«Люблю я музыкальные журналы» (Музыкальный самиздат)

Если бы какой-нибудь меломан-свердловчанин в начале 1980-х годов захотел узнать из местной прессы что-то о живших по соседству с ним музыкантах, вряд ли его любопытство было бы удовлетворено. Не то чтобы официальная пресса совсем не писала о музыке. В областной комсомольской газете «На смену!» существовала даже рубрика «Музыкальная студия», в которой регулярно перепечатывались материалы центральных информационных агентств ТАСС и АПН об ужасах зарубежного рока и о светло-безмятежном творчестве отечественных пугачевых-леонтьевых. В родных же пенатах журналистов «Насменки» интересовали в основном лишь исполнители классической музыки и ансамбли политическо-комсомольской песни. О свердловских рок-группах печатный орган обкома ВЛКСМ упоминал редко и исключительно негативно.

Тем временем на Урал из разных уголков страны уже доходили самиздатовские журналы, полностью посвященные рок-н-ролльной жизни. Отдельные номера ленинградского «Рокси» и столичного «Урлайта», попадавшие в Свердловск, зачитывались до дыр. Никого при этом не смущало, что о большей части упоминавшихся там групп читателям не было известно ничего, кроме названий, — пленки многих из них (за исключением самых топовых) на Урал доходили еще хуже, чем машинописная пресса.

Студент факультета журналистики Константин Дмитриев до сих пор помнит свои ощущения при чтении толстой пачки фотографий с переснятыми страницами «Рокси»: «Подслеповатый текст репортажа об одном из первых ленинградских фестивалей радовал не только тем, что где-то на брегах Невы живут «такие же, как мы, только без хвоста». Знакомился я с «Рокси» в университетской аудитории на лекции по теории и практике советской печати. Разговорная лексика, неказенное построение фраз и умный стеб «Рокси» так резко контрастировали со словами лектора, что это не могло не вызывать веселого восторга».

В Свердловске тоже сочиняли рецензии на альбомы, репортажи с концертов, даже аналитические статьи. Нельзя сказать, что все это писалось в стол. Некоторые местные новости появлялись в машинописных журналах Москвы, Ленинграда и Алма-Аты. Таким образом, создавались своеобразные корпункты, которые, опираясь на личные связи, информировали иногороднюю аудиторию о свердловских делах. Леонид Баксанов был таким корреспондентом алма-атинского журнала «Згга» и ленинградского «Рокси»: «Многие филофонисты вели обширную переписку — обменивались по почте записями, вырезками из западных музыкальных журналов, просто информацией. Постепенно значительное место в этих письмах стали занимать машинописные листочки с текстами о музыкальной жизни своих регионов. Писал в ответ и я — рассказывал о приезде Майка и Цоя, о квартирнике Шевчука». Когда эти заметки попадали в руки издателей самопальных журналов, они превращались в «вести с мест». Зачастую сами авторы даже и не знали о журнальной судьбе своих корреспонденций. В результате получалось, что в Ленинграде легче было прочитать о событиях рок-н-ролльной жизни Свердловска, чем на самом Среднем Урале.

В 1984 году было решено, что опорному краю державы необходим свой музыкальный журнал. За его создание взялся Андрей Матвеев, профессиональный журналист и начинающий писатель. В первую очередь было придумано название — «II пояс». В написанном во вторую очередь предисловии оно объяснялось так: «Достаточно взять бaнку яблочного сока и посмотреть этикетку. Видим: Цена: I пояс — 1 руб. 28 коп. (без стоимости посуды), II пояс — это мы».

В папке редактора стали скапливаться материалы, охватывающие период за последние несколько лет. Среди того, что в итоге так и не было напечатано, сохранились, например, двухстраничные впечатления Александра Пантыкина о III ленинградском фестивале, подписанные «Б. Морозова». Традиция писать под псевдонимами тщательно соблюдалась в свердловском музыкальном самиздате.

Пока матвеевская папка еще только начинала пухнуть, право первородства было отобрано у «II пояса» другим журналом. 7 июля 1985 года на репетиционной базе «Чайфа» в ДК имени Горького был представлен первый номер фанзина Уральского Битлз-клуба «Эплоко». Слово придумал Дмитрий Карасюк, соединивший название битловской фирмы «Apple» с его русским переводом. Первый номер был посвящен 45-летию Ринго Старра, к юбилею которого приурочили презентацию. Журнал появился благодаря энергии главного свердловского битломана Леонида Баксанова. Издание имело нехарактерный для большинства советского самиздата вид — оно было цветным, богато иллюстрированным и с оригинальной версткой. Это не удивительно, если учесть, что в его «издании» принимали активное участие выпускники Арха Александр Зарубин и Александр Смирнов. Благодаря сложному макету «Эплоко» издавалось в одном экземпляре и размножалось фотоспособом. Фотографии были черно-белые и не могли, к сожалению, передать всю многокрасочность битловского фанзина.

Через три месяца, к юбилею Джона Леннона, был подготовлен второй номер «Эплока». Однако на праздновании дня рождения Джона в ДК МЖК студент-медик Миша Козырев в порыве любви к лидеру «The Beatles» написал на юбилейном фотоплакате «Леннон и теперь живее всех живых». Кто-то добавил: «Леннон жил, Леннон жив, Леннон будет жить». Размягченные празднованием битломаны разошлись, оставив плакат с пожеланиями на столе в актовом зале ДК МЖК. На следующее утро там проходило какое-то комсомольское мероприятие, и инструкторы райкома усмотрели в искаженном цитировании Маяковского идеологическую диверсию. Разразился скандал. Организаторам празднования грозило исключение из отряда МЖК и, следовательно, утрата перспектив на получение квартиры. От расправы Баксанова спас только один из руководителей МЖК, вспомнивший, что «вообще-то Леннон — борец за мир и социальный прогресс».

Презентация журнала «Эплоко», 7 июля 1985

Естественно, что деятельность Битлз-клуба, а следовательно, и издание «Эплока» были заморожены. Интересно, что двадцать лет спустя «Эплоко» возродилось. С другой редакцией, типографским способом, но под прежним названием журнал выходит до сих пор, став, таким образом, одним из долгожителей среди музыкальных изданий России.

Дело уже шло к открытию рок-клуба, чью деятельность никак нельзя было начинать, не имея собственного печатного органа. Поэтому нажим на неторопливо раскачивающегося Матвеева резко усилился. В зоопарке, где Матвеев работал сторожем, стали проходить регулярные редакционные летучки. Были отобраны материалы для первого номера, но на их подготовку к печати сил редактора уже не хватило. Литературную обработку статей осуществил администратор рок-клуба Александр Калужский. Первые страницы выстукивал двумя пальцами на пишущей машинке Дмитрий Карасюк, но сроки поджимали, и «полиграфический» процесс завершила привлеченная Калужским профессиональная машинистка. В мае 1986-го первый номер журнала вышел «из печати». В пути он сменил легкомысленное имя «II пояс», которое к тому же требовало разъяснений, на официозно-однозначное название «Свердловское рок-обозрение».

По сути, первый номер «СРО» являлся дайджестом. Его материалы были написаны за два последних года. Один из самым ранних — обзорная статья «5 лет туземной борьбы» Ильи Кормильцева, взявшего псевдоним Айк. Изначально она называлась «5 лет чукотской борьбы». Под чукчами, оторванными от Большой земли, Кормильцев вывел свердловских рокеров, смутно представлявших рок-жизнь в других регионах Союза. Но Калужскому не понравилась чукотская метафора. Он вспомнил выражение «Борьба нанайских мальчиков» и перекрестил чукчей в нанайцев. Но кто-то почуял запашок национализма и указал на то, что нанайцы, как и чукчи, — представители братской семьи народов СССР, и коренные северяне превратились в безобидных тропических туземцев. Впрочем, идею статьи эти этнографические пертурбации не изменили.

Журнал блистал разнообразием жанров и псевдонимами. Грахова, Пантыкина и Скрипкаря проинтервьюировали С. Антивалютов, в миру — Евгений Карзанов и Д. Лемахастов (Дмитрий Карасюк). Авторами статей о «Наутилусе» и «Чайфе» были АМ (Андрей Матвеев) и Л. Юрьев (Леонид Баксанов). Последние (на конец 1985 года) альбомы «Урфина Джюса», «НП» и «Чайфа» со всех сторон освещали целых шесть рецензий — по две на каждый. Завершал номер раздел слухов и приколов «Завалинка». В нем из-за опечатки группа «Арена» из Катайска, райцентра в соседней Курганской области, превратилась в Китайский коллектив. Наверняка осведомленность свердловчан о рок-жизни КНР произвела впечатление на читателей из других городов.

95 страниц журнала были напечатаны тиражом пять экземпляров — одна закладка пишущей машинки. Два из них отправились в Ленинградский рок-клуб и Московскую рок-лабораторию, еще один был продемонстрирован кураторам СРК как первый результат его работы. Два оставшихся экземпляра хранились в рок-клубе и выдавались желающим под роспись. Некоторые из этих желающих сами организовывали перепечатку журнала, увеличивая его тираж. Этот процесс был абсолютно неконтролируем, но можно с уверенностью сказать, что у первого номера «Рок-обозрения» была самая массовая аудитория за всю историю уральского самиздата. Его было технически проще перепечатывать, чем последующие журналы, выходившие в формате А5.

Второй номер вышел осенью (хотя на обложке и стоит август) и был посвящен главным образом прошедшему в июне фестивалю. Это эпохальное событие описывалось сразу в трех репортажах, иногда с диаметрально противоположными оценками выступавших групп — в отсутствии объективности «СРО» обвинить трудно. Интервью с Егором Белкиным, Дмитрием Умецким и Владимиром Шахриным взял поражавший своей работоспособностью Антивалютов. Из заметок Главного Механика (Александра Калужского) с фестивалей Ленинграда и Москвы в номер вошла только половина. Обещание «Окончание в следующем номере» было редкостью для самиздатовских журналов, чей график выхода строгостью не отличался.

170-страничный номер с кучей картинок выглядел как толстая книжка в мягкой обложке. Об иллюстрациях стоит сказать особо. Благодаря небольшому формату все фестивальные снимки были полосными. Каждая статья предварялась рисованной или фотозаставкой. Все это делало второй номер «Рок-обозрения» полиграфическим шедевром советского музыкального самиздата. К сожалению, это великолепие имело и обратную сторону. В связи со сложностями фотопечати роскошными получились только первотиражные пять экземпляров. Печатать на половинке листа труднее, чем на целом, поэтому тираж второго «СРО» гораздо жиже, чем у первого.

Осенью 1986 года Андрей Матвеев окончательно охладел к рок-клубовскому журналу. У него готовилась к печати первая «настоящая» книга прозы, и ему было уже не до самиздата. Бремя главного редактора возложил на себя Александр «Главный Механик» Калужский. Из-за организационно-творческих проблем третий номер «Свердловского рок-обозрения» вышел только в мае 1987 года и охватывал события второй половины 1986-го. Самым активным его автором стал Леонид Баксанов — под разными псевдонимами он опубликовал интервью с Алексеем Могилевским, рецензию на альбом «Отражения» и рассказ о «Чайфе», написанный в оригинальной форме протокола собрания чаеразвесочной фабрики. Рецензии на альбомы «Кабинета» и «Наутилуса» демонстрировали критическую направленность уральской рок-журналистики. И творение ветеранов свердловского рока, и признанная впоследствии образцом жанра «Разлука» были разгромлены в пух и прах. Да, мнение критиков «Рок-обозрения» явно не совпадало с точкой зрения свердловской, а чуть позднее — и всесоюзной аудитории.

Во введении к третьему номеру «СРО» его новый редактор предлагал считать издание не ежемесячником (которым оно никогда и не было), а ежеквартальником. Это не помогло. Третий номер «Свердловского рок-обозрения» стал последним.

«СРО» грешило недостатками, характерными для большинства аналогичных изданий Союза. Событий рок-жизни было так мало, а времени для их описания так много, что материалы страдали от многословия. В рецензиях подробно обсасывалась каждая песня, а в репортажах — чуть ли не каждое слово выступающих. Явно неравноценный литературный дар авторов создавал резкий диссонанс между соседними материалами. Многие шутки и намеки были понятны лишь узкому кружку посвященных. Впрочем, именно на этот кружок и был рассчитан машинописный тираж.

Еще до безвременной кончины нерасторопного «Рок-обоза» Грахов озаботился созданием более оперативного издания. Уже имелся пример журнала «РИО», который издавал в Ленинграде Андрей Бурлака. В первые месяцы своего существования тоненький «РИО» выходил ежемесячно и поражал читателей тем, что отставал от описываемых событий питерской рок-жизни всего на пару недель. Такая оперативность была пределом мечтаний для советской рок-прессы.

Рок-н-ролльных событий в Свердловске происходило все больше. Чтобы самиздатовская периодика от них не отставала, нужен был новый редактор — легкий на подъем, коммуникабельный и писучий. Лучше всего на эту роль подходил Леонид Баксанов, который возглавил новый печатный орган Свердловского рок-клуба — ежемесячную «Мароку». В названии, придуманном им вместе с Граховым, опечатки не было, неологизм расшифровывался как «Маятник рока».

Первый номер вышел в конце июля 1987 года, хотя и датирован он маем. Отставание от календаря было решено сократить в следующих выпусках. В первой «Мароке» использовалась часть материалов, доставшейся ей в наследство от «СРО», но и они, и новые статьи выстроились в четком соответствии с продуманной системой рубрик. Номера предполагалось выпускать по единому шаблону: концертные обозрения (раздел «Тик-Так»), письма в редакцию, мини-интервью, краткая информация о свердловских группах (рубрика «Знай наших»), рецензии на альбомы, юмор и всякая всячина.

Все лето «Марока» шла нога в ногу с календарем. Материалы Баксанова радовали читателей не только точностью информации, но и оригинальностью формы. Например, репортаж со II фестиваля был представлен в виде обрывков донесений некого тайного агента, найденных в коридоре ДК УЗТМ.

Но уже с четвертого номера график выхода стал ломаться. Баксанову при всей его легкости на перо было сложно в одиночку ежемесячно в свободное от основной работы время заполнять 60—80-страничный журнал. Для поддержания объема и периодичности в топку «Мароки» стали кидать практически все, что имело хоть какие-то признаки связного текста и косвенное отношение к рок-музыке. В печать шли письма в рок-клуб, переводы из польских музыкальных журналов, маловразумительные опусы. Правда, порой разгребание рок-клубовских кладовых в поисках чего-нибудь печатного давало интересные находки. Октябрьский номер украсило интервью с Сергеем Курёхиным, которое Николай Грахов взял еще полтора года назад.

К концу 1987-го «Марока» заметно сбавила темп. Неприличное отставание от графика приходилось хоть как-то объяснять. «Далекие события прошлогодней осени утонули в лабиринтах свежих впечатлений, и только абстрактный долг непонятно перед кем тычет в бока ржавым штыком прогнившей совести», — оправдывался редактор на первой странице ноябрьско-декабрьского номера, вышедшего в конце зимы. В его последнем материале Леонид объявил о сложении руководящих полномочий — тянуть и дальше самиздатовский воз у него просто не было сил.

Рок-клуб временно остался без печатного рупора. Последнюю попытку возродить машинописный орган предпринял в 1988 году Алексей Коршун. Меломан со стажем, он регулярно посещал концерты местных групп, но до поры до времени сам не проявлял никакой активности. «После смерти Башлачёва я подумал: «Так скоро и весь советский рок может сойти на нет, а я чего торможу?» Появилось огромное желание во всем этом поучаствовать. Я приехал в рок-клуб и заявил Грахову, что хочу что-нибудь делать, хотя бы заметки писать про концерты». Коля посмотрел на Алексея из-под насупленных бровей и огорошил его новостью, что у них как раз освободилось место выпускающего редактора. Инженер Коршун взвалил на себя бремя журналиста-реаниматора. Попытка воскрешения «Мароки» длилась полгода. Апрельский номер вышел в середине лета, да и то со скрипом. Его выходу в свет предшествовала размолвка редакции с Граховым. Коршуна и его друга-соавтора Александра Скрябина угораздило в начале мая взять интервью у лидера ленинградского «Телевизора» Михаила Борзыкина. Текст получился политическим — Михаил рассказывал о своих взглядах на положение дел в СССР, о том, как за ним следят органы и прочие ужасы. Грахов заявил, что чем печатать такое в музыкальном журнале, так лучше вообще ничего не делать. Алексей внял замечаниям: вся политика из интервью была выскоблена. Скрябин не согласился с правкой и покинул рок-клуб.

Коршун еще четыре месяца готовил следующий, восьмой номер «Мароки». В октябре все его материалы были сданы на перепечатку секретарю рок-клуба Оле Саксиной. Украшением журнала должен был стать репортаж Коршуна о III фестивале, прочитав который, Грахов торжественно произнес: «Вот как надо писать! Учитесь, журналисты!» В номер также должны были войти интервью с Кинчевым и «ДДТ».

Но увидеть свет последней «Мароке» так и не удалось. Итоги фестиваля были подведены в напечатанной тиражом 25 000 экземпляров газете «ПерекатиПоле». После того как Грахов взял в руки пахнущий типографской краской лист, интерес к самиздату он резко потерял. «Маятник рока» остановился окончательно.