«Теперь у нас перестройка» (1986. Хроника)

Год 1986-й стартовал с места в карьер. 11 января состоялось выступление четырех групп в институте «Уралтехэнерго», которое до сих пор вспоминают, как гала-концерт. Инициатива его проведения принадлежала комсомольскому лидеру института Сергею Хаймину, которому хотелось развлечь молодежный коллектив чем-то прогрессивным. Инженер Виктор Холян, уже видевший давние концерты «Урфина Джюса» и «Трека» и знакомый с Пантыкиным, предложил устроить в актовом зале рок-концерт. Идея была встречена с энтузиазмом. На всякий случай заручились поддержкой инструктора Кировского райкома ВЛКСМ Андрея Глухих, который против мероприятия не возражал. Красный уголок НИИ в тихом переулке вдруг стал центром притяжения свердловской рок-богемы.

Информация о «концерте, посвященном дню рождения Пантыкина», распространилась стремительно. У входа в институт собралась толпа, не все смогли попасть в зал, стояли на улице. Самые ушлые, включая лидеров «Апрельского марша» Игоря Гришенкова и Женю Кормильцева, проникли в здание через окно туалета.

На сцене под большим барельефным портретом В.И. Ленина и его же словами об «электрификации всей страны» отыграли «Флаг», «Наутилус», «Чайф» и «Урфин Джюс». Ничего подобного (аж четыре группы зараз) в Свердловске не было со времен фестиваля САИ, почти пять лет!

Концерт, согласно всем традициям, начался с часовым опозданием — не только из-за привезенной в последний момент аппаратуры, но и по природным причинам: несмотря на середину зимы, на улице в 16.00 еще только начинало смеркаться, а открывавшему концерт «Флагу» не хотелось выступать при солнечном свете. Наконец, большинством голосов собравшихся зрителей было решено «считать сумерки сгустившимися», и концерт начался.

«Флаги» (кстати, группа в тот день дебютировала на сцене) горько пожалели, что не потратили время ожидания темноты на достройку аппарата. Звук оказался ужасным — вокал еле пробивался сквозь гул, и тот, кто не был знаком с двумя флаговскими альбомами, вообще не понимал, о чем поет Сергей Курзанов.

«Наутилусы» выглядели куда более уверенно. Хотя их выступление тоже было в некотором роде премьерой — впервые в их составе появились саксофон и Могилевский. Алексей приехал из села Черемисское, чтобы попеть и подудеть в составе «Флага». Однако Курзанов в помощи не нуждался, и бесхозного духовика завлекли к себе «наутилусы», тут же на пальцах объяснив, что и когда надо играть. Попутно заведующий сельским клубом приобрел облик типа «продвинутый городской юноша конца ХХ века»: «Переодел меня Андрюша Макаров, который в «Наутилусе» не только заведовал звуком, но и волок на себе еще функции костюмера. Он заставил меня сменить тельняшку на футболку с модным рисунком, какие-то девчонки из арховской тусы меня тут же подстригли. Мы чуток прорепетировали в комнатке за сценой… Таким образом я, приехав помочь «Флагу», сыграл с «Наутилусом»». В результате special guest и его соло на саксофоне в «Рислинге» вызвали ажиотаж в зале.

В составе «Чайфа» впервые выступал басист Антон Нифантьев. Но одного дебютанта показалось мало — прямо перед выступлением группа решила обзавестись барабанщиком. В зале отловили Володю Маликова из музучилища, на лестнице с ним «отрепетировали» программу и пошли на сцену. Второй раз за вечер такая шара не прокатила — случился провал. Не помогли ни капитанская фуражка Шахрина, ни детская панамка Бегунова. Зал остался холоден к сырой программе. Да еще в середине программы сгорели оконечники в усилителях. Выступление закончилось само собой — все загудело, запищало, и «чайфы» в печали сошли со сцены. «Как же жестоко мы тогда облажались… После этого сходняка реально стоял вопрос, не тормознуть ли наше участие на первом фестивале… Но выглядели мы очень круто (в сельском понимании данного утверждения)… Как вспомню, так вздрогну…» — до сих пор переживает Владимир Бегунов.

На фоне посрамленного «Чайфа» «Урфин Джюс» смотрелся просто звездой! Не важно, что они полгода сидели без концертов и почти без репетиций — зал завелся с пол-оборота. С большим подъемом сыграли шесть вещей. На «Лишней детали» к месту вышел и выдал соло на саксофоне переодевшийся Могилевский. По результатам выступления именинник сделал вывод, что «УД» все-таки великая группа! Впрочем, не все зрители полностью разделяли этот энтузиазм. Виктор Холян, который вел гала-концерт, увидел, что на пятки ветеранам наступает молодежь: ««Урфин Джюс» показал убойную программу, но «Наутилус» продемонстрировал, что жизнь гораздо шире, чем арт- и хард-рок. Новое закономерно побеждало старое».

Гала-концерт в «Уралтехэнерго», помимо встряски музыкальной жизни Свердловска, имел и неожиданные общественно-политические последствия. Должность инструктора райкома не спасла Андрея Глухих от гнева старших товарищей. Через неделю в обкоме комсомола завели на него персональное дело. Рокеры решили поддержать пострадавшего за них функционера.

Инициативная группа Грахов—Шавкунов—Горенбург—Скрипкарь составила текст срочной телеграммы и письма в ЦК ВЛКСМ (копия — в «Комсомольскую правду») в защиту Андрея Глухих. 19 января отослали телеграмму, а на следующий день — письмо, под которым подписались почти полторы сотни человек. Правда, повлиял ли этот смелый поступок на судьбу опального комсомольца, не известно…

Количество подписей под письмом в Москву говорит о том, что музыканты почувствовали себя уверенней. Еще бы — документы о создании рок-клуба собирали последние резолюции уже где-то на самых верхах. Оптимизм внушал не только прошедший гала-концерт, музыкальная движуха вообще заметно активизировалась. Новый альбом «2Х2=4» записал пять лет не подававший признаков жизни «Р-клуб». От старого состава в нем остались только Агап с Моисеевым, изменился и стиль — теперь верхнепышминцы играли хард-рок очень горячего разлива. Где-то в районе кинотеатра «Звезда» начали сочинять какую-то замысловатую музыку молодые парни, назвавшие свою группу «Апрельский марш». Один из них, младший брат Ильи Кормильцева Женя, сначала по знакомству затащил на репетицию Пантыкина, который сразу объявил себя продюсером этого коллектива, а потом — Настю Полеву, которой музыка «маршей» понравилась, и она согласилась спеть с ними несколько песен. 18 февраля в ДК «Урал» выступило «Отражение». Звучал старый материал, и концерт на публику особого впечатления не произвел, но дело было не в этом. Казалось, что теперь свердловские рокеры смогут выступать почти безо всяких препонов. Но не тут-то было…

24 февраля намечался еще один концерт. «Урфин Джюс», «Флаг» и «Тайм-Аут» собирались выступить в ДК Компрессорного завода на окраине Свердловска. До начала оставалось всего несколько часов, когда кто-то стукнул Олюнину. Тот позвонил директору ДК и предупредил, что, если планировавшийся без его ведома концерт состоится, дом культуры лишится своего начальника. После небольшого скандала съехавшимся со всего города пяти сотням зрителей объявили, что рок-н-ролла не будет. После этого облома оптимизма у многих заметно поубавилось. Некоторые даже стали сомневаться, состоится ли долгожданное открытие рок-клуба…

15 марта полторы сотни человек собрались в лекционном зале на втором этаже ДК имени Свердлова. Открытие рок-клуба, которого так долго добивались свердловские рокеры, прошло на удивление буднично. Обошлись без фанфар и салютов. В президиуме сидели представители культурных, профсоюзных и комсомольских органов, а также Грахов с Калужским. Николай зачитал одобренное высокими инстанциями «Положение о рок-клубе». За него проголосовали по-советски единогласно. Так же единодушно избрали состав правления и худсовета.

Зал заметно оживлялся, когда слышал знакомые фамилии в составе обоих руководящих органов: Зиганшин (руководитель оформительской секции), Матвеев (информационной), Гноевых (технической), Пантыкин (член худсовета). Председателем рок-клуба (или по-простому — президентом) был избран Николай Грахов, худсовет возглавил профессиональный композитор Сергей Сиротин, сочувственно относившийся к молодежной музыке.

Некоторое напряжение повисло в воздухе во время обсуждения вопроса о литовке. Пути решения одной из главных для музыкантов проблем и теперь четко и ясно не обозначались. В целом собрание проходило скучно. Грахов и не скрывал, что для него этот день — вовсе не праздничный: «А собственно, ну и что, ну и создали? Организация — это, в принципе, формальная штука, а для того, чтобы все зажило, предстоит еще многое сделать».

Для желающих вступить в клуб раздали анкеты, в которых надо было указывать не только обычные для документов того времени ФИО, дату рождения, партийность и место работы/учебы, но и владение музыкальными инструментами, а также любимых советских и зарубежных исполнителей. Анкеты брали с запасом — народ прекрасно понимал, что членство в любой организации подразумевает какие-то пусть туманные, но привилегии. Поэтому брали на себя и на неких «других членов группы». Анкет разошлось в два с половиной раза больше, чем было людей на собрании.

Правда, заполняли бумаги не все. «УД» и «Наутилус» не торопились со вступлением — через неделю у них намечался выезд с концертами в Казань. Музыканты опасались, что если они отправятся на полулегальные гастроли, будучи членами рок-клуба, то могут подставить под удар новорожденное объединение.

20 марта свердловский десант в составе шестнадцати человек выдвинулся в Казань. На проходивших в столице Татарской АССР днях молодежной музыки намеревались выступить «Урфин Джюс», «Наутилус Помпилиус» и Егор Белкин со своей сольной программой. Полвагона рокеров ехали весело, успевая и порепетировать, и поиграть в карты.

В Казани возникли сложности с незалитованными текстами. Но организаторы концертов были настроены дружелюбно и в бюрократические тонкости особо не вдавались. В четырех текстах сделали мелкие косметические поправки, а еще три попросили предварить на сцене специально сочиненными аннотациями. Первыми из свердловчан выступал «Урфин Джюс». Разогревавшая перед ним публику местная группа «Горизонт» уходить со сцены не спешила, и, чтобы скрасить ожидание, Пантыкин с Белкиным сперва накатили спирта, а потом отполировали его сухим вином. Концерт обещал быть интересным…

Уральский десант в Казани, 20 марта 1986. Фото Дмитрия Константинова

Еще из-за закрытого занавеса Егор дважды прорычал в микрофон: «Are you ready to rock?» Казанские фаны, полюбившие «Урфин Джюс» еще два года назад, ответили дружным воплем. Занавес открылся, началось безумие. Все шло не так. У Егора отключалась гитара и пропадал голос, он рвал шнуры и связки. Саша забывал слова и басовые партии. Зема, игравший с температурой 38, зверел за барабанами. Новичок Могилевский еще недостаточно владел материалом. То, что концерт проваливается, чувствовали все. Кроме публики. Зрители рубились вовсю, с ревом встречая каждую новую песню и восторженно аплодируя старым хитам. Они вытянули полумертвых музыкантов на бис, заставили спеть «Контакт» и еще долго не отпускали со сцены. «И почему нас так любят в Казани?» — из последних сил обращался Белкин к исходившей обожанием публике.

За кулисами поджидало разгневанное руководство Молодежного центра. «Джюсовцам» предъявили и распитие спиртных напитков, и приветствие на языке вероятного противника, и обговоренную аннотацию к «Жизни в стиле Heavy Metal», которую Егор в раже забыл продекламировать. Концерты «Наутилуса» и Белкина, назначенные на завтра, были отменены. Обескураженные свердловчане поехали домой. На обратном пути веселья резко поубавилось. Зато теперь никаких препятствий для вступления в рок-клуб у главных его творческих единиц не было.

Через месяц после открытия в правление было подано сорок заявлений от групп-кандитатов. Вступить в клуб хотели и старшеклассники из школьных ансамблей, и, например, Юрий Хазин, музыкант с богатым сценическим опытом: «В филармонии все песни, которые хоть чуть-чуть выбивались из общего ряда, просто душились. Единственное, где можно было показать свое творчество, был рок-клуб».

«Показать» непосредственно в рок-клубе что-либо было крайне затруднительно. Новорожденная организация занимала комнату № 64 общей площадью всего 20 кв. м. Находилась она на втором этаже в дальнем углу ДК имени Свердлова. Ступеньки лестницы были постоянно заняты музыкантами — в саму каморку все желающие не могли войти физически. У окна восседал администратор Александр Калужский. На Сашином столе стоял телефон, номер которого, 51-40-63, через пару лет знали во всех концах СССР. На полках стояли два магнитофона «Олимп МПК-004С», которые Полковник для улучшения качества записи переделал на 38-ю скорость. В стенных шкафах хранились клубная документация, самиздатовская рок-периодика и магнитофонные записи. Комнату украшали плакаты с Миком Джаггером, Китом Ричардсом и «Генеалогический рок-кустарник» свердловских групп. За пять лет существования рок-клуба интерьер почти не изменился, добавились только цветной телевизор и видеомагнитофон «Электроника».

Главной задачей клуба была организация нормальной концертной жизни. Для этого надо было решить две проблемы: аттестовать группы и залитовать их песни. Аттестация подразумевала просмотр коллективов, а это было осложнено вопросами, связанными с аппаратурой, площадками и худсоветом. Удалось договориться, что члены жюри оценят профессиональный уровень команд во время фестиваля. Правление рок-клуба приналегло на литование репертуара рок-групп. Два человека взвалили на себя тяжкое и неблагодарное бремя помощников цензоров. Пантыкин готовил рецензии на музыку, а Сергей Фунштейн — на слова. Естественно, писали они исключительно в комплиментарном ключе. Заготовки поступали к «профессионалам» — композитору Сергею Сиротину, журналисту Евгению Зашихину и преподавателю филологического факультета УрГУ Леониду Быкову, которые оценивали песни еще раз, решая, пропускать ли их в народ. К музыке обычно претензий не было, Сиротин давно был знаком с Пантыкиным и доверял его мнению. А вот преодолевать зашихинский барьер было гораздо труднее. По словам Грахова, любимым выражением Евгения было «фига в кармане», и он подозревал эту фигуру из трех пальцев даже в самых безобидных текстах.

Сам Зашихин считает, что он не столь уж придирался: «Я не был их врагом. Все знали и понимали, что я терпимое зло. В худсовете мне было очень интересно. Мне даже ругаться там нравилось — уж слишком у некоторых были провальные тексты. Часть их просто снималась с рассмотрения. Они были настолько беспомощны, что даже не доходили до стадии рецензирования. А вообще, в истории литературы цензура порой играет положительную роль. Стремясь преодолеть ее преграды, авторы создавали настоящие шедевры».

Литовочные баталии обычно проходили бурно. Например, 13 апреля решалась судьба сразу нескольких программ. Все сданные на литовку тексты «Тайм-Аута» были отвергнуты. В топку отправились и стихи «Р-клуба», несмотря на протесты их автора Николая Соляника. Дошла очередь до «Наутилуса». 60 % их текстов Зашихин милостиво пропустил, а остальные забраковал. «Фига в кармане» была им обнаружена в песнях «Снежные волки», «Алчи, Алчи» и «В который раз я вижу рок-н-ролл» («Даже не понимаю, почему я «Алчи» зарубил — она мне всегда нравилась», — недоумевает сегодня Евгений). Тут уж взорвался Илья Кормильцев. Впрямую дураком он цензора не называл, но всячески давал понять свое отношение к его мнению. Распаляло Илью еще и то, что у Зашихина были претензии к его собственным текстам, написанным для Белкина и «Урфина Джюса». Стороны расстались недовольные друг другом…

Подписанные и рок-клубовскими, и официальными рецензентами бумаги поступали в областное управление культуры, где их рассматривали еще раз. Если текст песни не вызывал вопросов и там, то на него накладывалась круглая печать — все, литовка получена. Власть разрешает исполнять эту песню перед слушателями. Такая громоздкая структура была неповоротливой, но все же она заставила работать ржавую машину МДСТ, которая за пять предыдущих лет не залитовала ни одной песни.

Илья Кормильцев в январе 1987 года в интервью казанскому журналу «Ауди Холи» дипломатично описывал свердловскую цензуру так: «Тексты литует целая компания людей, известных в городе деятелей культуры, которые устраивают и нас, и верхи. Этим людям в основном под сорок, но они врубаются. В литовочной компании должны быть люди со значками или с билетами, но которые нам сочувствуют».

Первыми в бюрократическую мясорубку прошли произведения «Наутилуса» и «Чайфа» — самые сильные в текстовом отношении. Правление рок-клуба рассчитывало, что, относительно легко получив документы, лидеры проторят путь для остальных групп. Расчет оказался верным — в середине июня 6 песен «НП» и 8 песен «Чайфа» были залитованы. Дальше действительно стало полегче. Но это было потом…

А пока члены рок-клуба наслаждались своим новым легальным статусом. День дурака рок-тусовка отпраздновала в дружественном Доме кино, на сцене которого сборная команда рокеров в восточных тюрбанах и халатах исполнила «Если б я был султан».

12 апреля в Свердловске состоялся концерт Сергея Курёхина и Сергея Летова. Это было первое выступление заезжих неофициальных музыкантов, прошедшее вполне легально. Организовывал концерт не рок-клуб, а свердловские джазмены, но половину зала клуба горного института занимали рокеры. Летов играл на саксофоне и массе других духовых прибамбасов, Курёхин потряс публику сеансом одновременной игры на двух роялях, а также извлечением из них звуков с помощью бритвы и электроплитки. Вечером Николай Грахов взял у Курёхина большое интервью, через год украсившее один из номеров самиздатовского журнала «Марока».

Через день должен был состояться второй концерт дуэта Курёхин—Летов. Но возникли неожиданные препятствия, причем, как ни странно, не идеологического характера. На концерт продавались билеты аж по 90 копеек штука. Проводились они через общество «Знание». Аппарат попросили у филармонии, которая, узнав, что здесь пахнет какими-то деньгами, обиделась и забрала все свое имущество. Восемьсот зрителей рисковали остаться с носом. Ситуацию спасли Пантыкин со Скрипкарем, в последнюю минуту собравшие все, до чего могли дотянуться, и озвучившие этим зал. За пульт сел Полковник, и, естественно, звук оказался на высоте. На этот раз элементов шоу было больше, гостям помогали свердловские джазмены.

Городская пресса информировала читателей о первых шагах рок-клуба весьма скупо. Пара бесед Григория Гилевича с Граховым и Пантыкиным на местном радио информационный голод не утолили. Лучшим рекламным роликом СРК стал киножурнал «Советский Урал» № 13, снятый молодым Алексеем Балабановым и вышедший в прокат в самом конце весны. С широких экранов кинотеатров к зрителям обращались «Урфин Джюс», Бутусов и Шахрин, звучали их песни. В Свердловске случился уникальный для советской киноиндустрии казус: многие зрители, купившие билет на сеанс, уходили из зала, посмотрев только журнал.

Руководители городской культуры, еще вчера гнобившие «самодеятельные ансамбли», вдруг резко захотели предъявить их творчество народу. Намечался Праздник советско-чехословацкой дружбы, и гостям из города-побратима Пльзеня было решено показать, что в Свердловске поют не только «Уральскую рябинушку». Рок-клуб настоятельно попросили организовать выступление нескольких рок-групп в Историческом сквере в центре города, причем под фонограмму. Отказаться было невозможно. Выбор чиновников пал на «Урфин Джюс», «Наутилус», «Флаг» и «Трек». То, что «Трека» уже три года как не существовало, заказчиков волновало меньше всего. Отобранные для концерта композиции чудесным образом получили литовку, правда, однократную (существовала, как оказалось, и такая).

Все музыканты были по уши заняты репетициями фестивальных программ. Но против лома нет приема — пришлось им отвлечься. Накануне концерта состоялся его прогон пред светлыми очами Виктора Олюнина. Музыканты относились к предстоящему «фанерному» мероприятию подчеркнуто наплевательски. В горкоме комсомола инструментов, понятное дело, не было, поэтому роль клавиш и барабанов исполняли стулья, а гитаристы «играли» на каких-то палках. Тем не менее Олюнин и компания внимательно смотрели на этот дурдом, делали замечания и сетовали на неготовность рокеров к завтрашнему мероприятию.

13 июня зарядил мелкий противный дождик, под который все наотрез отказались выносить свои драгоценные инструменты. В кладовой горного техникума Игорь Скрипкарь разыскал списанную несколько лет назад рухлядь, и с этим старьем свердловские рок-музыканты впервые появились перед глазами тех самых широких народных масс, к которым их не пускали последние пять лет. На бас натянули какую-то веревку, причем одну. Заметили ли это зрители, не известно. «Широкие народные массы» в количестве около ста человек мокли под дождем в пятидесяти метрах от сцены на другом берегу реки. Чехи среди них присутствовали вряд ли. Музыканты покривлялись, попринимали героические позы, главным образом стараясь не поскользнуться на мокром покрытии. Через час все закончилось. Спустя четыре дня в газете «На смену!» вышел репортаж о «митинге за мир», в котором упоминались неназванные группы рок-клуба. Зато заметка была проиллюстрирована фотографией: «Вокалистка рок-группы Настя Полева и ударник Андрей Котов». Впервые двое из свердловских рокеров смогли увидеть себя на страницах газеты. Правда, отличить Настю от Пионера было затруднительно, но это мелочи.

«Урфин Джюс» на Плотинке, 13 июня 1986. Фото Анатолия Черея

Музыканты вернулись к репетициям. До фестиваля оставалась неделя. В клубе горного института почти каждый день прогоняли программы Насти, Егора и «Урфина Джюса». Бедного Назимова, который барабанил во всех трех, просто шатало от усталости. Подобная нервотрепка царила еще на двух десятках репетиционных баз Свердловска и близлежащих городов.

Наконец, 20 июня 1986 года, I фестиваль Свердловского рок-клуба начался. Три его дня стали поворотным моментом истории уральского рок-н-ролла.

После бурного июня в июле как будто настало затишье. Но это впечатление было обманчиво — сразу несколько групп занялись созданием новых альбомов. «Отражение» приступило к «Другой игре». Разобиженный «Флаг» начал работать над песнями, впоследствии вошедшими в альбом «Мы из СССР». Группа Скрипкаря тоже готовилась начать фиксацию материала, над которым трудилась уже два года. Хуже всех приходилось Могилевскому: каждое утро он уезжал в Первоуральск, где вместе с Николаем Петровым ваял первый альбом «Ассоциации», а вечером возвращался в Свердловск, чтобы ночью в составе «Наутилуса» записывать новую программу. В подвале клуба архитектурного института шла еженощная работа. Звукооператор «НП» Андрей «Макаревич» Макаров недавно устроился на должность завклубом и создал все условия, чтобы музыкантам никто не мешал. Правда, помехи возникали все равно.

Об одной непредвиденной паузе вспоминает Виктор Комаров: «Как-то ночью к нам в подвал Дима Тарик принес сделанный им первый в Свердловске радиомикрофон. Он был без шнура, только маленькая пипка-антенна болталась. Мы как раз тогда репетировали «Шар цвета хаки». Бутусов начал орать в этот микрофон «Марш, марш левой!» Где-то через полчаса раздался требовательный стук в дверь. Открываем — менты из расположенного по соседству кировского РОВД. Оказывается, микрофон работал на их частоте. Они сидели в дежурке, ни о чем плохом не думали, и вдруг из всех динамиков жуткий вопль «Марш, марш левой!». Пока они поняли, что происходит, Славины вопли выслушали раз восемь. Потом все вместе посмеялись. Парни были молодые, почти наши ровесники, а «Наутилус» к тому времени пользовался небольшой, но уже известностью».

«Наутилус Помпилиус» в период записи «Разлуки». Фото Дмитрия Константинова

Подобные происшествия служили отличной разрядкой в разогнавшемся механизме рекорд-сессии. Запись альбома полным ходом двигалась к завершению. Он уже имел название, которое, по словам Комарова, появилось случайно. «Макаров просто настраивал микрофон и попросил в него чего-нибудь поорать. Ну мы и начали вопить первое, что в голову пришло. А пришла нам народная песня «Разлука». Изначально это была рабочая запись, на третьем куплете там даже слышно, как Слава ржет». Но после прослушивания с «нестройной акапеллы» решили альбом начать. Так он обрел название и «Эпиграф».

Чем бы ни были заняты свердловские музыканты, их общий выходной пришелся на 2 августа, когда состоялась II творческая мастерская рок-клуба, или, как ее еще называли, второй тур фестиваля. Отдохнув в зрительном зале и полюбовавшись на молодых коллег, махры снова принялись за работу.

5 августа в клубе САИ собрались полтора десятка музыкантов и руководителей рок-клуба для прослушивания нового альбома «Наутилуса Помпилиуса». Эффект не был таким ошеломляющим, как от «Невидимки» — почти все песни уже знали по концертным выступлениям. Некоторые даже оценили «Разлуку» как неудачу «НП». Это видно по коллективной рецензии, опубликованной в «Свердловском рок-обозрении». Читая ее, можно заметить, что разбираются все песни «Разлуки», кроме двух — «Хлоп-хлоп» и «Скованные одной цепью». Дело в том, что на момент выхода журнала (март 1987) эти две композиции еще не были залитованы.

Когда в конце августа худсовет собрался для литовки новой программы «Наутилуса», споткнулись именно об эти две песни. Заседание вел Николай Грахов: «Когда литовали «Скованных…», Зашихин испугался и отказался подписывать документы: «Я не вижу смысла — это фига в кармане. Я не сторонник подобного». Кормильцев в это время ждал на лестнице. Я обрисовал ему ситуацию. Он начал заламывать руки: «Мне надо, чтобы эта песня прозвучала именно сегодня, именно сейчас! Завтра будет уже поздно!» Чуть не плакал». Но Зашихин давлению не поддался: «Песня сразу произвела на меня впечатление, но я был просто уверен, что это не прокатит, и отказался голосовать за нее. Потом Илья подарил мне текст «Скованных…» с дарственной надписью, трогательной, но по-кормильцевски издевательской».

Две крамольные песни были официально «удалены» из альбома (именно поэтому «СРО» о них и не упоминает). Они не исполнялись на концертах еще полгода. В Свердловске одновременно ходили два варианта «Разлуки» — полный и официально-кастрированный. Судя по тому, что публика прекрасно знала и «Скованных…», и «Хлоп-хлоп», второй вариант альбома крутили только в обкомах, горкомах и управлениях культуры. За пределами Свердловска распространялась полная «Разлука», дотянуться до других регионов у уральских цензоров руки были коротки.

Первый сезон рок-клуба открылся 5 октября концертом фестивальных лауреатов. На этот раз оформители решили соорудить на сцене дворик, специально под выступление «Чайфа». Неподалеку от ДК, на стройплощадке драмтеатра, рубили деревья, и возникла идея поместить в декорацию целую яблоню прямо с ранетками. Кое-как дерево затащили, привязали к штанкете и приподняли. Стояло как влитое.

Блеск декораций смогли затмить разве что штаны выступавшего первым Белкина. Они были шириной не меньше занавеса ДК Свердлова. Программа же Егора ничем от июньской не отличалась. Зато «Чайф» ожиданий не обманул, представив на 90 % новые песни. Номера радовали своей злободневностью: «Белая ворона» пародировала наутилусовский «Взгляд с экрана», «Вольный ветер» с бегуновским соло на балалайке был посвящен журналистке Марии Кирилловне Пинаевой, буквально на днях наехавшей на рок-клуб из радиоприемника. Алина, оттенявшая голос Шахрина своим бэк-вокалом, неожиданно вышла вперед и спела «Акцию». В финале прозвучал рок-н-ролльный гимн «Вместе немного теплей».

«Наутилусы» готовились 45 минут. Сводный хор из заскучавших зрителей шестого-седьмого рядов перепел весь знакомый репертуар — от «Из-за острова на стрежень» до «Двух трактористов». Наконец свет погас, и из-за занавеса раздалась «Разлука», подхваченная уже всем залом. В свете рампы перед зрителями предстал «Наутилус» в новом облике «милитари» — галифе, сапоги, «ордена» на груди. Новый имидж разработала Таня Безматерных. В статичной фигуре Бутусова чувствовалась с трудом сдерживаемая агрессия, выплеснувшаяся в зал в новой песне «Мальчик-Зима». Программа состояла в основном из «Разлуки», но сценическая подача придавала некоторым из номеров другой смысл. В «Нашей семье» Могилевский вышел вперед с армейским барабаном, и номер сразу приобрел антивоенный смысл, смыкаясь с «Шаром цвета хаки». Звучание заметно уплотнилось. Саксофона стало больше, появился пятый «наутилус» — клавишник Алексей Хоменко. Группа выстроила прочную звуковую стену, которая встала между ней и зрительным залом. Публика могла бесноваться сколько угодно, но музыканты словно не видели и не слышали ее. Они будто существовали в иной герметичной реальности. Это был первый выход «Наутилуса» в том образе, который в следующие два года принесет коллективу всесоюзный успех.

Возродилась традиция рок-семинаров, на сей раз с подачи областных комсомольцев. 17–19 октября два автобуса рокеров заперли на турбазе «Селен». Культурная программа состояла из ночь напролет работающего видеомагнитофона с зарубежными клипами, убойного концерта «Чайфа» и чуть задним числом отмечавшегося дня рождения Бутусова. Над расширением сознания собравшихся поработали два гостя. Алексей Одинцов из Новосибирска рассказал об английском «новом джазе», а Андрей Бурлака — о делах в дружественном Ленинградском рок-клубе. На тот момент Андрей из всей свердловской музыки слышал только записи «Урфина Джюса», «Трека» и «Наутилуса». «В июне на ленинградском фестивале я познакомился с Граховым и Калужским. И по их приглашению приехал в «Селен». С самого начала я был поражен высоким уровнем организации. Все работало как часы — транспорт, расселение, питание. По утрам Марат Файрушин ходил и будил всех к завтраку. Я перезнакомился со всеми. Подвели ко мне какую-то пигалицу: «Это Настя Полева». Батюшки, я-то представлял ее по записям «Трека» как высоченную длинноногую блондинку. Посмотрел выступление «Чайфа» и с ходу был покорен их музыкой. В дорогу Грахов мне вручил альбом «Наутилуса», а я попросил записать на обороте вот это выступление «Чайфа». Творчество свердловчан я стал в Питере пропагандировать, как только мог».

Порождение горбачевской антиалкогольной кампании — безалкогольный ресторан «Малахит» — предоставил свою площадку для первого официального выхода «Наутилуса» в свет (летняя «фанера» в Историческом сквере не в счет). Концерт нигде не анонсировался. Вход стоил баснословные деньги — пять рублей (правда, в цену входили чай и пирожное). Тем не менее вечером 28 октября собралась огромная толпа, ресторан брали штурмом. Концерт был коротким — залитованных песен было мало. Славе даже пришлось петь сочиненную специально для Насти «Клипсо Калипсо», что выглядело несколько странно при его мужской харизме и галифе.

На следующий вечер «малахитовый» ажиотаж повторился. Правда, власти, цепко державшие руку на общественном пульсе, успели подготовиться: милиции было почти столько же, сколько желающих попить пятирублевого чайку, а лучший столик занимала комиссия из управления культуры. После концерта «Наутилусу» было строго указано на неподобающий внешний вид. Чиновникам не понравились ни Славина косичка, ни Пифины очки, ни бутафорские ордена.

После такого разноса «наутилусы» вместе с организатором концертов Женей Горенбургом решили в подсобке обсудить предъявленные претензии. Обсуждать их всухую было скучно, и они грубо нарушили правила безалкогольного заведения. Кто-то стукнул. Те же самые милиционеры, что час назад охраняли концерт, препроводили артистов в отделение. Активный участник нарушения Виктор Комаров был задержан вместе с остальными: «Нас загребли всех за милую душу. Но когда менты стали заставлять дышать в стакан, медик Горенбург поднял бучу и начал учить их делать правильные замеры и анализы. Он так их достал, что нас всех просто выгнали из ментовки». Концерт, запланированный на 30 октября, отменили. Продажи чая в «Малахите» резко упали.

16 ноября в ДК Свердлова состоялась очередная творческая мастерская. Уже безо всяких номеров, просто «очередная». Концертная деятельность рок-клуба начинала приобретать необходимый ритм, что было главным достижением этого вечера. Творческих достижений было гораздо меньше. Группа Макса Ильина и «Клуб № 5» попыталась реабилитироваться после августовского конфуза, но после повторной неудачи скоропостижно лишилась лидеров — они ушли в армию. Выступление группы «Центр» было вообще нулевым — чем может запомниться группа, у которой даже название неоригинально? Спас настроение зрителей только «Каталог». Его концерт подтвердил, что фестивальный успех не был случайностью. В его составе блеснул Андрей Мезюха с восхитительно пародирующим эстрадные штампы «Вальсом аквалангиста».

Следующий удар рок-клуб нанес в самую гущу своей потенциальной аудитории. «НП» и «Группа Егора Белкина» дали концерт в университете. Зашедший на огонек Зашихин заставил Егора убрать из программы незалитованный «Технологичный брак». Белкин (в ту пору — третьекурсник философского факультета) был раздосадован, что не сможет показать однокашникам весь спектр своего творчества, но ничего поделать не мог. Скандал, устроенный журналисткой Пинаевой, только-только закончился, и обострять отношения с властями из-за одной песни не стоило. Концерт прошел хорошо, студенты остались довольны, музыканты долго отвечали на записки из зала.

В декабре ударно поработал «Чайф», выступивший аж трижды. В театре кукол засветился еще и «Каталог». 13–14 декабря прошла еще одна творческая мастерская. В ней участвовали девять групп. Страшно подумать, что творилось, если бы такой концерт состоялся год назад. Но к хорошему привыкают быстро. Теперь рок-клубовцы безо всякого ажиотажа приходили в ДК Свердлова, опаздывали к началу и покидали зал посреди выступления, если оно им не нравилось. «Сфинкс», «Икс», «Кунсткамера» и «Степ» грамм в грамм повторили свои тяжелые программы полугодовой давности, заставив зал поскучать. Даже Бутусов с Умецким публику особо не развеселили. Здорово выступил «Коктейль». На этот раз Пиня сдвинул аранжировки в сторону рэгги. «Отражение» выглядели заметно лучше, чем на фестивале, но неверно выстроили программу. Слушать их новый альбом целиком публика была не готова. Двое дебютантов, похоже, ошиблись адресом. «ОТК» органичней смотрелся бы где-нибудь на дискотеке, а «Саквояж» — в кантри-клубе. В составе «РТФ» на рок-клубную сцену впервые ступили будущие «агатовцы» Вадим Самойлов и Саша Козлов. Звучала группа плохо и гораздо тяжелее, чем их студийная запись. Барабанил в «РТФ» Алик Потапкин, причем так здорово, что на следующий день получил от «Наутилуса» предложение заменить их драм-машину.

Год заканчивался 27 декабря новогодним вечером рок-клуба все в том же «Малахите». Народ пришел в карнавальных костюмах, смотрели видеоклипы, танцевали, слушали, как Могилевский читал свои эпиграммы. Было холодно и скучновато — чай и соки в ассортименте новогоднего настроения не создавали. 1986 год был переломным для свердловского рока. Музыканты добились легальности и впервые ощутили твердую сцену под ногами. Год определил реальную расстановку сил и истинную степень махровости всех и каждого. За двенадцать месяцев было пройдено огромное расстояние от запрещения выступлений до ритмичного концертного графика. Рокеры показали себя родному городу и были готовы двигать свою музыку куда-то за его пределы.