«Я стою перед толпой. Вокруг совсем исчезли стены» (1987. Хроника)

В январе рок-клуб получил новогодний подарок — комсомол подогнал аппарат. Комплект концертной аппаратуры «Vermona» производства ГДР был маломощный и мог озвучить только небольшой зал, но это уже кое-что. По крайней мере, в родном ДК Свердлова техникам уже не приходилось ночь напролет пластаться за хороший звук. Добиться приемлемого качества удавалось за смешные 5–6 часов.

Правление рок-клуба подарку было радо. Кстати, в составе правления за девять месяцев работы произошли изменения. Оказалось, что заслуженной репутации художника или писателя недостаточно, чтобы руководить работой целого сектора. Оформителей возглавил Александр Круглов, который с летнего фестиваля активно участвовал в возведении декораций. Сектор информации доверили Сергею Фунштейну.

С первых дней нового года лучшие свердловские группы стали осваивать близлежащие регионы. Зимой-весной 1987 года редко выдавались выходные, когда в родном Свердловске имелись бы в наличии сразу все коллективы из большой тройки — «Наутилус Помпилиус», «Чайф» и «Группа Егора Белкина», — кто-нибудь из них наверняка был на гастролях.

В родных пенатах первым крупным событием стал фестиваль молодежной музыки «Время и мы». Арену цирка вечером 24 января заняли не клоуны и дрессированные собачки, а ансамбли политической песни, камерный молодежный хор и, до кучи, «Сфинкс» и «Каталог». Рок-группы резко выбивались из общего контекста. Аппаратик был слабенький, рассчитанный максимум на «Bandiera rossa», но уж не как не на запилы Коли Овчинникова из «Сфинкса». Не привыкший к большим залам «Каталог» для уверенности пригласил Белкина, который сыграл соло в «Блюзе взамен». Но это не очень помогло. Камерные песни Сычёва для огромного круглого зала с трапециями под куполом явно не подходили. Тем не менее, по результатам зрительского анкетирования, обе рок-клубовские команды разделили первое место. Кстати, любопытен Топ-5 ответов на вопрос «Любимый зарубежный исполнитель»: 1. «Modern Talking»; 2. «The Beatles»; 3. «Joy»; 4. «Pink Floyd»; 5. Си. Си. Кэтч. Вкусы молодежной внерок-клубовской аудитории отличались стилевым плюрализмом. Концерт снимало Свердловское телевидение. Через несколько дней он был показан по второй программе. Впервые свердловские рокеры пели с голубых экранов живьем, а не под фонограмму.

Вечером 6 февраля состоялся музыкальный радиомост «Бонн—Лондон—Москва—Ленинград—Свердловск—Черновцы». Для общения с мировыми столицами (и Черновцами тоже) в свердловской студии собрались Грахов, Бутусов, Пантыкин, Белкин и Файрушин. Сорок минут они слушали нудную беседу Москвы с Черновцами про брейк-данс, потом робко напомнили о себе. Оказалось, Москва про Урал вообще забыла. Спохватившись, столица спросила: «Правда ли, что на рок-клуб оказывается давление?» Грахов, подготовивший тезисы совсем на другую тему, растерялся, и инициативой завладел Пантыкин. Он отрапортовал всей стране, что «Урфин Джюс» жив и готовится к записи четвертого альбома, а сам Александр играет еще в десяти коллективах. Фоном для этого монолога служили вопли Бутусова «Бонн! Бонн!» и взывание Белкина «Стинг! Стинг!» Ошалевшая от такого веселья Москва поблагодарила и переключилась на Ленинград, где в студии ждал Кинчев. Стинг на связь так и не вышел…

13 февраля в актовом зале ДК МЖК встречались с молодежью Александра Пахмутова и Николай Добронравов. Обитатели Молодежного жилищного комплекса были обязаны принимать активное участие в общественной и культурной жизни микрорайона, поэтому до прихода прославленной творческой четы собравшихся развлекал местный дуэт. Недавно получивший квартиру в соседнем доме Шахрин и поддержавший друга Бегунов пели под акустику свои самые невинные песни. Естественно, что разогретая таким образом публика заставила Александру Николаевну отвечать и на вопросы о роке: «Рок существует, страшно сказать, уже четверть века… Он съел джаз… Лучшие песни Леннона—Маккартни для меня — непревзойденный образец… Я считаю, что политика запрещения — неправильная политика…» Творческая встреча закончилась хоровым исполнением под авторский аккомпанемент хита всех времен и народов «Под крылом самолета…»

В первый день весны прошла очередная творческая мастерская рок-клуба. Ее хэдлайнерами были «Ассоциация» и «Флаг». Могилевский с Петровым задумывали свой проект как чисто студийный, но по уставу рок-клуба для полноценного членства в нем необходимо было хоть одно выступление на сцене. Пришлось «Ассоциации» выкручиваться. Большинство инструментальных партий были специально записаны. На сцене стояли только Алексей за клавишами и с саксофоном да Алик Потапкин с гитарой (Петров рулил звуком из зала). Недостаток действующих лиц постарались компенсировать визуальными эффектами. На экране за спинами дуэта вычерчивал диковинные фигуры редкостный по тем временам лазер, а к двум песням Олег Ракович специально снял маленькие фильмы. Зрители весело смеялись над прогулками Могилевского по городу с мусорным ведром в руках, не понимая, что присутствуют на премьере первых в Свердловске настоящих видеоклипов. Правда, было их всего два — маловато для исполненного полностью альбома «Угол». Но зрители знали все песни наизусть и принимали их очень тепло — «Ассоциацию содействия возвращению заблудшей молодежи на стезю добродетели» уважали в рок-клубе не только за самое длинное в мире название.

Истосковавшийся по сцене за полгода бездействия «Флаг» с блеском реабилитировался. Новые песни прошли на ура. Группа рубилась так отчаянно, что сидевший за столом худсовета Полуэктов шепнул Пантыкину: «Вот кого надо на фестивали в Москву посылать», чем уязвил лидера покойного «Урфина Джюса» в самое сердце. Не обошлось без мистики. На финальном номере «Мы из СССР» трижды вырубалось электричество, и закончить «флаговский» гимн удалось только с четвертого раза.

Проездом из Перми завернул в рок-клуб «Город» из Новосибирска. Черная кожа, куча шипов, яростные запилы, в общем, полный Heavy Metal. Публика поначалу с удовольствием слушала сибирских «Скорпионов», но, когда на третьей песне длинноволосый хаер случайно сполз с коротко стриженной головы вокалиста, по залу пошли смешки. Окончательно добили программу затянутые соло всех инструменталистов. Они были хороши, но смотрелись так же искусственно, как пресловутый парик. «Город» проводили довольно жидкими аплодисментами.

Еще на мастерской выступили «Солярис» и «Метро». Обе группы старались выглядеть лучше, чем прошлым летом, но им это не удалось. Однако если Володя Кощеев даже после повторной неудачи сумел собраться и вывести «Солярис» на качественно новый уровень, то Аркадий Богданович свое «Метро» закопал окончательно.

К своему дню рождения рок-клуб стал готовиться загодя — 14 марта ему исполнялся ровно год. Решили устроить смотр передовиков и пригласить гостей из разных концов страны — «Калинов мост» из Новосибирска и «Алису» из Ленинграда.

Кинчева сотоварищи на Урале знали хорошо. По магнитофонам уже два года ходил их альбом «Энергия», да и те, кто посещал ленинградские фестивали, рассказывали об их выступлениях в восторженных тонах. Сибиряки были темными лошадками. Их пригласили, доверяя рекомендациям Кинчева, которому понравилось их выступление в Питере. «Калинов мост» попросился выступить дважды. Гостям пошли навстречу и перед большим вечерним юбилейным концертом устроили дневной, на котором играл только «Мост». Никто не знал, с чем едят этих гастролеров, и билеты на дневной концерт шли в нагрузку к вечерним.

В 14.00 зал ДК Свердлова был заполнен дай бог на две трети, но «Калинов мост» это не смутило. Они быстро растопили настороженный холодок публики. Их программа тогда более ритм-н-блюзовая, нежели фольклорная, раскачала зал. У тех, кто вслушивался в слова, вызывали недоумение мелькавшие кое-где антисемитские нотки и попытки радения за чистоту родной культуры с помощью заокеанской музыки. Но в целом «Калинов мост» понравился.

Вечерний концерт открылся кинопоказом. Снятые Алексеем Балабановым «Советский Урал» № 13 и короткометражка «У меня нет друга» смотрелись уже как исторические ленты из Госфильмофонда. Затем выступили рок-клубовские звезды, игравшие по 10–15 минут. «Каталог» сделал рискованный шаг, сыграв три новые песни. Получилось как-то неуверенно, удачно прозвучала только «Про дядю Витю», трогательно спетая Славой Андроновым. «Чайф» решил не оригинальничать и выдал пятерку проверенных хитов. «Ободранного кота» Шахрин посвятил худсовету. В это время за кулисами разгорался небольшой скандал. Грахов пытался запретить Бутусову исполнять незалитованных «Скованных одной цепью», но безуспешно. «Наутилус» презентовал землякам запрещенную песню и новый хит «Отход на север», а также впервые продемонстрировал на родине, как он звучит с живыми барабанами.

«Калинов мост» приветствовали уже как добрых друзей. Зал восторженно взвыл после строчки «Наша матерь — Сибирь, а Урал нам отец». Дима Ревякин под впечатлением теплого приема увлекся и так затянул программу, что даже его звукоинженер стал из-за пульта показывать ему скрещенные руки — мол, хватит. Зрители уже подустали и начали скандировать «Алиса! Алиса!». Когда сибиряки покинули сцену, Илья Кормильцев в кулуарах сравнил их выступление с товарным составом, следующим из Москвы во Владивосток, настолько оно было затянуто.

«Алиса» подстраивала звук уже перед взведенной до предела публикой. Питерцы не обманули ожиданий и начали с программного номера «Мы вместе». Зал с готовностью встал на уши и с восторгом встречал не только каждый звук кинчевского голоса, но и каждое движение его алого шарфа, которым он размахивал над головой. «Время менять имена» завершала программу, и на этом номере вышел Могилевский, сыгравший соло на саксофоне. «Алиса» ушла было со сцены, но публика вытащила ее на бис, заставив исполнить два рок-н-ролла. Под них танцевали уже все, кроме членов худсовета.

После концерта сборная из гостей и хозяев переместилась в клуб Арха, где начался гудеж. Под утро бурное празднование перекочевало в гостиницу обкома профсоюзов, где поселили гастролеров. Отель был общажного типа, с длинным коридором во весь этаж, в одном конце которого находилась комнатка дежурной, а в другом — туалет. На рассвете утомленный Кинчев перепутал направления и очень живописно продемонстрировал обалдевшей дежурной то, чем он закусывал в эту веселую ночь. После такого конфуза всех музыкантов выселили из гостиницы досрочно. «Алиса»-то не пострадала — группа улетала домой рано утром. А вот половине «Калинова моста» пришлось еще целые сутки искать приюта у гостеприимных свердловчан.

Спустя несколько дней, 19 марта, собрался худсовет для ставшего уже будничным процесса литовки. Но Евгений Зашихин неожиданно придал этому рутинному заседанию остроту и скандальность. Он был оскорблен песней «Чайфа» «Ободранный кот», которую Шахрин посвятил худсовету. Евгений сказал, что работать цензором ему не нравится, что он не хочет наживать себе врагов ни среди рокеров, ни среди властей. «Литовать нужно все, — заявил Зашихин. — Любая встреча группы со слушателями, даже провальная, — это лучшее средство воспитания».

После бурного обсуждения было решено передать функции литовки администратору рок-клуба Александру Калужскому. Сбросивший груз с души Зашихин на радостях залитовал почти все тексты, скопившиеся в его папке. Разрешение играть свои песни получили «Каталог», «Кабинет», «Степ», «Флаг», «Урфин Джюс» и «Наутилус». Правда, две песни «Нау» («Скованные» и «Отход на север») Зашихин литовать все-таки отказался. Бутусов предъявил паспорт, пытаясь доказать, что крамольная строчка «Я внебрачный сын октября» — это о нем, родившемся 15 октября. На Зашихина документ впечатления не произвел: «Ты думаешь, я ничего не понимаю? Ясно же должно быть, что можно, а что нельзя».

Литовку двух этих песен через несколько недель подписал уже Калужский. Администратор рок-клуба разрешал все, кроме явной порнографии и антисоветчины. Было ясно, что эти бумажки с печатью — пустая формальность, но группы продолжали носить свои машинописные тексты в клуб. Литовки на всякий случай приберегали для глухих мест, куда новости о перестройке еще не дошли. Где-то через год надобность в подобных документах полностью отпала и слово «литовка» в музыкальном своем значении окончательно перешло в разряд устаревших.

Весной 1987 года худсовет рок-клуба фактически упразднили, чем Грахов был очень доволен: «Мы сами распустили худсовет, когда поняли, что он уже изжил себя. Литовки потеряли всякий смысл. Государственная машина разваливалась прямо на наших глазах».

Благодаря новому витку свободы концертная жизнь в Свердловске еще более активизировалась. В чес по домам культуры и окраинным клубам включились новые коллективы: «Отражение», «Солярис», «Коктейль», «Степ». Больше других разошелся застоявшийся «Флаг» — он усердно бомбил заводские и спальные районы Свердловска, и у него быстро сформировалась группа преданных поклонников. Учащиеся ПТУ, которые составляли основной костяк «флаговских» фанатов, кочевали вслед за группой из клуба в клуб и с неизменным упоением внимали курзановским речевкам, в которых «революция» рифмовалась с «поллюцией».

В конце марта был избран новый секретарь обкома ВЛКСМ. Чуть ли не первым делом Виктор Басаргин отправился в рок-клуб. Знакомство получилось смазанным — невежливые рокеры закидали высокого гостя неудобными вопросами и ехидными репликами. Надо отдать должное Басаргину, он не обиделся. Отношения комсомола и рок-клуба продолжали оставаться почти дружескими. Обком выступал соорганизатором и спонсором большинства рок-клубовских начинаний.

Встреча с активом Рок-клуба в ДК Дзержинского, май 1987

25—26 апреля зал ДК Свердлова опять оккупировали рокеры для очередной творческой мастерской. «Апрельский марш» предъявил публике нового вокалиста — оперно-баритонистого Михаила Симакова — и новую программу, через неделю записанную как альбом «Апрельский марш-I». И группа, и новые песни заметно прогрессировали со дня фестивального выступления. Публика встречала группу гораздо теплее, чем десять месяцев назад. Последний номер «Пока его никто не видит» Гришенков посвятил выходившей следом группе «Инструкция». Тюменские гости заранее объяснили правлению, что будут делать жесткое шоу с битьем бутылок и другими «смелыми» телодвижениями. Грахов дал добро: «Мой принцип был — пусть расцветают все цветы. Я только потребовал, чтобы стекло битое со сцены убрали». Но шоу «Инструкции по выживанию» оказалось совсем не агрессивным. По сцене таскали стремянку, на которую несколько раз залезал с микрофоном вокалист Роман Неумоев. Притащили железное корыто и несколько бутылок с водой. Над корытом некая девушка нагнула идеолога тюменского панк-рока Славу Немирова и помыла ему с мылом голову. Потом бутылки действительно разбили, но совсем не по-панковски — аккуратненько над самым корытом, чтобы ни одно стеклышко мимо не улетело. Уральской публике происходившее на сцене явно нравилось. Финальная песня «Посвящение Крученых» в стиле регги вызвало бурные аплодисменты.

Весельчаки из архитектурного института Терри и Корнет, уже выходившие на сцену в составе фестивального кордебалета «Наутилуса», теперь, взяв третьим Женю «Пигса» Малышева, выступили как акустическое арт-кич-трио «Вафельный стаканчик». Песни из студенческих капустников были не более чем забавны, но парней из арховского СТЭМа в рок-клубе любили и встретили тепло. Альбом панк-фолк-рок-группы «Водопад имени Вахтанга Кикабидзе» с триумфом шествовал по свердловским магнитофонам уже пару месяцев, и все с нетерпением ждали их сценического дебюта. Но сами «водопады» узнали о мастерской лишь за три дня и успели подготовить всего две песни. Рукоплескания, которыми их наградил зал, можно было считать авансом.

Воскресный концерт открыл «Пролог», оказавшийся «Кунсткамерой», но без Богатикова. Вместе с Юрой куда-то исчез и былой металлический скрежет, стали лучше слышны партии инструментов и голос Леши Пахнутова. «Пролог» сыграл довольно стандартный арт-хард, который по сравнению с тем, что исполняли эти же музыканты всего полгода назад, казался просто легкими песенками. Группа «МТ» выступила в том же составе и, казалось, с той же программой, что и в августе. Аудитория отреагировала и на новую музыку «Пролога», и на старый бит «МТ» одинаково прохладно. А вот «С-34» смогли зал расшевелить. Братья Пучковы учли фестивальные ошибки и сыграли гораздо более жесткую программу. Агрессивная волна с запоминающимися мелодиями и пафосным вокалом многим пришлась по душе — недавнее выступление «Алисы» впечатлило не только «С-34». «Экипаж» играл арт-рок, иногда отдававший джазом. Играл хорошо, но скучновато. Разогретая предыдущим выступлением публика быстро скисла. «Черная лестница» сперва вроде бы исправила ситуацию, зарядив зрителей своей энергией, но к концу затянутой программы зал начал пустеть. У тех, кто досидел до конца, уважение вызвал басист «Лестницы», все 40 минут простоявший на полусогнутых ногах.

Это была последняя творческая мастерская, на которой выступали группы из рок-клубовского «Топ-10». Худсовет был упразднен, и коллективам с именем больше не было нужды в прослушиваниях и разрешениях. У них уже имелись все возможности для нормальной концертной деятельности в Свердловске и за его пределами.

«Наутилус» в первой половине года выступал на родине реже, чем другие. Значительную часть уик-эндов занимали гастрольные поездки. Концерты дома происходили только по особенным поводам. 17 апреля таким поводом стали ночные съемки эпизода фильма «Зеркало для героя», который снимал Владимир Хотиненко, выпускник архитектурного института и бывший музыкант свердловского ансамбля начала 1970-х «Машина времени». 3 мая «НП» сыграл на благотворительной акции с участием свердловских рокеров. Сборы от концертов «Наутилуса», «Группы Егора Белкина», «Чайфа», «Флага», «Отражения» и «ОТК» передали в детские дома Свердловска. Рок-клуб впервые пустили во Дворец молодежи, в котором из 1380 мест не осталось ни одного свободного. Именно в тот день состоялась премьера песни «Я хочу быть с тобой», ставшей одной из вершин лирики «Нау». Некоторые восприняли ее как обращение Бутусова к своей супруге, хотя, по словам Евгения Зашихина, Кормильцев вкладывал в текст совсем другой смысл: «Илья утверждал, что все неправильно понимают «Я хочу быть с тобой». Он, когда сочинял, писал «Тебя» с большой буквы: «Пьяный врач мне сказал, что Тебя больше нет…» При таком написании сразу возникают другие субъектно-объектные отношения, исчезает девушка, и появляется Бог».

11—12 мая «Наутилус» дал четыре совместных концерта в ККТ «Космос» с ансамблем «Extra Band» из западно-чешского Пльзеня. Музыканты из-за границы, пускай даже из города-побратима, — редчайшее зрелище в закрытом Свердловске. До них на местную почву ступала нога всего одного импортного рокера: в 1975 году Дэвид Боуи, путешествовавший на Транссибирском экспрессе, полчаса разминал ноги на перроне станции «Свердловск-Пассажирский». Чешские профессионалы в полосатых лосинах играли замшелый хард-рок. «Нау» сделал их на раз — это признали не только зрители, но и импресарио чехов Зденек Роучка.

В последние три дня мая на сцене ДК УЗТМ прошел II фестиваль рок-клуба. В ночь после его закрытия дорожные указатели, газетные киоски и даже балконы на первых этажах в районе ЖБИ украсили огромные надписи «Наутилус», «Чайф», «Настя», «Белкин» и «Умецкого люблю!». Районные власти обвинили в такой наглядной агитации рок-клуб. Шахрин отшучивался, что это он спер на стройке ведро краски, а рисовал Бутусов, вспомнивший свою основную профессию. Нерасторопность местных ЖЭКов сделала эти граффити привычной деталью местного пейзажа.

Жарким летом 1987-го гастрольная активность заметно спала — группы традиционно занялись новыми альбомами. «Агата Кристи» успела засветить дебютный «Свет» еще в мае, а остальные премьеры растянулись на все летние месяцы. «Отраженцы» что-то творили в своей закрытой зоне. «Водопад» организовывал в Верхотурье «Первый всесоюзный панк-съезд». «Чайф» заперся в подвале фабрики «Уралобувь», где ваял сразу два альбома.

Группа махров, объединенная пантыкинским лозунгом «Надо девочке помочь!», записывала дебютный альбом Насти Полевой. Материал был вчерне готов уже больше года и демонстрировался на обоих фестивалях. С зимы над студийной аранжировкой песен бились Белкин, Пантыкин, Хоменко и Гришенков. В середине июня все было готово. Рекорд-сессия проходила в подвальном этаже главного здания университета в отделе технических средств обучения, где кабинетом звукозаписи руководил Леня Порохня. Егор получил разрешение ректората, и работать можно было легально, но только в дневное время. Это не устраивало большинство музыкантов — в светлое время суток они были заняты своими собственными делами. Приходилось зависеть от настроения сторожей на вахте, а иногда проникать в «студию» через подвальное окно. Порой в здание УрГУ заходили ночные милицейские наряды — просто так, погреться и поболтать со сторожем. «Добрый» сторож тут же звонил в ТСО, чтобы там воцарялась тишина, и затаившиеся музыканты ждали окончания шухера. «Злой» сторож не предупреждал — он сам гонял рокеров почем зря.

Настя Полева. Фото Дмитрия Константинова

В такой творческой атмосфере почти весь июль напряженно работали сама Настя, Белкин, Пантыкин, Шавкунов, Хоменко, Назимов и Могилевский. Все они относились к работе серьезно и не позволяли внешним неудобствам влиять на качество записи. «Писали все инструменты одновременно, — вспоминает Владислав Шавкунов, — работали практически вживую. Если кто-то лажал, приходилось переписывать всю песню целиком. В четырехэтажный лестничный пролет положили динамиком вверх колонку, а сверху подвесили микрофон — пытались добиться эффекта эха». В одну из ночей затащили в подвал университета Сашу Калужского, который проорал в микрофон английские реплики «голоса врага» в «Тацу». Все работали ночи напролет, но с удовольствием: дело продвигалось быстро, и результат явно получался достойным. Ощущение общего успеха повышало настроение всем, и в первую очередь самой Насте: «Тогда была очень романтическая эпоха. Все помогали друг другу, участвовали в параллельных и пересекающихся проектах. Все понимали, что живут в такое волшебное время, когда их занятие музыкой, вовлеченность в любой процесс отодвигают куда-то вдаль эту страну, этот быт. Все ощущали, что творится что-то самобытное, неповторимое. Все ходили счастливые и окрыленные от своей причастности к этой музыке. И, как оказалось впоследствии, этот период стал самым светлым воспоминанием в жизни очень многих». 31 июля альбом «Тацу» был презентован узкому кругу друзей в клубе Арха.

От напряженной работы над записью ее участники отвлеклись лишь единожды. 1 июля все они (и не только) смотрели трансляцию из Латвии со Всесоюзного конкурса молодых исполнителей эстрадной песни «Юрмала-87». Такой интерес к телевизионной попсе неслучаен. В этот вечер на сцене концертного зала «Дзинтари» выступала Оля Арефьева. Недавняя солистка свердловской рок-группы «Раут», студентка музыкального училища исполняла песню «Кто ты?», сочиненную Александром Пантыкиным на стихи Аркадия Застырца.

По словам однокурсника Ольги, Владимира Петровца, директор музучилища Владимир Турченко не разрешал студентам участвовать в эстрадных конкурсах, боялся, что, если кто-то неудачно выступит, ему нагорит. Арефьева победила в региональном отборочном конкурсе, но смогла прорваться в Юрмалу только после изнурительных согласований и прослушиваний. 1 июля во дворе частного дома ее соучеников Нифантьевых за Ольгу болел весь курс, во главе с преподавателем Валерием Куцановым.

В Юрмале царила очень нервная обстановка, репетиций почти не было. Уже в последнем туре перед самым выходом на сцену Ольга, подгоняемая и понукаемая суетливыми организаторами, от волнения чуть не потеряла сознание. С высокой температурой, накачанная лекарствами и буквально вытолкнутая на сцену, она все-таки спела перед многомиллионной телеаудиторией, но не так, как могла бы. Поэтому она стала только дипломантом, а не лауреатом.

Когда Оля вернулась в Свердловск из Юрмалы, ей показалось, что никто из коллег про ее успех не знает. «Я тогда написала очень красивую песню «Господи!» для спектакля «Преступление и наказание» от лица Сонечки Мармеладовой и обращалась к разным музыкантам за помощью в ее записи. Обещали одни и другие, но в итоге жестко динамили, так никто и не помог».

Не нашла отклика Ольга и в ДК Свердлова. «Рок-клуб не был заточен под таких, как я. Там считалось, что рок-группа должна быть с барабанами, басом, а девушка с акустической гитарой — это, наверное, к бардам. На то, чтобы самой собрать группу, у меня тогда не было ни силенок, ни знакомств, ни технических знаний. Я тогда еще не знала, что я в первую очередь автор. У меня получалось писать не за счет профессионализма, а за счет окошка в темечке. Я не выдумывала мелодии. Я была хорошей антенной. Я ловила и записывала ангельские звуки».

В то лето на эстрадных исполнителей рокеры заглядывались исключительно по экономическим причинам. На ниве перестройки стали заметны всходы свободы не только информационной, но и финансовой. Появились первые кооперативы, большие деньги стали возможны не только в заокеанском мире чистогана, но и в стране Советов. Звезды эстрады уже вовсю катались по стране, получая не смешные тарифные ставки, а вполне солидные гонорары. Популярность рок-групп в 1987 году была вполне сопоставима со славой поп-музыкантов. Рокерам стало неуютно в их любительском статусе, захотелось зарабатывать на жизнь тем, что они любили и умели делать, — творчеством.

31 июля представители нескольких рок-клубовских групп во главе с Калужским и Хоменко нанесли визит в Свердловскую филармонию. Они хотели узнать о возможности тарификации, получения профессионального статуса и дальнейшей работы под официальной крышей. Разговор получился конструктивным, но перспективы перехода музыкантов-любителей на профессиональные хлеба остались туманными. Золотых гор филармония не обещала, а отблеск этих сверкающих вершин уже был ясно виден из-за кооперативного горизонта. Прогадать рокеры не хотели, и поэтому их визит в филармонию остался без последствий.

Новый сезон рок-клуба открылся 10 сентября. Концерта по этому случаю не было — прошло обычное собрание. Грахов зачитал открытое письмо главного редактора «Мароки» Леонида Баксанова, где тот, опасаясь попыток концертных кооперативов соблазнить музыкантов большими деньгами, призывал не допустить «распродажи рок-н-ролла по частям». В этом письме нашли отражение страхи особо рьяных борцов за чистоту отечественного рока. Отдельные представители околомузыкантской общественности почему-то считали, что настоящее искусство возможно только в условиях полного альтруизма. В их картинке мира, где музыканты, обнявшиеся с малочисленной продвинутой публикой, хором распевали высокохудожественные песни, деньги отсутствовали напрочь. Материальные проблемы самих творцов их при этом не интересовали. У рокеров был совсем другой взгляд на монетизацию своей музыки.

24—26 сентября состоялись первые концерты «Наутилуса» в родном городе, за которые музыканты получили деньги. Это было мероприятие кооператива «Контакт», организованного при областном правлении культуры Виктором Зайцевым. Концерты проходили в ДК имени Дзержинского в модном формате «Музыкального ринга»: песня, пара вопросов из зала, ответы музыкантов, песня и т. д. Большинство вопросов были заранее заготовлены «рефери» — ведущим концерта Александром Калужским, сменившим ставку администратора рок-клуба на амплуа менеджера «НП». Три концерта удовлетворить спрос публики на местных рок-звезд не смогли, и 27 сентября состоялись еще два «ринга», уже в городе-спутнике Березовском. 10 октября пара музыкальных поединков опять прошли в Свердловске, в ДК «Урал». И снова все билеты на них были раскуплены всего за несколько часов. За канатами без билетов остались толпы зареванных болельщиц.

Эти концерты не имели никакого отношения к рок-клубу, даже билеты на них распространялись только через кассы. Николай Грахов понимал, что, несмотря на аншлаги и успехи, рок-клуб как организация в старом виде пережил себя. Несколько раз на общих собраниях и заседаниях правления он предлагал закрыть клуб и пытался подать в отставку. Его не отпускали. Надо было искать новые формы существования. Николай осознавал, что наступает эра шоу-бизнеса, с которым рок-клубу будет тяжело тягаться: «Когда появились кооперативы, занимавшиеся платными концертами, передо мной стоял выбор: пойти по пути коммерциализации или нет. Я решил, что рок-клуб — это общественная промоутерская организация, а концертами за деньги может заниматься кто угодно. Чем больше будет концертных организаций, тем лучше. Наша задача — проводить фестивали, заниматься пропагандой и оказывать поддержку молодежи. Я сознательно ограничил наши функции и не стал уходить в коммерцию».

Николай знал, что схожие проблемы встают и перед рок-клубами других городов. Необходим был коллективный мозговой штурм для оценки ситуации с рок-музыкой в стране и обсуждение перспектив ее развития. Собрать организаторов рок-движения со всех концов СССР, на первый взгляд, представлялось полнейшей утопией. Решить сложнейшую задачу организации съезда неорганизующихся по определению рокеров, причем так, чтобы это не напоминало «Всесоюзный панк-съезд» из недавно прогремевшего альбома «Водопада», было под силу только свердловчанам. И дело не только в географической равноудаленности от разных концов необъятного СССР. Свердловский рок-клуб и поддерживавший все его начинания обком комсомола уже не раз проводили масштабные мероприятия, удивлявшие четкостью своей организации. Всесоюзный съезд рок-клубов, носивший официальное название «Семинар Свердловского областного клуба рок-музыки», был намечен на 17 октября.

Закипела работа, в которой Грахову активно помогал «свежий» человек — новый администратор рок-клуба Рудольф Стерхов. В августе 1987 года он приехал поступать в Уральскую консерваторию. В родном Ижевске он оставил свои детища — группу «Рок-артель» и местный рок-клуб. С лету поступить Стерхову не удалось, экзаменаторы посоветовали еще годик позаниматься, и он решил остаться в Свердловске. Требовалось найти работу. Неплохо знавший Рудольфа Пантыкин порекомендовал ижевского музыканта с организационными навыками на освободившуюся ставку администратора рок-клуба: «Я не верил своему счастью! Не просто оказаться в Свердловске, бывшем для меня Меккой рок-музыки, но и очутиться в эпицентре музыкальной жизни! О таком я не мог даже мечтать!» После короткой беседы с Граховым Рудольф был утвержден в должности и с первого октября приступил к обязанностям.

Рудольф Стерхов

Приглашения на семинар уже были разосланы в десятки городов страны. 16 октября начали прибывать делегаты. В аэропорту и на вокзале их встречали специальные автобусы, на которых они первым делом отправлялись в обком ВЛКСМ. Там посланцам рок-клубов возмещали командировочные расходы. Многие удивлялись — такая благожелательность комсомола к рокерам в некоторых регионах казалась немыслимой. Затем делегаты из 26 городов, а также куча журналистов из центральных, местных и подпольных изданий чинно переместились на турбазу «Селен», где и проходил съезд-семинар.

Собрание получилось разношерстным и слегка напоминало Сухаревскую конвенцию из «Золотого теленка». Если с представителями Ленинграда Николаем Михайловым, Анатолием «Джорджем» Гуницким многие были знакомы, то посланцев от Душанбе или Винницы не знал почти никто.

Первое заседание открыл Грахов. В своем докладе он обрисовал кризис движения рок-клубов на примере Свердловского. По его словам, на момент семинара существовало четыре разряда любительских групп: условные «профессионалы», те, для кого музыка была не более чем хобби, молодежь 16–18 лет и «мертвые души», существовавшие только для получения билетов на концерты. Первым рок-клуб был уже не нужен, последние не нужны были клубу. Молодежному музыкальному объединению срочно требовалось отыскать новый смысл жизни. Николай обозначил и второстепенные задачи — общий журнал и всесоюзный рок-фестиваль.

Гости начали делиться проблемами. Количество и масштаб проблем сильно зависели от масштаба города и количества рок-групп в нем. Представители рок-провинции жаловались на отсутствие аппаратуры, на глухоту, а то и на прямую враждебность местных властей. Детковский из Риги сетовал на национальные проблемы. Представитель Минска докладывал, что в США белорусские эмигранты грозятся выпустить пластинки советских рок-групп. Посланец из Красноярска жаловался, что местный Союз композиторов старается сделать Сибирь зоной без электрической музыки, но они, при поддержке местного комсомола, изо всех сил сопротивляются. Душанбинец и уфимец честно признались, что в их городах рок-клубов вообще нет, но им очень хочется, чтобы они появились. Зато в Туле рок-клубов существовало аж четыре, правда, во всех вместе числилось всего шесть групп. Порадовали соседи из Перми: «Полгода назад мы открыли рок-клуб — везде есть, почему у нас нет? Правда, собственных групп в нем не числилось, поэтому на открытие пригласили гостей. Хотели позвать «Нау» и «Чайф», но нам запретили, сказали — они фашисты. Зато сейчас у нас есть целых две группы: «Дом» и «Катарсис»…» На этом фоне выигрышно смотрелся Олег Носков из Тольятти. Его рок-клуб был учрежден «АвтоВАЗом», имелись семь ставок, две полставки и даже валютный счет. Правда, групп было всего семь. Зато они шефствовали еще над двадцатью ВИА. Представитель Хабаровска, по совместительству — инструктор горкома партии, отрапортовал, что у них все хорошо — все металлисты некурящие, непьющие и зачислены в рок-клубовский оперотряд. Не хватало далекому Хабаровску только информации о других рок-клубах.

Делегатов рок-столиц волновали совсем другие вопросы. Трое москвичей, представлявших три организации разной степени официальности, здесь, как и дома, собачились между собой. Президента ЛРК Колю Михайлова беспокоили легализация самиздатовских журналов, охрана авторских прав и международное сотрудничество. Николай Мейнерт из Таллина сетовал, что концертов слишком много и билеты не всегда расходятся.

Диапазон от «на концертах зал не всегда полон» до «ни концертов, ни залов нет вообще» отразил всю амплитуду рок-проблем Советского Союза. Около трех часов ночи председательствующий Калужский закрыл заседание, и делегаты разошлись по своим комнатам. Многие продолжили дебаты до самого утра. За завтраком вид у некоторых был помятый. Ночные прения требовали поправки здоровья, а из лекарств на завтраке присутствовал только компот. Неработоспособность части делегатов объяснялась не только «постдебатной интоксикацией», кое-кто просто не понимал важности съезда — они приехали просто потусоваться в хорошей компании за чужой счет. Реальных практиков, действительно организовывавших мероприятия хотя бы в масштабах своего города, было немного, а тех, кто пытался предвидеть пути развития шоу-бизнеса в масштабах всей страны, — и того меньше.

После обеда Илья Кормильцев и сотрудник журнала «Юность», а также подпольный рок-журналист со стажем Илья Смирнов подняли вопрос о создании Федерации рок-клубов СССР. Начался разговор о серьезных проблемах: о декларируемых целях и задачах, о материально-технической базе рок-клубов, о финансах, о правовой основе новой Федерации. Практикам многое казалось утопией, но утопией очень интересной и, чем черт не шутит, вдруг да и осуществимой. Тусовщикам было скучно — им если и хотелось спорить, то лишь о чистом искусстве. «Периодически набегали умные речи про высокое творчество, которому вредит «коммерция», и волны эти смывали юридически грамотные и однозначные в толковании формулировки, которые удавалось построить: о правовой и экономической независимости групп, о ликвидации монополий в грамзаписи и видеобизнесе, об авторском праве. Тем не менее, с грехом пополам, мы дотащили программу реформ, как санки по асфальту, до голосования», — вспоминал Илья Смирнов об этом заседании.

Рудольф Стерхов на семинаре чувствовал себя одновременно гостем и хозяином. Еще месяц назад он возглавлял маленький Ижевский рок-клуб, со всеми его бедами и заботами, а сегодня уже работал в солидном СРК. «Получилось этакое цеховое собрание, или даже сходняк, в хорошем смысле слова. Зафиксировали, что советский рок-н-ролл уже заявил о себе, и сбросить его со щита невозможно. Надо было как-то организовывать весь процесс. Для начала решили «дружить домами»: обмениваться информацией и группами. Ощущения, что всего через год победный щит сменится медным тазом и ситуация с роком будет выглядеть вовсе не так бравурно, почти ни у кого из делегатов не было. Наоборот, горели глаза, всем казалось, что вот оно — наступило наше время».

После ужина в «Селене» выступил специально приехавший из Ленинграда Александр Башлачёв. В заседаниях он участия не принимал, они его явно не интересовали. Зато пел он великолепно. В этот вечер впервые на публике была исполнена одна из самых глубоких вещей Башлачёва — «Абсолютный вахтер».

Пока большинство делегатов мирно спали в своих комнатах, инициативная группа работала над программными документами. После завтрака шатающиеся от измождения герои представили съезду проекты трех документов — Устава Федерации, Манифеста и Программы. Потрясенный величием момента съезд безмолвно внимал чеканным формулировкам: «1. Всесоюзная Федерация рок-клубов является организацией общественной самодеятельности трудящихся, объединяющей рок-клубы и другие общественные организации, способствующие развитию советской рок-музыки. 2.Задачами Федерации являются координация деятельности ее членов в работе по дальнейшему развитию отечественной рок-музыки в целях повышения социальной и творческой активности молодежи, ее нравственного и эстетического воспитания… 10. Контроль за деятельностью Федерации осуществляет Президиум Верховного Совета СССР». В Манифесте декларировались правовые экономические условия, на которых должна была развиваться отечественная рок-музыка. Филармонической системе с ее худсоветами и тарификациями предлагалось противопоставить прямые договоры рок-коллективов, как самостоятельных хозяйственных субъектов с концертными организациями. Работу Федерации предполагалось осуществлять на основе постановления ВЦИК «Об общественных объединениях граждан», подписанного еще в 1932 году.

Для утверждения каждого документа по закону требовалось провести отдельное собрание. Все три провели одно за другим с короткими перерывами на перекур. Голосовали единогласно. Аплодисментами встретили слова Калужского о том, что документы приняты. Тут же постановили считать каждое третье воскресенье октября Днем работников рок-н-ролла и праздновать его гала-концертами во всех городах страны, где есть рок-клубы, вступившие в Федерацию. Грахов радовался вместе со всеми, хотя особого оптимизма он не испытывал: «Народу собралось много, но почти никто не представлял, куда двигаться дальше. Все вроде бы сделано, что будет дальше — непонятно. В Манифесте были только общие слова: «Свобода, братство, счастье…» Собрались не практики, а теоретики и журналисты. Просто собрались хорошие люди и заодно устроили концерт Башлачёва».

После принятия судьбоносных решений делегаты с чувством выполненного долга выехали в Свердловск на праздничный концерт с участием «Наутилуса», «Чайфа», «Кабинета» и «Встречного движения».

На следующий день делегаты разъехались по домам, разнося весть о новой всесоюзной Федерации по рок-клубам самых дальних городов и деревень Советского Союза. Учредительные документы были отправлены в Москву, в Президиум Верховного Совета СССР, ЦК ВЛКСМ и Министерство культуры СССР. Во всех трех инстанциях они благополучно затерялись…

Несмотря на то что затея с Федерацией официально закончилась пшиком, Рудольф Стерхов отмечает положительную роль семинара. И действительно, конструкция, построенная в октябре 1987 года в «Селене», неплохо работала весь следующий год. Периферия зашевелилась, стали проводиться небольшие фестивали, куда неизменно приглашали свердловские группы. Налаженные связи делали свое дело.

Исход депутатов со среднего Урала растянулся на несколько дней. Дольше всех задержались питерцы. Они знали, чего ждут, — через неделю после семинара в Свердловск со своей «Поп-механикой» должен был приехать Сергей Курёхин. «ПМ» прибыла в сокращенном составе: сам Сергей, гитарист Юрий Каспарян из «Кино», Олег Гаркуша и еще буквально пара музыкантов. Остальных участников многочисленного шоу предстояло найти на месте. Первым делом Курёхин заарканил подзадержавшегося в Свердловске Башлачёва и главного ленинградского звукописателя Сергея Фирсова. Затем попросил Пантыкина найти в консерватории группу струнников, согласных участвовать в его авангардистском спектакле.

Утром 23 октября Курёхин пригласил во Дворец молодежи свердловских рокеров. Среди тех, кто первым узнал замысел представления «Переход Суворова через Нахимова», был и Владимир Шахрин: «Курёхин в гримерке объяснил нам идею спектакля. Первым делом он обаял девочек из консерваторского струнного ансамбля. Они заранее считали всех рокеров упырями и отказывались играть без нот, но Сергей так с ними поговорил, что в результате они не только играли, но и прыгали на сцене на одной ножке и делали все, что он просил». Юра Каспарян не первый раз участвовал в подобном шоу и свою роль знал заранее. Бас-гитаристу Антону Нифантьеву и барабанщику Александру Плясунову Курёхин показал несколько очень простых музыкальных фраз, которые они должны были по многу раз повторять. Из свердловских музыкантов главный поп-механик смастерил небольшую духовую секцию…

Что такое «Поп-механика», в Свердловске знали не очень хорошо. Хотя зал был и полон, но лишний билет у входа во Дворец молодежи купить было можно. В партере вместе с другими музыкантами рок-клуба сидел специально приехавший из Верхотурья «Водопад имени Вахтанга Кикабидзе» во главе с Сергеем Лукашиным, описавшим фрагмент этого концерта в своей повести: «На сцену стремительно вышел элегантный Саша Калужский. Подошел к микрофону и озабоченно так сказал: «Внимание! Ребят из группы «Инструкция по выживанию» и «Водопад имени Вахтанга Кикабидзе» просим срочно подняться на сцену». Переглянулись. Нас, что ли? В противоположном секторе поднялись трое. Кажется, «Инструкция». Точно! Вон Ромка Неумоев. Значит, нас. Встаем, ребята. Встали. В зале зашелестели аплодисменты. Это было очень приятно. Через партер шли, исполненные собственного величия. Между лопаток нежно щекотали любопытные взоры. Едва поднялись на сцену и свернули в кулису, свет погас. В полумраке завыла какая-то дудка. Курёхин был взволнован.

— Братки! Горю! Самолет из Питера не прибыл, с шоуменами. Все срывается! Все срывается!

— Да ладно, Серега. Говори, что делать надо.

— Надо через сцену проползти за спиной у этого парня, который в дудку дует.

— Как проползти?

— По-пластунски.

— Но мы ж в чистом! На концерт шли.

— Братки, осталось 16 тактов дудки! Потом будет увертюра, и тогда уже не проползешь!

— Почему не проползешь?

— Братки, осталось 14 тактов!

Рухнули. Поползли. Впереди «Инструкция». Рома — за паровоза. Его мат по поводу курёхинских заморочек местами перекрывает дудку. В зале оживление, «Водопад» отстал…

Нешуточное это дело — на глазах полутора тысяч зрителей ползти через огромную сцену. Несмотря на гордое чувство сопричастности к рождению великой музыки, испытываешь некоторый дискомфорт: грязновато так, жестковато, пуговицы рвутся. «Водопаду» было чуточку легче. Он следовал за «Инструкцией», в составе которой ползла девушка в короткой юбке. Это очень скрашивало тяготы путешествия».

Музыкальное шоу продолжалось. Специально для Курёхина на сцену выкатили шикарный концертный рояль «Steinway» — гордость директора Дворца молодежи Леонард Брука. На такую жертву его развел Николай Грахов: «Я долго рассказывал Бруку, какой замечательный и знаменитый музыкант Курёхин. Неожиданно во время концерта Сергей залез внутрь рояля. Леонард Израилевич прислал мне записку — «если он еще раз выкинет что-нибудь такое с инструментом, я прерву концерт». Правда, потом он с восторгом отзывался об увиденном».

Смысловые паузы заполнялись визуальными эффектами. Плясал безумный танец Гаркуша, из-за кулис по-пластунски выползали «чайфы», вязали его веревками и уволакивали прочь. Сергей Фирсов переносил с места на место мешки с песком и прочую строительную дребедень. Роль Башлачёва заключалась в том, что он, натянув на голову башлык, раза три во время концерта протащил через всю сцену козла, специально найденного на Вторчермете. В остальное время козел стоял за кулисами, привязанный к батарее. Ему нарезали какой-то капусты, но от артистического волнения бедное животное прошиб понос. Воняло за кулисами страшно. Все это шоу (кроме козлиного амбре) было подчинено единому музыкальному замыслу.

Мнения публики о выступлении «Поп-механики» разделились. Большинству понравилось, хотя некоторые и морщили нос по поводу скучного балагана. Тем не менее, на следующий день зал ДК им. Свердлова, где проходил второй концерт, был полон, и Суворов перешел через Нахимова еще раз. Только «Водопады» с «Инструкцией» на концерт уже не пришли, и через сцену никто не ползал, да и козел исчез. В середине представления со своего места поднялся молодой человек и начал танцевать в проходе. Поплясав, он полез на сцену и начал подбираться к увлеченно дирижировавшему представлением Курёхину. При этом незваный участник шоу доставал из-за пазухи большую деревянную киянку… Почуявший недоброе Грахов вылетел на сцену и вытолкал потенциального террориста за кулисы, где его скрутили. Публика зааплодировала, все приняли это за еще один элемент шоу… После концерта уцелевший Курёхин пожалел явно неадекватного парня и попросил его отпустить.

11 ноября экс-главный свердловчанин Борис Ельцин был снят с поста первого секретаря Московского горкома партии. Свердловск загудел. На предприятиях и в учебных заведениях целый месяц проходили собрания, на которых народу разъясняли, что земляка покарали правильно. Народ не верил — Ельцин оставил о себе в области неплохую память. В разгар идеологической обработки свердловчан 26 ноября в клубе УПИ намечалась серия концертов рок-клубовских групп. Открывали ее «Апрельский марш» и «Кабинет». На дневном выступлении Скрипкарь, заметив, что публика слушает как-то прохладно, взял да и объявил: «Песню «Фактор» мы посвящаем Борису Николаевичу, в свете последних событий…» Зал взревел. Раздались бурные аплодисменты. Позже Игорь признавался, что просто не мог не выкинуть такую штуку: «Меня предупредили, чтобы я вел себя поаккуратнее, — в первом ряду сидит партком. Зря сказали, после этого я специально посвятил одну из песен Ельцину. Его в Москве чморили, а мы его поддержали». Три оставшиеся песни прошли на ура, «Кабинет» даже вызывали на бис.

Вечерний концерт почему-то не отменили. Зал был забит до отказа. Все ждали «Фактора». На этот раз Скрипкарь ничего не объявлял, но в этом не было нужды — бурные аплодисменты раздались на первых словах песни. На следующий день запретили все запланированные концерты всех коллективов. Партком УПИ трясся в панике, первый секретарь Кировского райкома КПСС Ю.М. Кочнев рвал и метал по поводу «идеологически невыдержанного выступления рок-группы «Кабинет»». На срочно созванное чрезвычайное заседание райкома партии вызвали беспартийного Грахова. Впрочем, ни ему, ни Файрушину, курировавшему рок-клуб, ничего не было — формального отношения к клубу концерты в УПИ не имели, их организовывал кооператив «Арго». Не пострадал и «Кабинет». Уже через день он давал два концерта в разных ДК Свердловска, а 19 декабря вновь выступал в УПИ, на этот раз в паре с «Наутилусом». Правда, замечаний по текущему политическому моменту музыканты больше не допускали.

В рок-клубе входил в курс дел Рудольф Стерхов: «Первые два месяца у меня мозги заплетались от переизбытка информации. В потоках новых впечатлений и сведений я просто тонул. Только к декабрю я стал более-менее ориентироваться в окружающей действительности. Ритм жизни был сумасшедший — с десяти утра до десяти вечера и почти без выходных. После Ижевска это было очень тяжело. Ежедневное общение с десятками талантливых и интересных людей, каждый с собственным мнением, собственными проблемами. Ежевечерние совместные с Граховым разборы прошедшего дня и составление планов на завтра. Все это очень выматывало умственно и эмоционально. Несколько раз хотелось все бросить и вернуться домой, но я преодолевал себя и снова погружался в эту интереснейшую работу».

Первым мероприятием, проведенным Рудиком в Свердловске, стала очередная творческая мастерская 28–29 ноября. Новый рок-клубовский кадр привез из Ижевска собственный аппарат. Это чудо техники «бамбошило» в зале ДК Свердлова, создавая качественный звук. Правда, на мастерской его, как и положено, спалили, но в срочном порядке восстановили. Потом Рудиков аппарат, как и его земляк, автомат Калашникова, работал безотказно, поливая свердловскую публику звуками местных и заезжих коллективов.

На мастерской выступала в основном молодежь. Девчонки из «Евы» на фоне остальных одиннадцати дебютантов выглядели ветераншами. Зал был не полон — отсутствие в программе махров заметно повлияло на интерес публики. Среди разномастных и малоинтересных «утр», «иллюзионов» и «батонов» выделялись только группы «День» и «Красный хач», с ходу аттестованные и даже получившие некоторую известность. Свердловский рок-клуб приступил к тяжелой и не всегда благодарной работе — поиску талантов в тысячах тонн музыкальной руды.