Глава сорок седьмая Запотевшее стекло

В грузовом лифте заходился криком пожилой мужчина в белом костюме.

– К черту все! Я ухожу! Идите на хер! Я не потерплю такого обращения!

Мы с Дамьеном и все остальные в лифте, который вез нас на вечеринку Diesel, недоумевали: кто вообще этот человек и почему он так орет?

– За машину уже извинились, – объясняла женщина, которая стояла рядом с оравшим стариком. – Должны были подать лимузин. Они просят прощения.

– Да пусть на хер идут! Скажите им, что я на сцену ни хера не пойду! П*здец вообще!

Он продолжал орать, похожий больше на взбешенного петуха, чем на человека.

Мы ехали в старом промышленном лифте, стены которого были обшиты листовым металлом. Он поднимал нас на вечеринку в лофте неподалеку от Пенсильванского вокзала. Гастроли в поддержку Animal Rights закончились месяц назад, и я вернулся в Нью-Йорк. Альбом провалился. Тур провалился. Отношения с Ванессой тоже потерпели крах. И я, поскольку был автором и исполнителем всего этого, мог называться полным неудачником. Мне хотелось только одного – куда-нибудь сходить, напиться водки и зализать раны.

Мы все молча молились, чтобы лифт поехал быстрее, и нам не пришлось провести слишком много времени в металлической коробке с этим безумным орущим стариком, которому не подали лимузин.

Когда мы почти доехали до места, в шахте лифта послышался звук дискотечного басового барабана – умф-умф-умф. Мы все молча молились, чтобы лифт поехал быстрее, и нам не пришлось провести слишком много времени в металлической коробке с этим безумным орущим стариком, которому не подали лимузин.

– Нажмите «стоп»! Я возвращаюсь в гостиницу! На х*й это все! Я ухожу! Бла-а-а-аргх!

Он окончательно превратился в дикаря; последний его крик даже отдаленно не напоминал человеческий язык.

Наконец двери открылись. Мы все выбежали из тесной металлической коробки навстречу безопасному, здравоумному лофту, полному людей, накачанных наркотиками.

– Б*я, кто это был вообще? – спросил Дамьен, явно получивший психологическую травму.

– Даже не представляю, – ответил я. – Певец?

– Ух ты, – сказал Дамьен. Не «Ух ты, кто этот сумасшедший?», а «Ух ты, посмотри на это». Мы вошли в огромный лофт, полный мягкого красного и розового света, с прекрасными женщинами, водкой, лившейся по ледяным скульптурам, пульсирующей диско-музыкой и потрясающим панорамным видом на реку Гудзон и нижний Манхэттен. Дамьен повернулся ко мне и улыбнулся.

– Потрясающе, – добавил он.

– Мне надо выпить, – сказал я. Мы прошли мимо нескольких сотен красивых мужчин и женщин и добрались до бара. – Пожалуйста, две «Столичных» с содовой и долькой лайма, – сказал я. Пока бармен наливал нам коктейли, мы разглядывали вечеринку во всем ее великолепии.

– Ты же знаешь, что мы тут ни с кем не будем разговаривать, – предупредил Дамьен. Мы оба встречались с красивыми женщинами, но в глубине душе так и остались нердами из Коннектикута, слишком робкими, чтобы заговорить с кем-то, на ком нет футболки «Звездным путь» или шляпы а-ля группа Devo.

– О, тут Хлоя, – сказал я Дамьену. – Она с нами точно поговорит.

Мы взяли наши бокалы и подошли к ней.

– Хлоя! – сказал я.

– Эй, Моби, – ответила она. – Привет, Дамьен.

Она выдержала паузу.

– О, это мой парень, Гармони.

– Здравствуй, Гармони. Мы с тобой познакомились в «НАСА», правильно?

Мы с Гармони стали вспоминать о славных деньках рейв-культуры и «НАСА».

– Ты разве тогда не был трезвенником? – спросил он.

– Был, – ответил я и, посмотрев вниз, увидел, что уже допил свой коктейль. – Пойду возьму еще порцию. Тебе принести?

– Нет, спасибо.

Я прошел мимо группки прекрасных женщин и встал у бара, пытаясь привлечь внимание бармена. Женщина, стоявшая рядом, тоже хотела его подозвать.

– Если он подойдет к вам, можете заказать мне коктейль? А если ко мне, то я закажу коктейль вам, – предложил я.

– Хорошо, – сказала она. – Вы что пьете?

– «Столичную» с содовой и долькой лайма. А вы?

– «Космополитен» на «Столичной».

– Как вас зовут?

– Анна. А вас?

– Моби.

Ее глаза загорелись.

– О, Моби!

Я улыбнулся.

– Да, это я.

– Я была на твоих концертах в Рочестере, – сказала она.

– Значит, ты старая рейверша?

Она помолчала, решая, стоит ли оскорбиться.

– Ну, я не старая, но когда-то была рейвершей.

Бармен решил подойти сначала к ней. Она заказала нам коктейли.

– А сейчас ты чем занимаешься? – спросил я.

– Учусь на магистра искусств в Парсонзовской школе дизайна.

Принесли наши коктейли. Мой оказался идеально крепким.

– Я всегда думала, что ты трезвенник, – сказала она.

– Во времена рейвов я действительно им был.

– Ну, рада знакомству, Моби. Надеюсь, потом увидимся, – сказала Анна и ушла.

– Тоже рад знакомству. Спасибо за водку!

Я попал в рай, и мне нужно было увидеть все. Я прошел мимо прекрасных женщин, которые пили водку с ледяных скульптур.

Я вернулся к Дамьену, который еще мусолил первый коктейль.

– Дамьен, почему ты еще не допил? – возмущенно спросил я.

– В отличие от тебя, я не алкоголик, – ответил он.

– Я не алкоголик, я алкогольный энтузиаст, – поправил я. В последнее время я часто повторял эту фразу.

– Хлоя и Гармони ушли, – сказал он. – Я оказался недостаточно крут для них.

Пока мы пили, он показал мне девушку, на которую положил глаз: красавицу-модель, стоявшую с подругами у танцпола.

– Она слишком худая, – сказал я.

– Ты с ума сошел, – ответил он.

– Нет, я просто люблю пышечек.

Он засмеялся. Модель, на которую он смотрел, подошла к нам.

– Привет, – сказала она Дамьену.

– Привет, – удивленно ответил он.

– Меня зовут Петра. А ты кто? – спросила она с акцентом.

– Я Дамьен. Хочешь выпить?

Да! – воскликнула она, взяла его за руку и пошла к бару. Он оглянулся на меня, его глаза были широко раскрыты от ужаса и радости. Я засмеялся и заметил, что допил и второй коктейль. Мне нужно было выпить еще водки, но я также хотел походить по залу. Я попал в рай, и мне нужно было увидеть все. Я прошел мимо прекрасных женщин, которые пили водку с ледяных скульптур. Пройдя по коридору, я нашел еще один зал, еще более огромных размеров. На сцене был сумасшедший орущий старик из лифта, он пел диско-хит начала восьмидесятых. Он был одет в белый костюм, улыбался и потел. Сейчас он выглядел самым счастливым человеком на всей вечеринке.

Мама почти всю жизнь курила, а теперь у нее нашли рак легких.

Я нашел другой бар и заказал еще одну «Столичную» с содой и долькой лайма. Коктейль оказался не таким крепким, как предыдущий, и это, наверное, к лучшему, потому что я мечтал, чтобы эта ночь продлилась вечно. Я хотел найти идеальную степень опьянения и продержаться там несколько часов. Или, в идеале, лет.

Я прошел к окнам и стал пить водку, разглядывая панораму ночного Нью-Йорка. Передо мной простирались река Гудзон и нижний Манхэттен; воздух был чист, и все лампы и фонари мерцали. Я положил руку на оконное стекло. Ночь была холодной, и я почувствовал, что окно немного запотело. Глядя на холодное ночное небо, я думал о раке.

Ранее в тот день я говорил по телефону с мамой. Она сказала мне, что ходила к врачам и у нее диагностировали рак легких.

– Его можно вылечить? – спросил я.

– На следующей неделе начинаю первые сеансы химиотерапии, – ответила она.

– А что думают врачи?

– Они оптимистичны, – осторожно сказала она.

– Как себя чувствуешь? – спросил я.

– Нормально. Моби, не беспокойся. Я уверена, все обойдется. Я понял, что это я должен был ее подбадривать, а не наоборот.

– Сейчас 1996 год, рак постоянно лечат, – сказал я ей.

– Ты прав. Не беспокойся.

– Я не беспокоюсь, – ответил я. – А ты беспокоишься?

– Немного, – сказала она дрожащим голосом. – Ладно, я люблю тебя.

– И я тебя люблю, мам.

Мы повесили трубки.

Мама почти всю жизнь курила, а теперь у нее нашли рак легких.

Она начала курить в пятьдесят восьмом, в пятнадцать лет, и выкуривала по две-три пачки сигарет в день, пока несколько лет назад врач все-таки не уговорил ее бросить. Когда она росла, курение считалось нормальным. Табачные компании рекламировали пользу курения в журналах и по телевизору. Мама даже рассказывала мне, что во время беременности, когда у нее начались приступы тревоги, врач посоветовал ей для борьбы с ними больше курить. А теперь у нее нашли рак легких. Я допил коктейль и снова прикоснулся к холодному окну. Не надо беспокоиться. Сейчас двадцатый век. Никто больше не умирает от рака.

– Моби?

Рядом со мной у окна сидела Анна с несколькими подругами. Она познакомила меня с Кендрой, работавшей на Марка Джейкобса, и Эланной, которую сопровождал высокий бойфренд-манекенщик. Мы пошли к бару; диджей поставил More, More, More группы Andrea True Connection.

– Мне нужно найти родственную душу! – крикнул я парню Эланны, стараясь переключать порнографическую диско-песню. – Как насчет Анны?

– У нее парень! – крикнул он в ответ. Эх.

Я увидел Майкла Масто в темных очках, стоявшего у колонны. Он десятилетиями писал в Village Voice о ночной жизни и находился на самой вершине ночного пантеона Нью-Йорка.

– Привет, Майкл! – крикнул я. – Хорошо выглядишь!

– Привет, Моби, – тихо ответил он. – Ты, похоже, пьян.

– Я так счастлив, – крикнул я, показав на сцену. – Смотри, это Леди Банни!

Он только улыбнулся.

Ко мне подошли Дамьен и Петра.

– Мо, мы хотим уйти. Куда нам поехать?

– Поехали к тебе домой! Я нашел Анну с подругами.

– Анна! – закричал я. – Поехали все в лофт к Дамьену! Давайте!

– Сейчас, я спрошу подруг, – ответила она.

– Давай я спрошу. Подруги! Мы все едем в лофт к Дамьену! Пойдем! Я повел Дамьена, Петру, Анну и ее подруг по танцполу, чувствуя себя каким-то гаммельнским водочным крысоловом. Мы сели в лифт с еще несколькими пьяницами и худыми моделями.

– Мы едем домой к Дамьену! – объявил я всем присутствующим. – Вам тоже можно с нами!

Двери открылись, и мы вышли на улицу. Ночь стояла холодная.

– Смотрите, я вижу свое дыхание! – крикнул я. – Я дымлюсь!

Я сел на заднее сиденье такси с Кендрой и Петрой, а Дамьен – на переднее.

– Бродвей, 124, возле Черч-стрит, – назвал он адрес таксисту. Пока мы ехали на юг, я смотрел на Кендру. У нее были длинные темные волосы, одета она была в старую футболку с Билли Айдолом и обтягивающие белые джинсы.

– Ты очень красивая, – сказал я, когда такси замедлило движение. Она засмеялась.

– Мы доехали?

Машина остановилась возле дома, где жил Дамьен. Я вышел из такси и упал на тротуар. Кендра наклонилась надо мной.

– Ты в порядке? – спросила она.

– Поцелуй меня! – ответил я. Она нагнулась и поцеловала меня. Я схватил ее, она потеряла равновесие и, хихикая, упала на меня. – Поцелуй меня! – снова крикнул я.

Дамьен и Петра с неловким видом стояли рядом с нами, пока мы целовались на холодном тротуаре.

– Вставай, Моби, – сказала Дамьен. – Пойдем домой.

Я схватил ее, она потеряла равновесие и, хихикая, упала на меня. – Поцелуй меня! – снова крикнул я.

Когда мы встали, к нам присоединились Анна, Эланна, парень Эланны и трое незнакомцев. Мы все втиснулись в лифт и поехали в студию Дамьена на десятом этаже.

– Дамьен, – сказал я, словно пьяный возбужденный ребенок, – мы у тебя дома!

Он закатил глаза.

– Да, Мо, так и есть.

– Он всегда так пьяный? – спросила Петра на восхитительном ломаном английском.

Дамьен жил в старом маленьком лофте в конце длинного, покрашенного в зеленый коридора. Все его соседи были мелкими предпринимателями или художниками, так что по ночам, кроме Дамьена, здесь никого не было.

– Включай магнитофон! – крикнул я. – Поставь M?tley Cr?e!

Вступление к альбому Shout at the Devil зазвучало, когда мы все приготовили себе коктейли и расселись на матрасах Дамьена. Я взял Кендру за руку, а в другой руке держал бутылку водки.

– Хочу показать тебе картины Дамьена, – сказал я.

Мы зашли за угол в художественную студию Дамьена и сели на полу. Я поцеловал Кендру. Она положила руки мне на колени и начала расстегивать джинсы. За угол зашла ее подруга Эланна.

– Кендра, куда ты…

Потом она увидела, что мы лапаем друг друга.

– Ой, извини! – воскликнула Эланна и поспешно ретировалась.

Я сунул руки под винтажную футболку Билли Айдола и расстегнул лифчик Кендры.

– Я только что сделала операцию по уменьшению груди, – сказала она. – Хочешь посмотреть на шрамы?

– Конечно, – ответил я. – Обожаю шрамы.

Она сняла футболку. У нее были самые красивые груди из всех, что я видел, а под ними виднелись аккуратные шрамы в виде перевернутой буквы Т.

– Они красивые, – сказал я. – И ты тоже красивая.

– Спасибо, – ответила она, потом задумалась. – Мне нужно тебе кое-что сказать.

Она снова задумалась.

– Я все еще живу с парнем, но мы вот-вот расстанемся.

– Я понимаю, – сказал я и отпил водки прямо из горла.

– Так что я не могу с тобой переспать.

– Ладно.

– Но я могу сделать вот так.

Она наклонилась и взяла меня в рот.

– Ох, – сказал я. – Хорошо.

Эланна снова зашла за угол.

– Кендра, я ухожу! – крикнула она, потом увидела, как она склонилась надо мной, отвернулась и сказала: – Ну ладно!

Когда мы закончили, заиграла Too Young to Fall in Love.

– Иди ко мне, – сказал я, притянул ее к себе и вручил бутылку с водкой. Она отпила немного и отдала ее обратно. – Это было потрясающе, – сказал я и поцеловал ее. – Идеальная ночь.

– Идеальная, – согласилась она.

– Можно с тобой встретиться, когда ты расстанешься с парнем? – спросил я. – Сходим на настоящее свидание?

– Посмотрим. Надеюсь, что да.

Кто-то в другой комнате вытащил диск M?tley Cr?e и поставил Pixies.

– Обожаю Pixies! – воскликнула Кендра и начала подпевать песне Debaser.

– У всех есть бойфренды, – сказал я. – Ненавижу бойфрендов.

– Самое ужасное слово в английском языке, – ответил он.

Я сделал еще один глоток водки и посмотрел на картину, которую Дамьен только что закончил. Она изображала девушку-террористку, стоявшую перед горящим лесом. Террористка выглядела непокорной и прекрасной. Пламя уничтожало лес и поднималось высоко в небо. Девушка с картины повернулась спиной к катастрофе, которую вызвала.

– Кендра! – сказала Эланна из-за угла. – Ребята, вы там уже кончили?

Кендра засмеялась.

– Да, уже!

– Пойдем! – продолжила Эланна.

– Моби, мне надо идти, – сказала Кендра. – Спасибо за потрясающую ночь.

Она натянула одежду, нежно поцеловала меня и ушла. Я застегнул штаны и вышел из студии. Дамьен сидел на матрасе в одиночестве.

– Вы только что трахались? – спросил Дамьен.

– Нет, у нее есть бойфренд. Она только ширинку мне расстегнула.

– Это я видел.

– Ох. А где твоя Петра?

– Она ушла.

– Ты будешь с ней встречаться?

– Нет, у нее есть бойфренд.

– У всех есть бойфренды, – сказал я. – Ненавижу бойфрендов.

– Самое ужасное слово в английском языке, – ответил он.

– О, твоя новая картина очень крутая, Дамьен, – сказал я. – Рассмотрел ее в подробностях, пока мне сосали.

Он засмеялся.

– Нет, я серьезно. Она очень крутая. Я хочу ее.

– Сколько за нее дашь?

Я отпил еще водки. За окном на Бродвее послышалась сирена.

– Это, у моей мамы рак легких, – сказал я.

– Что?

– У моей мамы рак легких.

– Стоп, что? Почему ты раньше мне не сказал? – спросил он.

– Не знаю, – ответил я. – Просто не знаю.