Поль Элюар

Поль Элюар

Родство Пикассо с сюрреалистами свело его с Полем Элюаром. Это знакомство состоялось вскоре после возвращения молодого поэта с фронта в Париж, где он восстанавливал здоровье после болезни, вызванной пережитой им газовой атакой. Но подлинная близость между ними возникла лишь спустя десяток лет. Как и Пикассо, Элюар переживал в то время драму развода со своей женой Галей, которая была русской по происхождению. Одним из первых свидетельств начала большой дружбы, которой было суждено продолжаться много лет, стал портрет поэта, выполненный карандашом и подписанный Пикассо: «ce soir le 8 Janvier XXXVI» («вечер, 8 января 36 года»). Через шесть месяцев этот портрет будет помещен на заглавной странице первого перевода стихов Элюара, изданных в Лондоне. Примерно в то же время Пикассо согласился иллюстрировать сборник стихов Элюара «La Barre d’appui», выпущенный в Париже Зевросом. В присутствии Поля Элюара Пикассо взял пластинку из меди, разделил ее на четыре равные части и на трех из них тут же создал гравюры. На первой он изобразил голову Нуш, очаровательной хрупкой девушки, на которой Элюар только что женился. Рядом с ней — причудливо фантастической формы птица-женщина, чей взор обращен на пылающее солнце, пронзившее своими лучами стену. Третью часть занимала голова спящей Марии-Терезы на фоне пейзажа с видом на дом и море. На четвертой части пластинки Пикассо изобразил кисть своей правой руки.

Элюар дорожил теплой дружбой с Пикассо. Как-то в минуту вызванной наплывом чувств откровенности он признался, что рад жить в этот полный тревог век прежде всего потому, что встретил Пикассо. С другой стороны, лиричная, страстная, полная образов поэзия Элюара более всего привлекала Пикассо среди сюрреалистов. Элюар обожал живопись и обладал редким среди писателей даром понимать ее. Он собрал большое количество оригинальных полотен и предметов, представлявших художественную ценность, которые ему с трудом удалось разместить на стенах своей небольшой квартиры. Он приобретал их, проявляя те же качества, что были свойственны ему и в жизни, — страсть и тонкий вкус. Макс Эрнст, Миро, Дали и другие художники-сюрреалисты принадлежали к числу его самых близких друзей. Среди знакомых Пикассо поэтов именно Элюар проявлял наибольшее понимание его работ. Поэма, посвященная Пикассо и датированная 15 мая 1936 года, начинается словами: «Как прекрасен день, давший мне счастье вновь увидеть человека, которого я не могу забыть и которого я никогда не забуду, как и мимолетно встретившуюся женщину, чьи глаза… — и заканчивалась восторженным восклицанием: — Как прекрасен день, начавшийся с ощущения глубокой грусти в тени густой листвы деревьев, в которую вдруг врывается рассвет, неожиданно пробудивший мое сердце».

Тронутый этим глубоким пониманием Элюара и его теплотой, Пикассо платит ему взаимностью и охотно сотрудничает с ним. В ранний период их знакомства Элюар завершает сборник стихов «Les yeux fertiles», подтолкнувший Пикассо выгравировать на пластинке одно из содержащихся в нем стихотворений и одновременно поместить на ней иллюстрацию. Четкий почерк, каким написано стихотворение, абсолютно не выдает физического недостатка, от которого страдал Элюар в результате полученного на фронте ранения — дрожания рук в момент сильного волнения. Оно прекращалось немедленно, стоило только его перу прикоснуться к бумаге. Под стихотворением Элюара стоит дата: «3.6.36, 3 часа 15 мин». В противоположном углу рукой Пикассо выгравировано: «4 Juin XXXVI».

Весной 1936 года Элюар принял приглашение группы молодых испанских художников и поэтов посетить Барселону и произнести речь на открытии ретроспективной выставки работ Пикассо, которая должна была открыться в родном городе художника. Позднее планировалось продолжить работу этой экспозиции в Бильбао и Мадриде. Члены группы «Адлан» приехали в Париж, и благодаря их настойчивым просьбам Пикассо дал согласие на организацию своей первой после 1902 года в Испании выставки.

Элюар прибыл в Барселону за несколько дней до ее открытия. Все речи, посвященные этому событию, транслировались по радио. «Я буду говорить о том, что помогает мне жить, о том, что прекрасно» — так начал он свою речь. «Пикассо стремится к правде, — продолжал он, — не к искусственной правде, превращающей Галатею в вялое и безжизненное существо, а к полной правде, которая объединяет воображение с природой, делает реальным все, к правде, превращающей частное во всеобщее и всеобщее — в частное, к правде, которая признает различные формы существования и изменения, если они являются новыми, плодоносящими».

Выставка была с восторгом принята представителями молодого поколения во всех трех городах. В Барселоне Рамон Гомес де ла Серна читал стихи Пикассо. В Мадриде Гильермо де Торре написал предисловие к тщательно составленному каталогу, на страницах которого он провозгласил: «В современном мире Пикассо, несомненно, является непревзойденным примером творческого духа, постоянно извергающего новые идеи». Пикассо, верный своей привычке держаться в тени, от поездки в Испанию на торжества отказался.