отечественную рок-музыку постарались втиснуть в не очень ладно скроенный ботинок российского шоу-бизнеса. Не влезавшие в тесную обувку «мозоли» просто срезали. Снова, как и 30 лет назад, коллективы, не вписывающиеся в общепринятые стандарты и лекала, пытаются самостоятельно дотопать до своего слушателя. История развивается по спирали…