Древо жизни и Древо смерти
Образы Иисуса в картинах Босха приобретают иное значение, если рассматривать их в соответствии с догмами катаризма. Иисус, стоящий между Адамом и Евой, в «Эдеме», левой части триптиха «Сад земных наслаждений» (цв. ил. 22), воспринимается как Спаситель (коллективный дух), предупреждающий Адама (падшую коллективную душу) о земных соблазнах. Этот известный по манихейским текстам сюжет получил название «Пробуждение Адама». Наряду с манихейством, дающим подробное его изложение, сюжет также упоминается в итальянской антикатарской полемике 1235 года «Liber Supra Stella»132 — единственном дошедшем до нас свидетельстве о присутствии его в катаризме. По этому документу мы можем составить некоторое представление о его толковании в утраченных катарских книгах.
В качестве примера можно привести такое описание:
...Иисус Светоносный приблизился к Адаму Невинному и пробудил его от сна смерти [невежества], чтобы он воспринял великий дух [духи]... Он разбудил его и держал, и тряс его; и Он отогнал от него лукавого демона [жадность или вожделение] и отдалил от него великого архонта женского пола [желание]. Тогда Адам оглядел себя и осознал, кто
он есть. И Он [Иисус] показал ему Всевышнего, и явил ему Себя [Свою Светоносную сущность], брошенного... на растерзание леопардам и слонам, и на съедение псам голодным, скованного путами материи в Царстве тьмы. И... Он [Иисус] учил его [Адама] и дал ему вкусить плоды Древа жизни. И вкусив их, Адам прозрел и заплакал, и он возвысил голос свой... и изрек «О, горе мне, горе! и создателю тела моего — темницы души моей, и бесам, поработившим
133
меня» .
Изображенные в Эдеме звери, например на переднем плане кошка, схватившая зубами мышеподобного монстра, на заднем плане лев, пожирающий оленя, иллюстрируют процесс материализации душ, пойманных в ловушку реального мира. Эти души подлежат спасению, первым шагом к которому является пробуждение путем «вкушения» плодов Древа жизни.
Рассматривая босховский Эдем с его символикой зла, задаешься вопросом: где же находится Древо жизни? Ответ прост. Оно отождествляется с образом Иисуса, Спасителя и Учителя, которому внимает Адам. Такое понимание присутствует и в манихействе, и в катаризме. В коптских псалмах манихеев об этом говорится открыто. Аналогичные представления встречаются в анонимном тексте тринадцатого столетия, известном катарам под названием «Манихейский трактат»134. Вкушение плодов является метафорой передачи знания, которое приводит к спасению. Адам осознает, что создан как бессмертный дух, для которого физическая жизнь представляет собой духовную смерть. Но его пробуждение длилось недолго. Вскоре он забывает предостережения Христа и, поддавшись соблазнам, пробует другие плоды — плоды познания зла. Это не приводит душу Адама к окончательной гибели. До наступления Страшного суда ему будет предоставлено множество возможностей достичь просветления. Пока душа жива, Спаситель всегда находится рядом, чтобы указать ей путь к спасению.
В Тайной книге говорится, что райское растение с сатанинскими плодами зла — это виноградная лоза135. У Босха виноградная лоза обвивает ствол дерева позади Адама. Манихеи называли виноградное вино «желчью Князя тьмы», поскольку вино опьяняет и ведет к духовному забвению136. Испив его, души забывают свою истинную природу и тонут в материальном мире.
Виноградная лоза — символ манихейского древа тьмы. Это растение является очень важным образом в гностической и манихейской литературе, где оно описывается как дерево смерти, горечи и зла. В отличие от Древа жизни, тождественного Спасителю, древо смерти принадлежит Сатане и его миру материи. Коптские псалмы манихеев, например, упоминают корень дерева горечи137. Они ассоциируют горечь и тьму этого дерева с земным воплощением в физическом теле. Псалмы говорят «о теле смерти» или описывают тело как создание тьмы .
Одно из гностических евангелий из Наг-Хаммади так описывает Древо смерти:
...его плоды есть грех; его семена — вожделение.
Оно растет из мрака;
Вкусившие его плодов погружаются в ад, в Царство тьмы139...
Изображения Древа жизни и Древа смерти, которым манихеями придавалось большое значение, сохранились в манихейских фресках и манускриптах. Изображения, датированные IX веком, найдены в Турфанском оазисе (Центральная Азия). Например, настенная живопись пещеры в Базаклике Турфанского района (рис. 21). Мы видим группу манихеев, молящихся перед большим деревом с тремя стволами. Дерево растет из шара, который представляет собой небесный свод, покрывающий Землю (см. схему 2 и главы 10 и 11). В Турфанском регионе, где буддизм сливается с манихейством, эти три ствола — Мани, Иисус и Будда — означают три дороги в рай140. Райские цветы и фрукты украшают ветви Древа жизни. На других недавно обнаруженных и еще не изданных наскальных рисунках, очевидно, изображено Древо смерти141. Эти два противостоящих друг другу образа являются ключевыми символами для манихеев и их последователей.
Данная манихейская антитеза находит свое отражение в иконографии Босха. Как уже отмечалось, в триптихе «Сад земных наслаждений» художник представляет Древо жизни в образе Иисуса. В других работах,
которые мы рассмотрим в последующих главах, Иисус предстает либо как Древо жизни, либо как антропоморфный крест. В композиции «Сад земных наслаждений» именно Древо смерти (а не Древо жизни) является доминантой. Особенно большое значение ему придается в Эдеме, где оно неоднократно повторяется в различных формах. Такие представления о множественности сатанинских деревьев соответствуют некоторым ма-нихейским текстам, в которых говорится, что «Древо смерти разделено на великое множество деревьев... в них войны и жестокость... они чужды миру, полны абсолютного зла, и никогда не дают благих плодов»142.
Виноградная лоза греха, обвивающая ствол дерева за спиной Адама, является наиболее характерным изображением босховского Древа смерти. Рассматривая картину через призму катаро-манихейской традиции, можно заметить и ряд других: розовый фонтан с остро-
конечными растениями, ассоциированный с Сатаной и его религиями, или Древо смерти в центральной части композиции в виде пальмы, расположенной справа от розового фонтана (цв. ил. 25). В традиционном христианском искусстве пальма, как и фонтан, является символом вечной жизни. Босх кардинально меняет смысл этих изображений. В его интерпретации пальма становится древом духовной смерти, иллюстрацией тленности и иллюзорности физической жизни. Пальма словно растет из тьмы, ее корни уходят в скалу прямо над пещерой. Пещера — древний символ матки и физического рождения. Каждый, кто входит в ее темную пасть, попадает в мир мрака и смерти.
Змея, имеющая то же значение и схожее расположение, что и виноградная лоза греха, обвивается вокруг пальмы смерти. Как и следует ожидать, змея в произведениях Босха (особенно в этом) отличается от змей, которых обычно изображают в райском саду. При ближайшем рассмотрении видно, что она повисла вниз головой. Тонкий конец ее хвоста обвивает верхнюю часть ствола дерева, а голова с четко прописанным глазом указывает непосредственно на вход в пещеру. Отвратительные рептилии выползают из воды и направляются в пещеру. Судя по всему, перед нами падшие ангелы, стремящиеся к воплощению. Предположение Фреэнгера, что это огненные саламандры или священные ящерицы Аполлона, не имеет достаточных оснований143. (В исследовании Френгера есть много ценных, глубоких мыслей, но данное его высказывание, скорее всего, рассмешило бы Босха.)
Князь мира сего настолько доминирует в созданном Босхом райском саду, что даже образ Иисуса на первом плане кажется неоднозначным. С одной стороны, он представлен как Древо жизни, или Спаситель, предостерегающий Адама и отстраняющий от него Еву. С другой стороны, можно подумать, что изображен сам дьявол, выступающий сводником Адама и Евы. Об этом говорит некоторая странность лица Иисуса. Как отмечалось рядом авторов, художник намеренно искажает его за счет усиления теплых тонов. Краснота объясняется символикой алхимии144. Согласно Тайной книге, после того, как Сатана упал с небес и стал Князем мира и искусителем душ, его лицо изменилось. Оно потеряло свое сияние и приобрело цвет раскаленного докрасна железа, став символом страсти и вожделения. Данная трактовка вполне объясняет красное лицо Иисуса в произведении Босха.
Босховскую символику сцены «сватовства» также объясняет катарская притча о том, как Сатана соблазняет наших прародителей удовольствиями плоти. В Тайной книге (согласно ее венской копии) говорится, что Князь мира явился Еве в райском саду в облике змея или красивого юноши. Он воспламенил Еву жаром плотских желаний, чтобы удовлетворить с ней свое вожделение. А затем заставил Адама воспылать порочной страстью. С этого момента Адам и Ева оказались во власти плотских страстей и произвели на свет детей дьявола и змея143.
Может показаться странным предположение, что фигура между Адамом и Евой является двояким изображением (двумя сторонами одной медали) Иисуса и Сатаны. Но оно соответствует доктринам умеренного катаризма, утверждающим, что Сатана — старший сын Бога Отца, а Иисус — его младший сын. Катары считали, что после изгнания Сатаны Иисус занял его место в Царстве света, а затем сошел на Землю, чтобы спасти человечество. Будучи двумя братьями, темным и светлым, двумя ипостасями Бога Отца, они оставались непримиримыми врагами, для которых Земля стала полем битвы.
Эти противоборствующие вселенские силы сталкивались и в человеческих душах. И древние катары, и богомилы конца одиннадцатого столетия, и Доменико Сканделла, и мельник-еретик из Фриули в XVI веке — все они утверждали, что в каждом человеке поселяется злой дух, наряду с добрым146. Эти два духа ведут борьбу в каждой душе так же, как Сатана и Иисус во Вселенной, и в конечном счете человек должен сделать выбор в пользу одного из них. В произведениях Босха образы Иисуса и Сатаны могут восприниматься как на личностном, так и на вселенском уровнях. Выбор человека между ними — основная тема творчества художника, и примером тому является двоякое значение (Иисус предостерегает, а Сатана искушает) центральной фигуры «Сада земных наслаждений».