Альбомы 1988
«Агата Кристи». «Второй фронт»
Альбом великого перелома… Коллектив, год назад взявший имя английской детективщицы, записал пленку с одиннадцатью песнями под названием «Второй фронт». Благодаря этому факту случилось чудо: прямо на наших глазах (или, точнее, на наших ушах) студенческий ансамбль, которых только в Свердловске было не один десяток, превращается в великую русскую рок-группу. К счастью для ученых и меломанов, этот эволюционный скачок оказался зафиксирован на магнитофонной пленке, а впоследствии был переиздан на более долговечных носителях.
Провести грань между прошлым и будущим на этом альбоме довольно просто. Достаточно вспомнить, сколько номеров из «Второго фронта» активно исполнялись «Агатой Кристи» хотя бы через год. Таковых всего четыре: «Инспектор по…», «Пантера», «Пинкертон» да «Гномы-каннибалы». Остальные — и бытовой «Коммунальный блюз», и лирическая «Ты уходишь», и тревожная «Неживая вода» — не пережили испытания концертной практикой, которой до этой записи почти не было, и остались в магнитофонном прошлом. Успех у публики в зале стал для «АК» лакмусовой бумажкой, которой проверялись песни из последующих альбомов группы, постепенно превращавшихся в крепко сбитые сборники заведомых хитов.
И как приглашение в чертоги грядущей славы выглядит финальный инструментальный «Post Scriptum». Главная тема открывающего альбом «Инспектора…» звучит уже канканообразно. Кальман, которому Viva, уже на подходе!
Д. Лемов, 2015
«Апрельский марш». «Голоса»
Не знаю, какое определение лучше подойдет для описания эмоций, испытываемых при прослушивании «Голосов»: тревожащая красота или красивая тревога. Несмотря на удовольствие, получаемое от музыки, в груди натягивается какая-то струнка, мешающая расслабиться. С первых тактов «Японии» ждешь разгадки некой тайны, которую обещают, нет, на которую лишь намекают и музыка, и слова. Песня кончилась, но ответ не получен. Туман продолжают нагонять и «На блатном языке», и «Туберкулез». Словно в зеркальном лабиринте, да еще и в полумраке идешь на звук манящего голоса, не зная, что впереди — обрыв, стена или просто еще одно обманчивое зеркало. При этом, несмотря на сгущающийся «Наркоз», успеваешь замечать, как завораживающе красивы мелькающие среди отражений «Женщины», как инфернально прекрасен подсвеченный снизу чуть опереточный «Мертвый жених». Напряжение достигает апогея под «Меня с экрана» — окончательно понимаешь, что находишься в мастерски выстроенной декорации, но все еще непонятно, в каком жанре снимается фильм — хоррор или только страшная сказка.
Отпускает, лишь когда из-за очередного поворота выплывает ярко раскрашенный «Великий вождь товарищ Ким Ир Сен». Он, словно огромный китайский (корейский?) болванчик, ласково покачивает головой и нашептывает, что все тревоги уже позади. Как мотив хэппи-энда, звучит: «Не бойся, ты смелый, это были голоса» (да еще в двух вариантах). В финале все дружно машут вслед главному герою, который «Совсем уплыл» — наверное, в сиквел, или в следующий альбом «Апрельского марша».
Ощущение театральности или кинематографичности возникает еще и от многоголосицы «Голосов». Четыре солирующих вокалиста — до «Марша» такое устраивали на своих пластинках разве что «The Beatles» и Давид Тухманов. Но к чему искать аналогии? Лучше теперь, когда уже известно, чем кончилась сказка, прослушать «Голоса» сначала и уже безо всяких тревог насладиться их красотами.
Д. Лемов, 2015
«Апрельский марш» + Деменций. «Быстрее жизнь прожить»
Иной раз и самым упертым интеллектуалам хочется немножко отдохнуть от заумности и развлечься партией в какую-нибудь бессмысленную и безобидную игру, вроде домино, или, наоборот, нацепить на руки боксерские перчатки и оторваться по полной на ни в чем не повинной боксерской груше.
Нечто подобное позволил себе самый интеллектуальный коллектив СРК, взяв на себя почетную обязанность выступить в качестве сопровождающего ансамбля одного из самых радикальных панков страны Советов. Нужно признать, что в Свердловске с панками был напряг — как-то не монтировались они ни с научно-художественными традициями центра города, ни с тяжело-машиностроительным менталитетом окраин. Но желание чего-то панковского, по-настоящему агрессивно-депрессивного в воздухе все-таки витало. Как наиболее фрондерский рок-конгломерат «Апрельский марш» шел впереди этого желания. Но из себя самого коллектив, при всем разнообразии интересов его участников, выдвинуть никого на роль настоящего панка так и не смог — все должно было быть по-честному.
И таким честным панком оказался лидер группы «Ассоциация Пых» (Тюмень—Омск—Новосибирск) Дмитрий «Дименций» Митрохин. И у рафинированных музыкальных эстетов, какими мнили себя «марши», все получилось: панк-рок, перехлестывающий за грань отвращения и ненависти.
Удивляться тут нечему. История рока подтверждает, что самые смелые эксперименты самых завзятых рок-интеллектуалов довольно часто смыкались с самым бескомпромиссным и безыскусным трех-аккордным панком, поскольку и там и там присутствовало желание порвать привычную ткань бытия. Ино, Фрипп, Боуи по сути стали крестными отцами панк-групп, типа «Television» и «Killing Joke», в той же степени, что Игги Поп. Союз «Апрельского марша» и Деменция — в полной мере отражение этих тенденций не только в методологии, но и в самой музыке. Даже вертлявый саксофон, звучащий как бы поперек выматывающих жилы слов песен Деменция, — это все аллюзии с творчеством западных коллег, панко-экспериментаторами, прежде всего Дэвида Боуи.
Автором этого проекта провозглашен эгоманьяк, за ненавистью к миру (в данном случае, «строю») скрывающий ненависть к самому себе и культивирующий эту ауто-ненависть. При всей художественной достоверности музыкального образа слушать этот мрачный поток депрессивного подсознания человеку в незамутненном состоянии духа крайне сложно. После прослушивания необходимо срочно обратиться в ближайший кабинет мозгоправа.
Хотя, с другой стороны, именно такого результата и добивались музыканты «Апрельского марша», отдыхающие от Борхеса, и Деменций, рвущий тельняшку.
Алексей Коршун, 2015
«Ассоциация содействия возвращению заблудшей молодежи на стезю добродетели». «Калейдоскопия»
Стилевой диапазон «Калейдоскопии» простирается от джаза 1920-х до лаунжа конца 1980-х. «Пиф-паф» можно без натяжки представить в исполнении довоенного оркестра Леонида Утесова, ироничный «Париж» отлично стилизован под мелодии монмартрских бистро, знакомых автору по французским фильмам 1970-х, а «Руки вверх» Могилевский легко мог бы спеть в дуэте с Шаде, если бы та, конечно, согласилась на такую авантюру. Все эти разновременные, разножанровые, разноцветные элементы, как стеклышки в калейдоскопе, складываются в единый узор — красивый, но не кричащий, яркий, но не режущий глаз. Подобное изображение уместно на стене уютного бара. Такая картина не приковывает к себе взгляд, отвлекая от всего остального, она создает атмосферу — уютную и расслабляющую.
Скорей всего, расслабоном, моментом отдыха стала запись «Калейдоскопии» и для самого Алексея Могилевского. Альбом был создан в сжатые сроки в период редкой передышки в жестком гастрольном графике «Наутилуса». Мягкий саунд, акустические гитары, контрабас, перкуссия — на альбоме нет ничего, что напоминало бы о беснующихся стадионах и «Марш, марш, левой». И неважно, стала ли «Калейдоскопия» способом релаксации или ее плодом, — главное, что результат получился чарующий.
В момент выхода альбом почти не заметили. Наверное, это даже хорошо: широкие слои тогдашней публики могли принять его только как чудачество саксофониста «Наутилуса», не обратив внимания ни на красивые мелодии, ни на умные, полные иронии тексты. «Калейдоскопия» — блюдо с очень долгим послевкусием, истинная ценность которого распознается спустя годы или даже десятилетия.
Д. Лемов, 2015
«Вадик Кукушкин и Оркестр». «Харакири»
В песне все должно быть прекрасно — и мелодия, и текст, и аранжировка, и исполнение. Это великолепие обязано легко и непринужденно сочетаться между собой. Когда в слагаемых согласья нет, на лад их песня не звучит.
Вадик Кукушкин сочинил великолепные тексты. Они пропахли дымом заводских труб, закопченными кухнями, заплеванными подворотнями, мимо которых толстые дяди с портфелями стараются проскочить побыстрее… Одним словом, это панк. Не эстетствующий восточносибирский панк, старавшийся выглядеть намного умнее своих слушателей. Нет, это настоящий панк городских окраин, схожий по духу с песнями «The Clash» и «Объекта насмешек». Музыка у Страммера и Рикошета, правда, несколько помелодичней, но и у Вадика она вполне укладывается в жесткое панк-мерило. Вокал Кукушкина резкий, какой-то злобный — тут тоже с панк-стилистикой все ОК. А вот с аранжировками беда…
Кукушкинский оркестр, основным местом работы которого была арт-роковая группа «Встречное движение», не смог перебороть отвращения к панковскому минимализму и резко дернул музыкальное одеяло на себя. Четверо почти всегда сильнее одного, и оставшийся голым Вадик заорал еще пронзительней и злобней. Это ничего, это по-панковски, но добреньким оркестрантам стало жалко посиневшее от холода тельце, и они от всей души завалили его виртуозными гитарными соло, сочными аккордами клавиш, вычурными партиями баса и раскидистыми барабанными трелями. Под этой горой великолепных звуков оказались похороненными и панк-рок, и Вадик, и альбом «Харакири».
Лучшее часто бывает врагом хорошего. Когда Кукушкину на III фестивале подыгрывала толпа абсолютно несыгранных и не репетировавших вместе музыкантов из разных групп, его песни звучали куда как вкуснее, чем на студийной записи. Там в кашу добавили столько масла, что умудрились ее испортить.
Д. Лемов, 2015
«Встречное движение». «Свет на пути»
Двигаться навстречу основному музыкальному потоку — занятие неблагодарное, но однозначно благородное, поскольку говорит о независимости мышления тех, кто принял такое решение. К подобным героям-отщепенцам относится группа «Встречное движение», в подтверждение своего кредо создавшая рок-сюиту «Свет на пути». Возможно, им чуть-чуть не хватило наглости, чтобы совершенно не замечать движущегося им навстречу потока, то есть мейнстрима свердловского рока. И все же единственный альбом этой незаурядной команды, с его ощущением оторванности от сиюминутности, что было бичом едва ли не всех свердловских команд, своей ни на что непохожестью, близок к совершенству шедевральности.
«Свет на пути» противоположен общепринятым на тот момент рок-стандартам уже хотя бы приподнятостью настроения как доминанты материала альбома. И при этом подспудное ощущение тоски по чему-то несбыточно-светлому не дает музыке обернуться щенячьим восторгом и оторваться от грешной земли.
Да и утонченность аранжировки с акцентом на звучание клавиш Юрия Хазина нельзя назвать вычурными узорами. Музыкантам «Встречного движения» ни в одном из моментов рок-сюиты не изменяет вкус. Поэтому они смело балансируют на грани элитарности. И даже если в вокальной партии, точнее в тексте, в общем и целом следующем канонам классической поэзии, появляется брешь метафорической слабости, вокалист, тонко интонируя, стилизует пение под наивную детскость. И в этом угадывается почти байроновский романтизм. А какой романтизм не наивен в наши сурово-рационалистические времена?
Романтикой веет почти от каждого опуса «Встречного движения». Причем романтикой истинно русского размаха, с его удалью и в тоже время христианским смирением. Саунд альбома «Свет на пути» соединил в себе утонченность «Supertramp» с глубинным проникновением в суть народного духа ансамбля «Песняры». Это грандиозное, почти эпическое звуковое полотно, запечатлевшее в движении (как аллегорию вечности) трансформацию маленького мирка человека в бесконечность космоса — одна из главных жемчужин отечественного рока.
Алексей Коршун, 2015
«Запретная зона». «Я боюсь…»
Как известно, заметка в газете или телесюжет — продукты мимолетные, они живут от силы несколько дней. Принято думать, что песня рассчитана на больший срок годности. Однако если острый текст журналиста зарифмовать и положить на музыку, вряд ли это продлит ему жизнь — у репортажа век недолог…
В 1986 году молодежная газета «На смену!» упрекнула Владимира Петровца в том, что его концертная программа «иллюстрировала… телевизионную передачу «Международная панорама». Где свое?» — спрашивал комсомольский орган. Владимир ответил на этот вопрос через два года, когда возглавляемая им «Запретная зона» выпустила свой единственный альбом.
Видимо, любви к просмотру телепередач он за это время не утратил. Правда, на голубых экранах сменились лидеры. Появилась программа «Взгляд», которую альбом «Я боюсь…» очень подробно иллюстрирует. Даже сегодня легко вспоминаются темы разоблачительных телесюжетов, соответствующие песням альбома.
Репортаж о разнице уровня жизни между иностранцами и советскими гражданами — пожалуйста, песня «О нас» («только нашим заграндрузьям везде все можно, а нам нельзя»). Интервью с очередным писателем русского зарубежья — получите рок-боевик «Эмигрант» («Уж лучше быть там, чем здесь»). Рассуждения о конформизме современного общества — кантри «В Багдаде все спокойно» («Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не знаю…»). Рассказ об ужасах сталинского ГУЛага — блюз о неудачном побеге из колымского лагеря «Памяти друзей» («Три друга моих погибли. Их положили у вахты, чтоб зеки шли и смотрели…»). Блюз, конечно, это музыка страдания. В прозе Варлама Шаламова тоже страдания хоть отбавляй. Но результат их смешения почему-то вызывает смех — больше всего он похож на воровские страдания типа «Мы бежали втроем…», правда, вполне профессионально сыгранные и записанные.
Ни один из выпусков «Взгляда» не обходился без остросоциальных песен советских рокеров. «Запретная зона» знала это правило и старательно вставила в альбом номера, словно заимствованные у завсегдатаев музыкальных пауз «Взгляда» — «Вариация» («Лишь только сны никто не мог у нас отнять» — привет Борзыкину) и «Конвейер», при прослушивании которого в голову лезут сразу несколько песен Шевчука.
Стройную телеконцепцию альбома венчает песня «Не забудьте выключить телевизор». Она просто выбивает перо из руки критика. Он-то хотел поиздеваться, поддеть группу на телекрючок… А они что, на самом деле имели в виду зомбоящик образца 1988 года?! Переслушал — нет, они всерьез это все поют, можно издеваться дальше.
Жизнь остросоциальной песне может продлить только художественное переосмысление горячих событий, перевод актуальности в ранг вневременного обобщения. Иначе через пару лет восторг слушателей «Вот ведь резанул правду-матку!» сменяется недоумением: «О чем это?» Место старым новостям — в архивах, библиотеках и на телеканале «Ностальгия». Похоже, что место альбому «Я боюсь…» там, куда обычные слушатели забредают крайне редко…
P. S. Хотя ГУЛаговский блюз — это, конечно, штука посильнее «Фауста» Гете. А уж многих хитов радио «Шансон» — точно!
Д. Лемов, 2015
«Красный хач». «Коричневые батальоны»
В те времена, когда развенчание коммунистических идей стало нормой, а самый массовый журнал Советского Союза «Огонек» — рупором всего антисоветского, панк-рок уже не выглядел чудовищем, восставшим из ада. Так, что-то вроде слегка опасной забавы для недорослей. Одними ирокезами, перекошенными физиономиями и матом напугать можно было только неграмотных старушек. Придумать тогда что-то новое в области плевания в лицо общественному вкусу — задача практически не решаемая: все, что могло шокировать, уже свое, казалось, отшокировало. Но панки из группы «Красный хач» как будто не замечали процессов в общественной жизни. Или просто не верили в них, как истинные панки. Поэтому их песни, напоминающие не то лозунги левых эсеров, не то речевки ку-клукс-клановцев, вызывают ощутимую нервную лихорадку на грани тошноты.
Злость на грани психопатии — художественный метод «Красного хача». Злость на бездарный мир и бездарных зловредных существ, его населяющих. Злость в едких текстах и в самом чрезвычайно напористом саунде, достаточную плотность которого обеспечивает мощная ритм-секция и впечатляющая работа гитариста. Лишь в некоторых моментах синдром Сида Вишеза (синдром превращения панк-игры в смысл жизни) захлестывает музыкантов, и музыка группы на какое-то время (к счастью, непродолжительное) оказывается блуждающей в бескрайних полях безумия, превращаясь в нечто садомазохистское, с уклоном в ментальный каннибализм.
Но если абстрагироваться от политических идей, лежащих на поверхности текстов песен (они, при ближайшем рассмотрении, вообще-то представляют собой сборник пародий на идеологическую терминологию), «Красный хач» — это чистой воды эстетизм в духе Питера Гринуэя. Сравните тягу к фрейдистским пищеварительным извращениям в фильме «Повар, вор, его жена и любовник» и постоянные угрозы «Красного хача» сожрать всех личных врагов — «краснопузых», мажоров и прочее отребье — это при том, что фильм британского киноклассика вышел годом позже.
В целом же альбом «Коричневые батальоны» группы «Красный хач» — это аутентичный панк с его минимализмом, возведенным в степень максимализма.
Алексей Коршун, 2015
«Отражение». «Членский взнос»
В середине 1988 года петь о политике стало дурным тоном. К тому времени не обличал со сцены власть коммунистов и бюрократов разве что Валерий Леонтьев. «Отражение» тоже поет на перестроечные темы, но делает это совсем по-другому, чем большинство вокальных бичевателей социальных язв.
Герой альбома «Членский взнос» — тридцатилетний раздолбай, которому осточертела не только Советская власть, но и все разговоры о том, насколько эта власть ужасна. Слова «Вы нас достали, товарищ Сталин» обращены не только к самому Вождю народов, но и ко всем его ниспровергателям, заполонившим в конце 1980-х страницы «Огонька» и «Московских новостей». Фраза звучит не очень корректно, но герой альбома и не стесняется своего дурного воспитания, которое позволяет говорить на любые темы, не особо выбирая выражения. Нет, он вовсе не быдло, ему отвратителен «шовинизм дядей Вась», он, скорее, циник-индивидуалист. Ему претит быть частью любого стада, в котором «и ты свинья, и я свинья» (неожиданный парафраз с «Сытой свиньей» «Агаты Кристи», написанной в том же году). Для раздолбая царящая вокруг политическая возня — не более чем броуновское движение, за которым прикольно наблюдать со стороны с ироничным презрением. Он не хочет «быть скотом» ни в каком стаде, и при этом не важно, какой флаг подымает пастух. Любая толпа вызывает у него недоверие. Любую общественную движуху он сравнивает с цирком-шапито.
Лирический герой «Отражения» «вспомнил неожиданно, что я — человек», и на этом политическая тема для группы была закрыта. Внеся свой весомый «Членский взнос» в ведомость отечественного полит-рока, «Отражение» обратилось к общечеловеческим ценностям, которые предоставляли гораздо более обширный простор для творчества.
Д. Лемов, 2015
«С-34». «Останусь прежним»
Не принято оценивать художественное произведение эпитетами с приставкой «не»: «неплохой, неглупый, неаляповатый». Но к последнему альбому «С-34» хочется применить определение «небанальный». Назвать его оригинальным язык не поворачивается — все-таки утяжеленной волны с избытком хватало даже в отдельно взятом Уральском регионе. Но когда Александр Пучков с истинно свердловским пафосом яростно выпевает в заглавном треке, разоблачающем конформизм, «Я останусь прежним /Каким был при Брежневе», происходит полный разрыв шаблона. Первая мысль: «Какая странная рифма и никуда не годная мысль!» Но слушаешь дальше и понимаешь, что это особая разновидность уральского стеба — «стеб пафосный».
Когда в песне про реалии перестроечной жизни звучит «Следим за ускорением по ценам на вино», то вспоминаешь, что ноги этой издевки растут из первых записей «С-34» — та же усмешка в текстах, разве что раньше она пелась без такого пафоса. Все становится на свои места, и уже понимающе улыбаешься, слушая саморазоблачительный рассказ о старом рокере, которого под влиянием «колбасного духа» волнуют совсем иные мечты, нежели в молодости.
Ставшая уже штампом антивоенная тема вывернута наизнанку: «Опять пугают нас войной, но… страшнее тот, кто здесь внутри с экрана это говорит». Попытка поискать военную угрозу не на базах НАТО, а в собственном телевизоре уж точно небанальна. Ощетинившийся ехидными иглами альбом сопротивляется окружающему миру даже названиями песен («Останусь прежним», «Не сдамся!»). Заканчивается он гимном нонконформизму «Гитара с черным грифом». Конечно, здесь тоже не обошлось без подколок («самосолдаты на самовойне», бьющиеся головой об стену — очень характерный образ), но это идет песне только на пользу.
Остроумные тексты положены на цепляющие мелодии, запоминающиеся с первого раза, а порой даже слишком прилипчивые. Результат получился очень достойный. В слова хочется вслушиваться, а музыку переслушивать — отличный итог для любого альбома!
Д. Лемов, 2015
«Солярис». «Всего через этот путь»
Название коллектива вроде бы предвещает научно-фантастические неземные звуковые структуры, что-то вроде космической психоделии или хотя бы спейс-рока. Но ничуть не бывало. Музыка группы «Солярис» — не просто земная, она олицетворение жизненного пульса голубой планеты. И пульс этот воплощен в полновесном звуке духовых инструментов, которые, кроме привычных рок-н-ролльных гитар и барабанов, стали основой саунда этого коллектива, скорее даже, мини-оркестра.
Само использование духовой секции в рок-музыке — дело щепетильное, доступное лишь исполнителям с хорошей подготовкой, а лучше всего — с музыкальным образованием. Карьеры джаз-роковых конгломератов «Chicago» и «Blood, Sweat & Tears» — лучшие тому примеры. Но именно здесь и кроется опасность попасть в лапы чистого формотворчества, музицирования ради музицирования без какой бы то ни было смысловой нагрузки, не говоря уже о философии.
На сцене группа «Солярис» смотрелась очень крепко. Еще бы! Студенты и выпускники консерватории и музучилища им. Чайковского выучены прекрасно держать в руках трубы, тромбоны и саксофоны. Но концертное великолепие совершенно перечеркивается звукозаписью. И дело не столько в несовершенстве аудио-технологий, хотя и в этом тоже. На концерте «Солярис» мог завоевать аудиторию одним напором джаз-фанкового саунда, в котором слышались интонации «Style Council», отзвуки «Latin Quarter» и ритмические рисунки «Matt Bianco». Такая экзотика для наших северных суровых широт крайне непривычна. Музыканты «Соляриса» поэтому и воспринимались как пришельцы из иных миров — не космических, но сказочных. И тексты песен не имели никакого значения.
Но на записи к словам поневоле приходится прислушиваться. И вот эта невнятная, не замечаемая на концерте вокально-вербальная составляющая материала, которая должна была бы придать ему цельность и законченность, — она все губит. Тексты в лучшем случае представляют собой пародию на Кормильцева и Кузьмина разом, в худшем — безуспешно пытаются дублировать слоганы бунтаря Борзыкина. И это портит всю картину.
Исчезает и волшебство, и экзотика, и сам «Солярис», как неразгаданная планета, которую никто и не пытался разгадать.
Алексей Коршун, 2015
«Сфинкс». «Сфинкс»
Когда заходит разговор о музыкальном (скорее даже социальном) явлении, известном как «уральский рок», то бросается в глаза картина, что с тяжелыми группами в Свердловске в конце 1980-х было, простите, тяжело. Скажу сразу, в данном случае зрение нас обманывает. Свет звезд первой величины сбивает с толку, но, если немного напрячь внимание и проявить любознательность, можно легко рассмотреть металлические сокровища, которые подарила человекам Уральская земля.
Одним из них, и, возможно, самым недооцененным, стала группа «Сфинкс». Это, безусловно, отличный металл, причем классического образца. Группа звучала очень уверенно, увесисто и при этом романтично. Понятно, что для западной сцены, где в конце 1980-х вовсю бушевал трэш-метал, такой подход не мог считаться самым передовым. Зато для родных советских пенатов «Сфинкс» звучали более чем актуально. Более того, их тексты были лишены некоторых перегибов, свойственных таким грандам, как «Ария», «Мастер» и «Черный Кофе». Если бы еще вокалист «Сфинкса» отказался от ухода в фальцет, то группа достигла бы идеала.
Надо сказать, что чисто металлических тем в текстах, всяких там властелинов тьмы и огнедышащих драконов, группа избегала. «Сфинкс» пел, скорее, о социальных проблемах и о личных переживаниях. И в этом чувствуется эпоха. Образы, которые использовала группа, хорошо понятны тем, кто жил в одно с музыкантами время. «Приношу цветы на могилы тех, кто жив», — это, очевидно, не попытка готического сюжета, а кивок на чествование коммунистических вождей, к которым большинство населения позднего СССР не питало никакого пиетета.
К сожалению, предчувствие великих потрясений, которое есть в песнях группы «Сфинкс», оправдалось. Да и невольное предсказание собственной судьбы тоже. «Но совесть шепчет мне, ты видишь, ты не на старте, это финиш».
Иван Клюс, 2015
«Цербер». «Совесть»
Эхо большого взрыва в стиле глэм-металл, который прогремел в Калифорнии в начале 1980-х, вскоре докатилось и до Уральских гор. Нельзя сказать, что тяжелые ритмы с бульвара Сансет породили в сердцах наших рокеров небывалый всплеск энтузиазма, но решительные люди нашлись.
В 1987 году стены репетиционной базы группы «Цербер» начали шататься в процессе записи ее дебютного альбома «Совесть». При его прослушивании сначала кажется, что все на месте: музыканты терзают гитары, вокалист терзает связки, тем самым создавая энергичные и нехитрые мелодии. Однако стоит немного вслушаться в слова, и становится понятно, что тексты песен группы «Цербер» бесконечно далеки от того, что пели их американские коллеги. Иногда даже закрадывается мысль, а не водил ли рукой текстовика группы комитет комсомола. Музыканты, например, жестко осуждают равнодушие или тех, кто делает вид, что не видит грубой несправедливости, когда сталкивается с ней. Не очень похоже на металл, не правда ли?
Но фанаты группы не вслушивались в слова этой позитивной программы. Им просто нравилась музыка, и стены концертных залов сотрясались от песен «Цербера», как и стены студии.
Иван Клюс, 2016
Лето — время эзотерики и психологии! ☀️
Получи книгу в подарок из специальной подборки по эзотерике и психологии. И скидку 20% на все книги Литрес
ПОЛУЧИТЬ СКИДКУ