Метаморфозы
Метаморфозы
В 1931 году неподалеку от Парижа, в двух милях от городка Гизор, что расположился на пути к Руану, на краю деревушки Буажелу Пикассо подыскал себе небольшое шато, построенное еще в XVII веке. Это строение, возведенное из серого камня, с аккуратно покрытой черепицей крышей и ажурными окнами обрамляют старые деревья. У ворот, где начинается дорога к просторному дому, стоит маленькая элегантная часовня в готическом стиле. Длинный ряд конюшен во дворе перед главным зданием позволял разместить в них студии любого назначения. В новые помещения вскоре был доставлен пресс для изготовления гравюр, принадлежащий Луи Фору. Более просторные помещения для стоянки карет превратились в студии для изготовления скульптур. Приобретение шато как нельзя лучше совпало с проснувшимся желанием Пикассо заняться созданием скульптур, для хранения которых в студии в Париже не было места.
Точно так же, как встреча с Фором вернула художника к изготовлению гравюр, так и возобновление отношений со старым другом, скульптором Гонсалесом, открыло период увлечения искусством ваяния, который с различной степенью активности продолжался до конца его жизни. Гонсалес обладал талантом работы по металлу и, будучи также способным художником, вскоре понял, что его сотрудничество с Пикассо может стать очень плодотворным. Он увидел, что интерес к скульптуре — логический этап в творчестве его друга-художника. Пикассо убедил скульптора, что кубистские полотна достаточно вырезать, затем собрать в соответствии с указателями, раскрасить созданные произведения в различные цвета, и скульптура готова. В конце концов цвета не более чем состояние предметов. При этом Пикассо указывал на картины, созданные в 1908 году, и на скульптуру из бронзы «Голова женщины», представлявшую собой портрет Фернанды, написанный им еще в Орта. В 1931 году Гонсалес сказал о Пикассо, что «с того времени он, должно быть, почувствовал себя настоящим скульптором. Я часто слышал, как он повторял: „Я снова счастлив, как в 1908 году“». Результатом этого вновь пробудившегося интереса явилось появление ряда скульптур, сваренных из кусков железа. Некоторые из них достигали двух метров. Большинство позднее были отлиты в бронзе.
Несмотря на увлечение скульптурой, он не прекращал поиск новых форм в живописи. В течение лета 1930 года, проведенного в Жюан-ле-Пин, Пикассо использовал самые разнообразные предметы, подобранные на пляже, которые затем приклеивались к полотну, причем все эти детали объединялись с помощью песка, наносимого на невысохшую на картине краску. «Случайно» найденные предметы, не имеющие ничего общего друг с другом, с успехом использовавшиеся сюрреалистами в то время, как нельзя лучше удовлетворяли его страсть к построению немыслимых конструкций, в которых можно было встретить все — от старой перчатки до детской игрушки, от корней деревьев до веток пальмы. Помимо причудливого сочетания предметов поражало мастерское построение композиции, часто с элементами юмора.
Кубистские коллажи обнаруживали неожиданные грани, возникающие в результате использования в качестве исходного материала различных предметов. Куски выброшенного железа, пружины, крышки от кастрюль, сита, болты и гайки, извлеченные из кучи мусора, могли загадочным образом занять свое место на полотнах, в которые личность их создателя убедительно вдохнула жизнь.
Находясь в другом настроении, Пикассо брал перочинный нож и вырезал продолговатые изящные фигурки людей; позднее они отливались в бронзе. Однако наиболее впечатляющими скульптурами периода жизни в Буажелу являются вылепленные из глины и алебастра крупные головы с большими носами и глазами навыкате.
Весной 1932 года Пикассо создает серию крупных полотен, в которых обнаруживается столь присущая ему неугасающая страсть. Художник представил взору зрителей новую серию весьма чувственных, созданных плавными линиями фигур нагих женщин. Большинство из них изображены спящими с закинутыми за голову руками. На заднем плане некоторых полотен пышный филодендрон раскинул свои ветви. Профили лиц с закрытыми глазами выполнены одним мастерским движением, соединяющим лоб и нос над толстыми чувственными губами. Легко узнаваемый профиль всех фигур дает ключ к отгадке его принадлежности.
Новой натурщицей Пикассо, чье сладострастное влияние столь сильно ощущается в этих полотнах, стала случайно встреченная им молодая девушка, Мария-Тереза Вальтер, которая привлекла его внимание своим крупным телом, нордической внешностью и какой-то странной отрешенностью. Массивные головы из алебастра, сделанные в Буажелу, также навеяны образом Марии-Терезы. Будучи посаженными на длинную, сужающуюся кверху шею, они создают впечатление, будто оторвались от земли и плывут сквозь облака, подобно Луне. Иногда их глаза изображались в виде глубоких разрезов, а в некоторых случаях — в форме посаженных на щеки шариков, которые походили на спутники Земли.
С 1930 по 1939 год, когда разразилась война, в различных странах было организовано около 50 выставок работ Пикассо. Огромное количество созданных им картин разошлось по всему свету. Крупные коллекции Щукина и Морозова осели в России. Многие полотна художника стали приобретаться коллекционерами Германии. Но установление в стране режима Гитлера, не принимавшего авангардистского искусства, положило конец этому процессу. Известность Пикассо неуклонно росла в Америке, Швейцарии, Англии и Франции. Вслед за выставкой его работ «Абстракционизм Пикассо» в Нью-Йорке в январе 1931 года последовал ретроспективный показ 37 полотен в галерее «Рид и Лефевр» в Лондоне, явившийся, по общему признанию, одним из важных событий летнего сезона в английской столице. Рядом с полотнами «голубого» периода, такими, как «Жизнь», были выставлены натюрморты последних лет и изображения изломанных человеческих тел. Но самой крупной выставкой явилась экспозиция созданных в ранние годы полотен в галерее «Жорж Пети» в Париже в июне — июле 1932 года. Среди 225 полотен, семи скульптур и иллюстраций к шести книгам были представлены крупные работы более раннего периода, а также самые последние полотна, изображающие спящих нагих натурщиц. На ней были показаны такие выдающиеся работы художника, как «Погребение Касагемаса», о существовании которой публика и не подозревала. Выбор картин для выставки был осуществлен самим Пикассо.
В этот же период Кристиан опубликовал несколько обзорных статей в «Ле кайе дез ар», посвященных Пикассо. В них также содержалось много репродукций картин художника и статей на французском, английском и итальянском языках, написанных выдающимися поэтами, художниками, музыкантами и критиками.
Полная блестящих открытий жизнь Пикассо в искусстве и семейная жизнь художника шли противоположными путями. Он всем своим существом стремился к достижению гармонии с женщиной, которая всегда оставалась бы для него источником чувственных наслаждений и опорой домашнего очага. В молодости простота манер и беззаботность Фернанды не позволили достигнуть этого. Терпимая и, по-видимому, слишком уравновешенная Ева рано ушла из жизни. И теперь он страстно мечтал создать семью с Ольгой, но, как вскоре стало очевидно, соблюдение свойственных браку условностей тяготило его: он не мог подчинить им свою склонную к быстрым переменам натуру. Многие мастерски выполненные портреты Ольги и Пауло — убедительное свидетельство трогательного внимания Пикассо к семейной жизни в ранние годы. Последовавший вслед за этим разлад объяснялся испытываемым художником нежеланием всецело посвятить себя семье и, как следствие, вести жизнь, которая мешала бы его творчеству. Любовь к Ольге и рождение сына явились единственными животворными опорами брака. Стоило отношениям между ними потерять остроту, и несовместимость их характеров постепенно привела к тому, что возникла угроза его духовной свободе, без которой он не мог существовать.
Ольга обладала красотой, страстью и большими претензиями. И хотя ей было свойственно чувство собственности, она не цеплялась за приобретенное мужем богатство и не испытывала разочарования от того, что Пикассо безразлично относился к возможностям извлечения выгод, которые предоставило им теперь это богатство. Его вкусы оставались очень простыми. Ему доставляло удовольствие потакать прихотям Ольги, покупать ей самые дорогие наряды, хотя сам он мог довольствоваться старыми, ношеными вещами. Большой набор шелковых галстуков, приобретенных на Бонд-стрит, валялся на дне сундука. Ему нравилось тратить деньги на экзотические предметы, привлекавшие его внимание, или ненавязчиво помогать друзьям, находившимся в стесненных обстоятельствах. Ольга же стремилась, чтобы ее принимали в высшем свете как равную, а этого, как она полагала, можно было добиться только с помощью соблюдения традиционных условностей в семейной жизни. Много лет спустя на вопрос о том, почему он не мог жить той жизнью, что и его жена, Пикассо ответил просто: «Она требовала от меня слишком многого».
Растущее отчуждение между Пикассо и женой мучительно давало о себе знать. Существует много свидетельств того, что в период между 1932 и 1936 годами он стремился обрести полную свободу. Утверждалось, хотя и ошибочно, что на какое-то время он перестал писать картины вообще. Действительно, число полотен, созданных после 1933 года, уменьшилось, и это одно из доказательств переживаемого им в то время мучительного внутреннего кризиса. Но для Пикассо жизнь означала прежде всего работу, и, как обычно в периоды кризисов, его талант находил новые формы выражения.
Летом 1933 года после короткого пребывания в Каннах он возвратился на несколько недель в Барселону, а в следующем году совершил длительную поездку в Сан-Себастьян, Мадрид, Толедо и Эскориал. Он возвратился в Париж из своей второй поездки на родину полный впечатлений, и, как это случилось после поездки в Испанию в 1918 году, коррида вновь становится темой его картин. В них движение, цвет и проявляемые тореадором бесстрашие и мастерство показаны в еще более экспрессивной форме, чем в работах прошлых лет.
В 1927 году Воллар договорился с Пикассо, что тот выполнит серию гравюр (к 1937 г. их численность достигла 100 листов). В них он широко использует мифологические образы для передачи драматизма окружающей жизни и внутреннего надлома.
В 1913 году, в период всеобщего увлечения кубизмом, Аполлинер указывал на «порожденных воображением Пикассо чудовищ, напоминающих полубогов Египта». В серию гравюр, выполненных по заказу Воллара, врывается новое внушающее ужас создание — минотавр, ощупью бредущий в темноте, изрыгающий к небесам вопль, в белых глазах которого застыло ощущение смерти.
Странная связь между Пикассо и животными прослеживается на протяжении всей его творческой жизни совершенно четко. Создается впечатление, будто он никогда не расставался с ними. Они присутствуют в его доме как знакомые привидения. Присущие им качества — символы любви и ненависти — характерны и для человеческих существ. К минотавру художник проявляет такую же привязанность, как и к сменявшим друг друга собакам, вечно возившимся под столом в столовой художника. Пикассо признавался, что в период создания головы быка у него перед глазами часто стояла голова его любимого эрделя Эльфа.
В течение многих лет Пикассо имел обыкновение уезжать на лето к Средиземному морю. Лето 1935 года стало исключением — он остался в городе. Его не тянуло вернуться в места, где он по привычке предавался пустому времяпровождению с именитыми знакомыми. В письме Сабартесу, который вернулся в Испанию после многих лет жизни в Америке, он признавался: «Я один дома. Можешь себе представить, что произошло со мной и что меня ожидает…» Наряду с неизбежными неприятностями, последовавшими вслед за разрывом с Ольгой, появилось утешение, которое тем не менее грозило усложнить положение: Мария-Тереза родила дочь. Они дали ей имя Мария Консепсьон, называя ее в семье просто Майя.
Ввиду этих двух обстоятельств Пикассо, как это было ни неприятно ему, обратился за консультацией к юристам. Он видел выход из положения в том, чтобы развестись с Ольгой и создать новую семью с Марией-Терезой. Но процедура развода лица, имевшего испанское гражданство, от которого он не собирался отказываться, была настолько сложна, что идея не могла быть осуществлена. Предпринимаемые через юристов неудачные шаги так сильно измотали его, что какое-то время он не мог заставить себя подняться в студию, где все столь живо напоминало ему о прошлом.