Запоздалая известность

Между двумя Восьмыми симфониями – два года. Первый вариант был окончен осенью 1887 г., о чем мы знаем из письма Брукнера дирижеру Герману Леви. Брукнер познакомился с ним за пять лет до этого, а через некоторое время после знакомства Леви стал центральной фигурой главного (на тот момент – единственного) композиторского триумфа в жизни Брукнера: 10 марта 1885 г. его Седьмая симфония прозвучала под управлением Леви в Мюнхене. Шестидесятилетний Брукнер тогда был едва ли широко известен. Родившийся в 1824 г. неподалеку от Линца, в австрийской глубинке, работавший органистом в величавом барочном соборе в деревушке Санкт-Флориан, почти до 30 лет он не имел контакта ни с какой музыкой, кроме старинной церковной: Брукнер не слышал большей части произведений не то что своих современников, но даже классиков – Бетховена и Моцарта – вплоть до взрослого возраста. Сейчас мы знаем его как симфониста; действительно, он создал сравнительно мало за пределами симфонии, своего основного жанра. Однако на путь симфониста он встал рекордно поздно. Тридцатилетний органист из Санкт-Флориана понятия не имел, что будет великим композитором, за «ученическую» симфонию он взялся незадолго до сорока, Первую и «Нулевую» Брукнер пишет на пятом десятке, а композиторскую карьеру «по-настоящему» начинает в 1872 г. Написанные до работы над симфониями, скромным успехом пользовались его мессы, симфонии же – вплоть до Седьмой – были неизвестны: Четвертая прозвучала спустя 16 лет после сочинения, Пятая – через 23 года, Шестая (целиком) – через 18.

Подобная судьба абсолютно уникальна среди европейских композиторов, и тем поразительнее упрямство, с которым Брукнер продолжал создавать симфонии одну за другой, ведь он не мог предвидеть внезапной известности, которую принесла ему Седьмая симфония, и вероятность услышать их в концертном исполнении была исчезающе мала. К тому моменту, как Герман Леви продирижировал Седьмой в Мюнхене, она уже прозвучала в Лейпциге под управлением великого Артура Никиша и была хорошо принята, но именно мюнхенский концерт стал переломной точкой в судьбе Брукнера-композитора. Своему другу Морицу фон Майфельду 60-летний Брукнер писал об этом дне как о самом большом успехе в жизни: «Такого энтузиазма еще не видывал город, как мне здесь сказали. Критики в восторге»[210]. Во многом с подачи Леви дирижеры и издатели начинают интересоваться Седьмой и более ранними симфониями Брукнера; к фигуре скромного австрийца проявил интерес и Людвиг II Баварский – прославленный король-эксцентрик, известный своей помешанностью на музыке Рихарда Вагнера, умершего незадолго до этого; Леви же помог добиться того, что Седьмую удалось официально посвятить королю. В этом свете неудивительно, что в письме Леви Брукнер выражает надежду на то, что новая, Восьмая симфония будет исполнена тем же дирижером, благодаря которому мир услышал и оценил Седьмую, и даже трогательно называет его «своим отцом в искусстве», как будто забывая, что Леви был на 15 лет младше его.

Казалось, Восьмая относится к сравнительно счастливому для Брукнера времени. Незадолго до начала работы над ней удача, казалось, повернулась к нему лицом, причем не только в Лейпциге и Мюнхене, где Никиш и Леви продирижировали Седьмой с большим успехом, но даже в Вене, традиционно настроенной к Брукнеру враждебно. Боясь жестоких откликов прессы (Эдуард Ганслик, главный венский музыкальный критик, называл опусы Брукнера «симфонические удавы»), Брукнер опасался исполнять в Вене Седьмую вплоть до 1886 г., когда она прозвучала под управлением Ганса Рихтера – того же дирижера, который позже проведет премьеру Восьмой. Неожиданно венское исполнение Седьмой оказалось успешным – в письме Леви Брукнер писал, что на этом концерте его вызывали пять или шесть раз уже после первой части. Успех был столь значительным, что в июле 1886 г. 62-летнему Брукнеру был пожалован рыцарский крест от императора Франца Иосифа, вдобавок выплачены 300 гульденов, а позже – назначена аудиенция у его величества. Франц Иосиф был настроен к Брукнеру благосклонно и даже пообещал оплачивать его перемещения, связанные с гастролями; Морицу фон Майфельду Брукнер писал об этой встрече так: «Его Величество успокоил меня, сообщив, что мои поездки и т. д. будут оплачены всемилостивейшим Кайзером и Государем, даже если расходы будут исчисляться тысячами»[211].

С одной стороны, Брукнер не мог не быть польщен запоздалым успехом – пришедшим к нему спустя десятилетия полного безвестия. С другой – при работе над Восьмой он чувствовал несравненно б?льшую, чем прежде, ответственность: автор нашумевшей и успешной Седьмой теперь не имел права на ошибку. Возможно, из-за этого Восьмая симфония заняла у Брукнера беспрецедентно много времени (следующая, Девятая, займет еще больше и так и не окажется завершена). Если прежде на сочинение одного симфонического опуса у него уходило порядка двух лет, то Восьмая, со всеми редакциями и промежуточными версиями, заняла больше пяти.