«Человеческая комедия» Пикассо

«Человеческая комедия» Пикассо

В середине декабря Пикассо нашел выход не дававшим ему покоя переживаниям. С поразительной быстротой он выполняет серию рисунков, над которыми лихорадочно работал ночами вплоть до конца января. Мишель Лерис, написавший предисловие к альбому, вместившему все сто восемьдесят рисунков, дал ему название: «Пикассо и Человеческая комедия». Художник отобразил в них охватывающее человека в тот или иной момент его жизни отчаяние. Чтобы избавиться от одолевавших его мук, он создавал порой по пятнадцать — восемнадцать рисунков в день. Этот альбом — своего рода автобиография, в которой мы вновь встречаемся с актерами, клоунами, акробатами и обезьянами — героями его картин ранних дней. Как и он, все они постарели. Держа маски перед покрытыми морщинами лицами, они пытаются обмануть окружающих своим невозмутимым видом.

Прежняя тема художника и натурщицы вновь появляется в тонкой форме с новым, более глубоким подтекстом. В основе всех рисунков серии — любовь, любовь художника к людям и, как следствие, его любовь к собственному созданию. Склонившийся над картиной стареющий художник, как никогда прежде, увлечен ею, лишь изредка бросая взгляд на натурщицу. Поразительная глубина, с которой воспроизведена тема старости с ее уродством, слабоумием и порой неосознаваемой глупостью, свидетельствует о понимании самим Пикассо приближения «последнего врага». В то же время он с необыкновенной мягкостью воссоздает юность. Старость и глупость он воплощает в образе сатира, который, похотливо взирая и скривив губы в пошлой ухмылке, одновременно зачарован лучезарной красотой нагой девушки, стоящей над ним.

Эти рисунки — самое откровенное свидетельство отношения Пикассо к женщине. Написанные с безупречной точностью одной линией, которая не обнаруживает ни единого постороннего штриха, эти фигуры воплощают увенчанную красотой женственность. Они лишены свойственной классическим образам холодности. Их движения дышат жизнью, а возможные несовершенства придают им еще больший личный колорит и глубину. Слова Пикассо: «Мы любим не Венеру, а женщину», — подтверждаются в этих рисунках с непередаваемой убедительностью. Эти рисунки — его признание в том, что он еще ни разу в своей жизни не влюблялся.

В рисунках нашло отражение то, что движет художником и что берет начало, по сути, в эротической сфере. Заменивший реальность образ приобретает еще большую значимость по мере появления все новых и новых рисунков этой поразительной по своей привлекательности серии. Перед нами предстает старый, бородатый, высохший художник, который, склонясь над мольбертом, почти не замечает натурщицу. Он всецело увлечен еще не созданным шедевром. Стоящие вокруг него критики изучают каждую деталь его картины и с восхищением взирают на любой ничего не значащий мазок на его полотне. На другом рисунке они следят за работой молодой художницы, ревниво рассматривающей тело молодой натурщицы. Перед зрителями предстает весь процесс, разворачивающийся в студии художника. Созданный его воображением и перенесенный на холст мир проецируется на отношения между художником и натурщицей. При этом и она, и он скрывают свои черты: она — за маской бородатого мужчины, он — за маской нарисованной в профиль красавицы девушки. Последний рисунок ставит точку во всей серии. На нем изображена молодая натурщица в маске классической красавицы, сидящая перед усатым полоумным художником, который, глядя на созданный им на полотне портрет, обнаруживает на нем не натурщицу, а свое изображение, передразнивающее его беззубым ртом. Пикассо воссоздал жалкое будущее, которое, как он считал, ожидало его, не забывая при этом давно известной ему истины: лишь искусство, питающееся горестями и болями, может спасти его от меланхолии, потому что в основе жизни лежит страдание.