Альбомы 1990

«Агата Кристи». «Коварство и любовь» (винил)

Первый виниловый альбом «Агаты Кристи» — это произведение, развитие в котором подчиняется музыкальной логике, а не логике слова. Текст музыкален сам по себе — он более эмоционален, чем содержателен. Я думаю, что любой, послушав «Viva, Kalman», легко сможет напеть мотив, но с трудом вспомнит слова.

Музыка альбома — феномен балансировки на грани хорошего вкуса. «Агата» работает с тем, что называется «музыкальный знак», то есть с наиболее характерными оборотами барокко, классицизма, испанской и итальянской музыки. Несмотря на многочисленность и разношерстность стилистических отсылок, музыка альбома как-то очень монолитна. Это и хорошо, и плохо.

Хорошо, потому что музыканты группы — великолепные стилисты, одинаково хорошо себя чувствующие и в высоких, и в низких жанрах. В любом из них для музыкантов важна этакая театральная помпезность. Но плохо, что во всех своих амплуа «Агата» слишком серьезна по отношению к себе. К тому же альбому недостает разноплановости. Всюду царит «итальянистая» мелодичность и сладкозвучие, единообразная плотность и насыщенность клавиш (удачно нарушенная лишь в «Кондукторе»). Не слишком оправдан и финал диска «Бэсса мэ…» с его насыщенной кабацкой многозначительностью. Разухабистый марш магнитоальбома (здесь в изменчивом виде — «Собачье сердце») был более удачен.

Юлия Гасилова.

«Рок-хроника», 1991, № 4 (7)

«Агата Кристи». «Декаданс»

Итак, в то время как большинство «Зубров» свердловской рок-сцены «затаилось» в 1990 году (возможно, к очередному фестивалю?), «Агата Кристи» успела «выстрелить» в конце года своим альбомом «Декаданс».

Отдав дань в «Коварстве и любви» остросоциальной тематике, группа предстала в новом альбоме более разноликой.

Изящная, легкая и вместе с тем экспрессивная манера В. Самойлова (от «Щекотно», «Мотоциклетки» до «Кошки»), безусловного лидера группы, разбавлена мрачноватым «панковым» стилем его младшего брата («Эксперимент», «Эпидемия»?), от чего музыкальная палитра «Агаты Кристи» только выигрывает. Эпизодические обращения к музыкальной классике сменяются все более устойчивым интересом. Нет, большинство песен альбома по-прежнему выдержаны в новейшем волновом стиле, и все же его музыкальным стержнем является «Декаданс».

В целом слушателей ждет приятный сюрприз. Далеко не всем и не всегда удается прогрессировать от альбома к альбому. Пока у «Агаты Кристи» это получается.

В. Солдатенков.

«Рок-хроника», 1991, № 1 (4)

«Банга-Банга». «Гитара Cimar и С. Чернышёв»

Более абсолютного авангарда еще не знало свердловское рок-товарищество… Надо отдать должное Сергею Чернышёву, его смелости. Нынешняя ситуация не очень располагает к экспериментам с формой, когда-то разработанной Джоном Кейджом. Минимализм как-то не отражает дух нашего смутного времени. Но если вслушаться, то странности и отстраненности «Банга-банга» проистекают именно из него, из времени.

С технической стороны все безупречно. По сути, первая часть «Банга-банга» — звуковой коллаж. Периодически равномерно возникают то лекция по психоанализу, то африканские напевы и т. п., создавая убаюкивающую атмосферу медитации (чему способствует виртуозность звукорежиссуры). Со стороны содержания — полный туман и неясность. Концепция «Банга-банга» — в отсутствии всякой членораздельности и сформулированности. Можно долго разгадывать ребусы и шарады оформления и звукового материала, но не продвинуться ни на шаг в понимании альбома.

Возможно, Сергей Чернышёв и не сказал ничего нового, возможно, Фрипп, а затем Ино и Бирн (альбом «Моя жизнь в кустарнике с призраками», 1980) полностью исчерпали возможности минимализма и этно-музыкального сюр-коллажа. В таком случае «Банга-банга» и не эксперимент, собственно. Это движение (или прорыв) вовне (или внутрь) подсознания (дальше, дальше) на уровень, где говорить о сознании (даже под или над) не приходится.

Для понимания музыки и теории «Банга-банга» требуется, скорее, осязание, обоняние и телепатия, чем интеллект. Любые логические выкладки не более уместны, чем попытка напиться из дуршлага. Рок-сенсуализм «Банга-банга» доступен лишь избранным. Тем, чье число 666 (см. работы Л. Бинсвангера и альбом «Банга-банга»).

Алексей Коршун.

«Рок-хроника», 1991, № 4 (7)

«Внуки Энгельса» «Без адреса»

В XVIII–XIX веках существовало такое направление в европейской живописи — академизм. Художники тщательно выписывали каждый изгиб ветки, складку ткани, локон волос, бились над точной цветопередачей, продумывали перспективу и игру светотени. Их картины восхищали зрителей своей красотой, но не трогали душу. «Внуков Энгельса» вполне можно причислить к академистам. Трое экс-«наутилусовских» «дедов» — Владимир Елизаров, Алексей Хоменко и Виктор Алавацкий, с примкнувшим к ним экс-«чайфом» Игорем Злобиным записали очень красивый альбом. Изысканные мелодии, хорошие аранжировки, исполнение — выше всяких похвал. Тексты Ильи Кормильцева — тоже не хухры-мухры. Правда, они почему-то лишены привычных кормильцевских хлестких, запоминающихся фраз-афоризмов. Но зачем они? Ведь придраться и так абсолютно не к чему, все настолько ровно и гладко, что физически не хватает какой-нибудь шероховатости, за которую ухо могло бы зацепиться. Из одиннадцати песен выделяются лишь три — просто потому, что они спеты по-английски.

На альбоме нет ни одного хита. Это не удивительно — что может выпирать из до блеска отполированной поверхности? Но, несмотря на это, спрос на подобную музыку всегда будет. Прислушайтесь — разве не «Внуки Энгельса» звучат на заднем плане в шумном баре или скрашивают время ожидания телефонного оператора? Нет? Значит, это что-то очень близкое им по стилю, такое же совершенное по качеству и столь же не запоминающееся.

Д. Лемов, 2016

Глеб Самойлов. «Маленький Фриц»

Когда доброго наивного героя Экзюпери мобилизует третий Рейх, и безжалостная национал-социалистическая идея, не без участия фантазии Глеба Самойлова, бросает его в пекло мирового пожара, он превращается в маленького Фрица. То, что по нему стреляют партизаны, с неба угрожает Покрышкин («а это значит — алес капут») и «его вечность сгорит на огне», в философском плане значит не меньше, чем страдания Вертера или повороты человеческих судеб в романах Ирвина Шоу и Ремарка. Маленький Фриц все так же неустанно ищет истину, как искал ее, будучи Маленьким Принцем.

Смысл лежит гораздо глубже уровня, устанавливаемого самой едкой иронией и самым злым стёбом. В тех глубинах царствует Ницше и экзистенциализм с определенной, конечно, поправкой на природу и экономику Урала.

Впрочем, все гораздо веселее и живее, чем аскетизм философских проблем. Альбом переполнен абсурдным гротеском, юмористическими иллюзиями и неожиданными контрастами. Поэтому «Последний подвиг Евы Браун», не нашедший отражения в к/ф «Освобождение», в варианте Глеба навевает воспоминания о шедевре русского застолья — «Ромашки спрятались». Поэтому песня об обреченном на бесславный конец сбитом немецком летчике стилизована под грустную мелодию Стинга, усиливающую драматический эффект.

В отличие от первого сольного альбома Маккартни, записанного 20 лет назад, работа Глеба лишена каких бы то ни было исполнительских огрехов, хотя все партии, как и Пол, он исполнил лично в перерывах работы «Агаты Кристи» над «Декадансом». Защищая честь Маккартни, нужно отметить, что Пол в те годы не обладал набором сенквенсорно-компьютерной техники, имевшейся в распоряжении Глеба. Но сей факт нисколько не умаляет достижений последнего.

Используя до предела возможности электронных клавиш, он получил вполне оригинальный продукт, мелодический диапазон которого простирается от вагнеровских высот и психоэлектроники «Yello» до утонченности Стинга и вальсов композитора А. Петрова.

Так или иначе, альбом получился очень симпатичным, достойным памяти фройндшафта Зигфрида и Садко. Есть опасность, что ревнители нашей нравственности увидят в «Маленьком Фрице» апологию нацизма, как, скажем, увидели они ее в печально известной кинокартине «Площадь Сан-Бабила, 20 часов». Тем, кто не понимает юмора, я напоминаю детскую считалку, аполитичную и деидеологизированную: «Два маленьких фашиста сидели на суку…» Неплохой эпиграф для этого альбома.

Алексей Коршун.

«Рок-хроника», 1991, № 3 (6)

«Каталог». «Утерянный альбом»

Реальность постоянно опровергает слова Воланда о том, что рукописи не горят. Рукописи, старые фотографии и магнитофонные ленты не только горят, но и тонут, рассыпаются от старости или просто сгнивают на помойках. Но иногда все происходит в точном соответствии со словами булгаковского героя.

Весной 1990 года Александр Сычёв и его группа «Каталог» впервые в приличных условиях записали свои песни. Через несколько месяцев Александр трагически погиб. Вскоре две катушки с оригиналом записи пропали. «Каталоги» предполагали, что кто-то позарился на пленку «Agfa», представлявшую в то время некоторую материальную ценность. Утраченные песни ходили по рукам лишь в плохоньких копиях.

Весной 2014 года потерявшиеся пленки вдруг нашлись. Рукописи не сгорели.

Сейчас невозможно доподлинно установить, сколько и какие из более чем двадцати треков должны были попасть в окончательный вариант альбома «Каталога» и как он мог называться. Но в этой незавершенности работы, оборванной не по вине авторов, есть нечто, созвучное времени записи. Тогда рвалась на части страна, дробилась эпоха, ломались судьбы. Несмотря на актуальность материала периоду крушения СССР («абалкинские штучки», «кооператор», «СТК» — слова-маркеры конца 90-х), в целом этот цикл удивительно злободневен и спустя четверть века, в момент его обретения. Песни «Страна, в которой никто не хочет жить» и «Народ — дурак» словно написаны после прочтения фейсбучной ленты. «Просто не могут» звучит как приговор современным рокерам. «Вы дома» и «Вовчик» — песни вне времени, подходящие к любой эпохе.

Акустические гитары, чуточку клавиш — бардовский минималистический набор. Но энергетика большинства сычевских песен не позволяет усомниться в том, что это настоящий рок-н-ролл. Песни, исполненные самим Александром и Андреем Мезюхой, удачно дополняются четырьмя композициями, написанными и спетыми Олей Таланцевой, которой Сычёв тогда помог с аранжировкой и записью.

Самая страшная вещь альбома — красивая баллада «Я наконец-то всем доволен». Автор с лиричной иронией подводит итог бурной молодости. Но благодушному настроению мешает знание того, как Александр подвел черту под своей жизнью всего через несколько месяцев после записи этой песни. Если вспомнить об этом — по спине бегут мурашки.

Д. Лемов, 2016

«Наутилус Помпилиус». «Наугад»

В марте на концерте в честь дня рождения рок-клуба появление Бутусова на сцене вызвало в зале нечто вроде скоропостижного урагана. Не сразу узнанный из-за слабого освещения (настраивался аппарат), Слава одним своим видом вызвал восторг у поклонников, на сетчатке глаз которых он был отпечатан до той поры в героико-романтической позе. У сцены собралась толпа. В воздухе запахло жареным. Однако первые же аккорды воскресшего в новом составе «НП» охладили всеобщий пыл не хуже ушата холодной воды или дубинок стражей порядка. В новой музыке не было привычных и бьющих наверняка подъема и надрыва, дешевой клавишной помпезности. Зато был нерв, внутренний импульс. Не было слащавости и кича. Были профессионализм, уверенность и настоящий звук хорошей музыки. Все это, кроме разве что эффекта неожиданности, отразилось в магнитоальбоме «Наугад», включающем в себя, наряду со свежим материалом, пять старых вещей в иной интерпретации, в том числе совершенно неузнаваемый «Отход на север», доведенный до предела безысходности, балладу «Падал теплый снег».

Слаженность акцентов, приглушенность контрапунктов, меланхоличная монотонность ритмического рисунка, оттеняющая тончайшие нюансы инструментальных партий, жесткая гитарная «волна» — такова музыка альбома «Наугад». Она вряд ли найдет отклик в нежных девичьих сердцах, которым неведом кайф пластинок «Кьюэ» и «Кинг Кримсон». И дело даже не в том, что гитарист Александр Беляев (экс-«Телевизор», к выходу альбома экс-«НП») играет в манере «Кьюэ», а пара вещей альбома («Она ждет любви» и «Черные птицы») звучат так, будто маэстро Фрипп руку приложил. Избежавший цепких лап масс-культа, «НП» стал другим, строгим и в какой-то степени элитарным. «Наугад» уже не сможет служить, как «Разлука», фоном для дружеских попоек. С пивом он не протянет. Эти песни нужно слушать, иначе они будут просто раздражать. Их нужно понять и ощутить их настроение. Философские миниатюры и микро-эссе Кормильцева в исполнении Бутусова требуют такой же работы мысли, таких же затрат душевной энергии, что и картины экспрессионистов или пьесы Беккета.

В перегруженности философией — определенный недостаток альбома. В нем нет целостности, будто авторы стремились так или иначе потрясти сознание слушателей набором экстраординарных мыслей. Что же, им трудно отказать в интеллектуализме. Но альбом при этом слушается как сборник случайных вещей, лишенный общего стержня.

Камерный, абсолютно некоммерческий «Наугад» вряд ли станет событием года. Он слишком мрачен. Жизнеутверждающе звучит лишь рождественский гимн «Родившийся в эту ночь». Оценит новую работу «НП» только «имеющий уши». Но ленноновская Люси, паря среди небес в алмазах, легко узнает свою сюрреалистическую тень в сумасшедшем пацане, вокруг которого метафизическими волнами льется «Музыка на песке».

Алексей Коршун.

«Рок-хроника», 1991, № 1 (4)

Ольга Лебедева. «Быть общей деткой»

Эта музыка непривычна для уха свердловских рок-фанов, воспитанных на около-арт-роковых структурах. На память приходит таинственный, постепенно уходящий в область преданий фанк-оркестр «Солярис», чей заразительный свинг на третьем фестивале рок-клуба резко контрастировал с общим фоном и не укладывался в рамки местных традиций. Но в этом сходство его с музыкой Ольги Лебедевой и заканчивается. «Солярис» — чисто музыкальная, то есть не текстовая группа, к року относящаяся постольку, поскольку такой джаз в городе не принят. Лебедева — явление без всяких скидок рок-н-ролльное, несмотря на сложность идентификации ее стиля.

Уверен, что у многих, кто слышал Ольгу, возникает желание найти аналоги ее песен у Сюзи Кватро, Кейт Буш и «Blondie», выделить источник музыкального вдохновения из творчества Стинга или «Style Council». Можно как угодно назвать ее стиль: нововолновый фанк, поп-буш или свердловский «нью-эйдж». Но никакой ярлык, стереотип поп-музыки не объяснит смысл этих песен и не вместит в себя затерянный мир, который кроется за словосочетанием «быть общей деткой». И то, что специфическое звучание тромбона в большинстве номеров делает их похожими на вещи Стинга, ровным счетом ничего не значит.

«Технические» данные (диапазон голоса, манера пения) Ольги сближают ее с Настей Полевой. Корни у них общие. Женская душа, женское естество — даже не тема: топливо их песен. Сравнение неизбежно.

Странная мистическая сила связывает песни Насти и Ольги (наверное, та, что связывала доктора Джекила и мистера Хайда). У Насти она в обрамлении экзотических цветов в сказочных видениях. У Ольги — предельно земная, уставшая курить сигареты без фильтра. И при этом она одна и та же.

Ответ на вопрос, что значит «быть общей деткой», попытался дать еще Достоевский, создав бессмертный трагический образ Натальи Филипповны. Минул век, и в песнях Ольги воскресла эта несчастная женщина, которая никогда не читала мир «как роман» и с самого начала разбила и выбросила розовые очки. Она больше всего боится жалости. И больше всего ей нужна жалость. Потому что жалость — это детство любви. Наверное, если вывернуть комфортную Шадэ наизнанку, то получится рассерженная, но жаждущая тепла Ольга Лебедева.

Самая законченная и яркая вещь альбома «Я уйду к нему» (достойный ответ на вызов Майка Науменко «Ты дрянь!», брошенный с десяток лет назад) позволяет надеяться, что «начинается новая стадия», как поет Ольга в другой песне, новая стадия или, по крайней мере, новое направление свердловского рока.

Алексей Коршун.

«Рок-хроника», 1991, № 1 (4)

«ОТК». «Комедианты»

Второй альбом группы «ОТК» мелодичен, энергичен и ритмичен. Неплохие мелодии, нововолновые аранжировки с акцентом на фанковый электробас. Правда, тексты удивляют. В 1990-м герои «ОТК» находят поводы для переживаний, которые в открытом мире отрефлексировали лет пять назад. Например, «Панельный дом» созвучен песне «ДДТ» пятилетней давности. Неужели в герметичной атмосфере закрытых городов и настроения консервировались?

Сперва «Комедиантов» слушать, в полном соответствии с названием альбома, весело. Ироничный гимн служебному долгу «Я так люблю…» свидетельствует о хорошем чувстве юмора его создателя Павла Федоровского. Но следующая за ним «Без 15-ти 16-ть» бьет под дых — такое скучное морализаторство в наших краях встречалось редко. Веселая «Про комаров» с неожиданными, хотя и порой корявыми рифмами возвращает слушателей к жизни, но заключающая альбом длинная и скучная «Накануне» убивает всю веселость. И это вы называете комедией?!

Дело вовсе не в чересполосице настроений. Было бы даже интересно, если темперамент альбома скакал бы как кардиограмма. Дело не в том, что энергичная упругость сменяется лирикой. Просто эти медляки — из ресторанной серии «дамы приглашают кавалеров». Два самых нудных номера стоят в самом конце альбома, сбивая всю его бодрость начисто. Невыстроенность программы — главная беда «Комедиантов».

Д. Лемов, 2016

Сергей Чернышёв. «Акустический альбом: сентиментальная запись»

Более незатейливого альбома еще не знало свердловское рок-товарищество. Была акустика, был откровенный куплетизм, были предельно «прямоугольные» рок-н-ролльные квадраты, но чтобы так просто, так легко, как бог на душу положит, без претензий на откровения и проповеди — такого еще не было.

Акустический альбом — свидетельство стремления вырваться из всевозможных границ, так или иначе устанавливаемых имиджем и стилем любой группы, даже самой схоластичной, эклектичной и безалаберной, хотя в нем и отдана дань двум ипостасям Сергея. «Биробиджанский Музтрест» ощущается в подаче материала — этакий концерт для друзей, с помощью друзей записанный («посторонние» звуки студии создают расслабляюще-домашнюю атмосферу). «Апрельский марш» присутствует в непередаваемой, присущей только ему романтической ауре тех мест, где речь идет о любви, пусть и не совсем традиционной. «Белинда, девушка полей» — не родная ли она сестра «Сержанта Бертрана»?). Но во всем остальном источник вдохновения — то самое утилитарно-обыденное искусство, которое окружает нас с пеленок. Стиль альбома — «тихий интеллигентный кич», и поэтому в музыкальном плане в нем почти начисто отсутствует рок (если не считать «Географию секса», в финале которой на мгновение оголяется родной рок-н-ролльный нерв).

И все-таки этот альбом — роковой, хотя и без рокового антуража. Парадокс не новый: вспомните хотя бы «Треугольник» «Аквариума», ведь рок — не столько музыка, сколько способ существования белковых тел в агрессивной среде.

Алексей Коршун.

«Рок-хроника», 1991, № 4 (7)

«Солянка им. Бобы Докутовича». «Трагедия в стиле стёб»

Более всего альбом напоминает первые записи «Чайфа». Те же плюсы и минусы при мощном рок-н-ролльном запале, невыразительность текстов и ощутимый налет того, что именуется провинциальностью. Чувствуется, что у «Солянки…» была ясная цель: настоящий рок-альбом с продуманным и выстраданным содержанием, определенным звучанием, что и удалось в общих чертах. «Трагедия» крепко сколочена стальными гвоздями ритма.

Нет одного — самостоятельности темы. Почти для каждой песни можно найти первоисточник. И сама песенка, давшая название альбому, с ее замысловатым многоголосием на манер русских хоров, проистекает из «Страданий извозчика Еремы» — песни куда более стёбной. Самое смешное, что песни, в которых нет потуг на смысловую нагрузку («Рок-н-ролл») или с трудом улавливаются слова из-за качества записи («Достали!»), звучат явно выигрышно. Видимо, вступает в действие тот механизм, благодаря которому когда-то вылезли на авансцену легендарные «Слэйд». Вряд ли сами англичане в их звуковом шквале различали слова, вылетавшие из луженой глотки Нодди Холдера.

Возможно, осколки и шрапнель слэйдовского драйва затерялись в душах музыкантов «Солянки». Возможно, в будущем эти «ядовитые» семена дадут о себе знать какими-нибудь восхитительно-чудовищными всходами.

Алексей Коршун.

«Рок-хроника», 1991, № 1 (4)

«Траппа». «Дитя иллюзий»

После распада «Флага» трое его отцов — Александр Тропынин, Владимир Коровин и Александр Пьянков — вновь объединились для записи сольного тропынинского проекта.

Видимо, три года лидерства во «Флаге» Сергея Курзанова не прошли даром для основателей группы. Из музыки Тропынина и Коровина исчезли все потуги на оригинальность, присутствовавшие в ранних работах «Флага». Мелодичность вроде бы осталась, но, погребенная под тяжестью уныло стандартных хардовых аранжировок, она лишь изредка прорывается на поверхность красивым гитарным соло. Прежними остались разве что тексты Пьянкова — серьезные, лиричные, но чуть излишне патетичные.

Действительно ли хард-прививка от Курзанова была столь убойной, или сказалось влияние еще одного участника проекта, страстного любителя «Deep Purple», экс-«чайфовца» Павла Устюгова, установить сегодня трудно. Но наверняка можно сказать, что именно из-за неактуальной в начале 1990-х тяжести перспективный проект оказался столь недолговечным. 30-тысячный тираж выпущенной в 1991 году виниловой пластинки бесследно растворился на бескрайних просторах доживавшей последние дни страны. Населению, очумевшему от кучи разнообразных проблем, которые несли с собой надвигавшиеся 1990-е, было явно не до красивого хард-рока образца застойных 1970-х.

Д. Лемов, 2016

«Цербер». «Контрибуция»

Альбом «Контрибуция» стал для группы «Цербер» небольшим шагом вперед и большим шагом в сторону от прежнего глэм-метала в сторону более экстремального трэша. К моменту его выхода ребята подтянули внешний вид: нанесли густой макияж, надели леопардовые лосины и клепаные напульсники. Правда, выглядели при этом они так, будто говорили: «Если вздумаешь усмехнуться, глядя на нас, то тебе несдобровать!» Ни грамма веселого снобизма, свойственного западным коллективам.

Альбом записывался в помещении стрелкового тира Новоуральска и вобрал в себя всю агрессивную энергию этого места. Музыка стала жестче, вокалист стал петь мощнее, но при этом меньше обдумывать мелодию своих партий. И последний факт не пошел на пользу звуку команды.

Стремление к мощному звуку, продуманным, скоростным и мелодичным гитарным партиям, к резкой смене ритма в рамках одной композиции могло принести неожиданные и интересные результаты. Но альбом «Контрибуция» стал главой романа, который так по-настоящему и не был закончен.

Иван Клюс, 2016

«Чайф». «Не Беда»

В начале было слово, вместо него поставили многоточие. Не беда! Остальное, следующее за многоточием, воспринимается с нарастающим интересом, и так до точки, и трудно сдержать порыв — щедро рассыпать пригоршню звездочек…

Новый магнитоальбом группы «Чайф». Послушаем его еще раз, все вместе. Отличный студийный звук, отличный от нашего, свердловского, — заварка по-ленинградски. Отличный драйв новоявленного квартета — энергии, пожалуй, хватит на то, чтобы передвинуть громоздкие местоимения: «мы» на месте «они», и наоборот; «я» оставим на месте, «я» — короткая черточка, дефис, центрист в толпе, раздираемой нелепыми противоречиями; солист, затерявшийся в хоре. «Снимите с нас строгий ошейник», — поет хор.

«Не беда» несет печать «общественно значимого явления», насыщена политическим колоритом. Вот такие, например, строки: «на детском рисунке домик с трубой Фидель Михаилу машет рукой» (вообще, новые песни богаты лирическими находками, которые можно цитировать направо и налево). Но язык не поворачивается назвать альбом «политическим», здесь «политическое» — декорации, на фоне которых происходит обычная жизнь «мы — я — они», или короткие ремарки, называющие пустые, но вечные, надоевшие до одури, приметы нашего времени (и этот материал пригодился под фундамент поэтической крепости Шахрина). «Чайф» вступил в пору противоречий: былому оптимизму не ужиться с грустью повзрослевших парней. В этом смысле «Не беда» — честная работа, многое в ней естественного происхождения. Это и отчаянный «Способ», и не лишенное пафоса отчаявшихся требование «Оставь нам нашу любовь», и речитативная баллада «В городе трех революций», подводящая невеселый итог, и распевная «Поплачь о нем». Не обошлось без стандартов — они тоже хороши, эти «Гады». «Чайф» прибавил мастерства — закономерный итог прошедших лет: я не удивляюсь тому, насколько выросли Бегунов с Нифантьевым (послушайте «оставь нам нашу любовь»); новый барабанщик Северин — нормальный барабанщик. Мне понравились Backing vocals, частое подключение губной гармошки, разнообразная тембральная окраска голоса Шахрина — все это особенно приятно отметить, когда понаслышке знаешь о привычке наших музыкантов не замечать мелочей, без которых на самом деле невозможен полнокровный результат студийной работы.

Однако при более пристальном взгляде не хватает прорисовки мелочей же… и более того. Не хватает стилистического родства. К примеру, Бегунов явно тяготеет к лаконизму — что-то в духе модного нынче английского гитарного звука, — тогда к чему эти подъездные переборы и «постпинкфлойдовские» запилы? — они режут слух.

И еще. Альбому не хватает песни «С войны», исполненной Шахриным на IV фестивале свердловского рока (до «Чайфа» военная тема воспринималась советскими музыкантами в черно-белых тонах, эгоистично и подавалась соответствующим образом), — как раз на место многоточия.

А. Одинцов

(«ПерекатиПоле», № 3, 1990)

«Чайф». «Давай вернемся»

Если собрать все «народные» хиты «Чайфа» всех времен, то большинство из них окажутся датированы периодом до 1990 года, когда был записан «Давай вернемся» — пожалуй, последний альбом золотой эпохи. Кончено, и потом случались отдельные вспышки вроде «Аргентины-Ямайки», но в целом за первые пять лет работы группы был написан и отлит в бронзе почти весь репертуар последующих юбилейных туров.

Кроме заглавной песни «Про бухло», которая все-таки немного хромает сложностью хорового исполнения, в альбом вошли вечно зеленые хиты — «Ой-ё» и «Поплачь о нем», — идеальные во всех отношениях, хрестоматийные «чайфовские» вещи. Они при рождении были обречены на бессмертие. Композиция «С войны» — по сути, квинтэссенция дворового творчества, доведение до совершенства популярной в то время подъездной лирики на тему «война—любовь—измена». У Шахрина получилось спеть о вечной теме без шансонной пошлости и пацифистского пафоса, как-то трогательно и по-домашнему.

«Оставь нам нашу любовь» в 1990-м выглядела уже атавизмом. Пересказом вчерашних газет, пусть и в отличном исполнении. Но «нам не дано предугадать…». Спустя четверть века на концерте в екатеринбургском «Космосе» эта песня ошарашила актуальностью момента. Полное дежа-вю из 1980-х: «Чайф» на сцене лихим аккордом жжет режим. Сам Шахрин снова молод и по-хорошему зол. Как будто в унылых буднях нынешнего шоу-бизнеса он нашел изначальное предназначение рока. Нашел свое место. Или вернулся к нему.

А песню про матроса я до сих пор не люблю. Не понимаю, наверное. Или еще подождать надо.

К. Стрелков, 2016