Освобождение
Освобождение
Рано утром 24 августа 1944 года Париж был разбужен огнем снайперов с крыш домов и уханьем выстрелов отступавших немецких танков. В городе царила атмосфера всеобщей приподнятости: парижане поняли, что наконец-то настал день освобождения, который каждый стремился как-то приблизить. Отрезанный от префектуры лишь Сеной и несколькими домами, Пикассо оказался в центре разразившейся перестрелки. Друзья пробирались к его студии, чтобы сообщить о ходе боев, в то время как в самой студии оконные стекла разлетались на куски от случайных пуль и взрывов. Даже в эти напряженные минуты Пикассо, пренебрегая опасностью, продолжал трудиться. Он возвращается к методу, который применял еще в конце первой мировой войны: достав фотографии и наброски позировавших ему когда-то натурщиц, он использовал этот оказавшийся под рукой материал в более свободной, чем обычно, манере. Работая, он пел во весь голос, стремясь заглушить грохот, доносившийся с улицы.
Стоило умолкнуть стрекоту автоматов, как в студии стали появляться друзья, служившие в войсках союзников. Сообщения, которые получал внешний мир о Пикассо во время войны, были скупы и ненадежны. Даже те, кому было известно лишь его имя, стремились узнать о его судьбе. Всех опередила забравшаяся по узкой винтовой лестнице Ли Миллер, работавшая военным корреспондентом журнала «Boyr». Пикассо прослезился, увидев ее, и был несказанно удивлен тем, что первым увидевшим его «солдатом» была женщина. Каждый день приходили все новые и новые друзья. И хотя порой в студии бывало тесновато, все живо обменивались новостями о тех, кого не было в Париже, или вспоминали о тех, кто был убит. Каждое утро ведущая в студию длинная узкая комната на нижнем этаже превращалась в прихожую, где собиралось несколько десятков человек, ожидавших появления художника. Он приглашал их группами в студию на том же этаже. Иногда он вел их на этаж выше, где хранились собранные им картины. Ему пришлось буквально каждый день откликаться на эти неожиданные проявления внимания к нему со стороны поклонников, одетых в форму разных армий, которые порой не могли объясниться ни на французском, ни на испанском языках. Его твердая походка, неизменная сигарета в зубах, небольшая сбитая фигура, излучающие неиссякаемую энергию черные глаза, голос, жесты, выражающая любопытство улыбка — все это производило глубокое впечатление на сотни людей, посетивших его в первые месяцы после освобождения города. Даже люди, не до конца понимавшие смысл его исканий, были потрясены полотнами, скульптурами и атмосферой в студии этого чародея кисти и резца.
В первые месяцы освобождения новизна от обрушившегося шквала поклонников после четырех лет одиночества воодушевляла его. Он принимал порой организованные группы по сорок-пятьдесят человек одетых в военную форму мужчин и женщин, засыпавших его вопросами и делавших сотни снимков студии и его самого. Но даже при таком стечении народа ему удавалось организовать свой день так, что он мог побыть наедине со своими мыслями и встретиться с друзьями. Радость встреч, подарки в виде продуктов и других предметов первой необходимости, в которых тогда ощущался острый недостаток, дополнялись теперь долгими беседами о более важных проблемах. В конце концов освобождение Франции не привело к освобождению его родины. Находившиеся в Испании друзья все еще оставались пленниками Франко. Впечатляющие победы союзников не заслонили от него царящие в мире несправедливость и безрассудство.