Б & Г

Конечно, о том, чтобы поймать машину, в те времена нечего было и думать, но, если честно, портшезов уже хватало. На Южный берег они вас все равно не повезли бы, зато делали вас немного более мобильными, да и стоили не так дорого. Собственно, я бы от портшеза и сейчас не отказался, прокатился бы на нем до… до С18. Так, погодите… где у меня на карте это самое С18? Ага. Вот. С18… восемнадцатое столетие, это сразу за Фулемом.

Что еще пользуется популярностью в новехоньком, с иголочки, «забывшем старую любовь», похрустывающем и поблескивающем восемнадцатом столетии? Что ж, горько об этом говорить, однако война из моды так и не вышла. Думаю, и никогда не выйдет. Сейчас у нас тут Война за испанское наследство. Полагаю, вопрос о том, кто унаследует Испанию, действительно считался важным, поскольку привел к боям очень серьезных тяжеловесов. В синем углу находились Британия, Австрия, Нидерланды и Дания. В красном — Франция, Бавария и, тут удивляться нечему, Испания. А начал все Людовик XIV, которому потребовался рождественский подарок для внука. Надо думать, оловянных солдатиков уже распродали, вот Людовик и решил подарить внуку Испанию. Честно говоря, может, тут не один лишь Людовик виноват, может, ее выставили у кассы на слишком уж видном месте, вот его и заело — вынь ему да положь Испанию. Никто же не знает. Так или иначе, шуму было немало, можете мне поверить, — сначала они там обзывались по всякому, потом начали руками махать, в общем, передрались. Под конец всеобщей свалки — это когда же было-то? В 1714-м, вот когда — Британия получила порядочный куш в виде Гибралтара, Менорки и Новой Шотландии, а Австрии достались Бельгия, Милан и Неаполь. Уж и не знаю — стоило ли оно такой возни? Я бы на их месте просто кинул на пальцах или в считалку все разыграл. Знаете, как это… «Раз-два-три-четыре-пять-вышел-зайчик-погулять. Готово… Испания моя!».

Что еще интересного у них там случилось? Ну вот, капитана Кидда повесили за пиратство, это в 1701-м было. Что еще? Ах да, НАЛОГИ! Налоги, да. Если вы думаете, что это нас донимают налогами, советую вам заглянуть в те времена. Налоги были тогда последним писком моды. Таким популярным, что можно было подумать, будто тому, кто введет самый глупый и ему сойдет это с рук, особую премию выдавали. В Англии, понятное дело, существовал соляной налог, равно как и пооконный — его бы я ввел снова, но лишь для «современных» архитекторов. В Берлине додумались до налога на незамужних женщин. Мило! Однако победительницей следовало назвать моего личного фаворита, Россию, которая в 1689 году ввела налог на бороду. Вот это мысль! Никогда не любил и близко-то подходить к бородатому человеку. Разве что борода у него длинная, белая, а сам он такой весь из себя краснокожий, в черных сапогах до колен и в руках держит какой-нибудь «Геймбой» или «Экшн Мэн». Впрочем, здесь не место распространяться о моих любимых игровых приставках.

О других новостях. Мария — та, что «Вильгельм и Мария» — уже скончалась, так что у нас остался один лишь Вильгельм, переживший, вне всяких сомнений, не только период скорби, но и период, в который ему приходилось зачеркивать на визитных карточках «Мария и» — пока из типографии не принесли новые. Воцарилась и почила королева Анна, та, у которой были столь неудачные ноги, так что теперь нами распоряжается Георг I. У недавно основанного Английского банка дела, похоже, идут хорошо, как и у герцога Мальборо, или… «Мясника», так его все называют. Симпатичное, должен сказать, прозвище. Однако давайте, все же, займемся кое-кем из музыкантов этого времени, собственно говоря, двумя самыми крупными, теми, что по-настоящему царствовали в том веке. Бахом и Генделем.

Иоганн Себастьян Бах и Георг Фридрих Гендель родились, оба, в 1685-м — в год, когда судья Джеффрис своими «кровавыми ассизами» добивал от имени Якова II еще уцелевших участников восстания Монмута. Бах родился в городке под названием Эйзенах, расположенном километрах в двухстах на северо-восток от Франкфурта. Он происходил из семьи музыкантов и еще в раннем возрасте, дабы набраться знаний, переписывал, как одержимый, чужие партитуры. Проведя некоторое время в хоре мальчиков, Бах получил первое из многих занимавшихся им впоследствии место органиста в Арнштадте. Так началась его карьера, которую он завершил в возрасте шестидесяти пяти лет и в ходе которой успел поработать в Мюльхаузене, Веймаре и Лейпциге, исписав целые акры нотной бумаги великолепной музыкой. Большая часть ее была посвящена утверждению вящей славы Господней, однако в ней отразились и кое-какие маленькие слабости Баха. Одной из них был кофе. В те времена кофе считали едва ли не опасным наркотиком, однако страсть Баха к кофеину была настолько сильна, что он даже написал о нем целое музыкальное произведение.[?]

Другой его страстью была наука о магических числах. Бах был уверен в том, что определенные числа имеют особый смысл. Если приписать каждой букве числовое значение — в соответствии с местом, занимаемым ею в латинском алфавите (то есть, А=1, B=2 и т. д.), то фамилия Баха даст в сумме 14 (т. е. В2 + А1 + С3 + Н8 = 14). Поэтому число 14 стало для него очень значимым — в некоторых его произведениях основные мелодии состояли ровно из четырнадцати нот. А одна из его кантат, «Wenn wir in hochsten N?ten sein», насчитывает 166 нот[©], что, если вы не поленитесь произвести подсчет, представляет собой числовое значение его полного имени. Вот посмотрите:

Гендель родился не так чтобы в миллионе миль от Баха — в 60 километрах от Лейпцига. Его семья занималась совершенно иными делами. Папа Генделя был цирюльником-хирургом — лично меня передергивает от одних только этих слов: судя по всему, «цирюльник-хирург» — это такой мастер на все руки, мини-доктор, который, едва успев вырвать у вас зуб, тут же приступает к ампутации вашей руки (даром, что вы к нему всего-то поздороваться и зашли). Генделю пришлось воспротивиться воле отца, желавшего, чтобы сын перенял у него это жутковатое семейное ремесло. Забавно, но он даже поступил в университет, изучать право, однако при этом отыскал для себя левый заработок органиста — в Домкирхе города Галле, — а там и вовсе перебрался в Гамбург, получив в Гамбургской опере место скрипача и клавесиниста. Со временем, театры начали ставить все больше его опер, и Гендель отправился в турне по Европе, как исполнитель и композитор, ну и кроме того, эта поездка позволила ему познакомиться с музыкой лучших из живших в ту пору композиторов континента.

Думаю, правильно будет сказать, что эти двое, владычествуя в музыке своего века, то есть, века барокко, делали это совершенно по-разному. При том, что жили они точно в одно и то же время, сходства между ними не было никакого. Заядлый бродяга Гендель объехал всю Европу. Бах сидел дома. Может, он любил голову мыть почаще. Гендель был без ума от опер — собственно, он и Королевскую академию музыки основал для того, чтобы пропагандировать оперу, — и насочинял их столько, что хоть ложкой ешь. Бах не написал ни одной.

Генделю, когда речь заходила об очередном заказе, серии концертов или денежной работенке, пальца в рот лучше было не класть, он отлично понимал, с какой стороны на хлеб намазывают масло, — деляга был из тех, что на ходу подметки рвут. А Бах? Ну, Бах во всем, что касается денег, был почти безнадежен. Он никогда порядком не умел, что называется, «подать себя», и даже сел однажды в тюрьму — только из-за того, что не смог прикусить язык, когда некий государственный служащий принялся тыкать ему в нос своим положением. Да и семья размером с население Борнмута, тоже особенно богатеть ему не позволяла. Мне всегда казалось, что семейная жизнь Баха была отчасти сродни той, какую мы видим в фильме «Смысл жизни» труппы «Монти Пайтон» — помните, как там дети выскакивают из шкафов с воплями: «Наддай, Дейдри, сляпай нам еще одного!» — это они так радуются появлению на свет нового братика.

Кроме того, по-моему (правда, это всего лишь плод моего воображения), Гендель был в своем роде «ходок» — любил званные обеды, чувствовал себя как дома и в Англии, и в Германии и вообще не дурак был пожить в свое удовольствие. Бах же был человеком более благочестивым, набожным, строго лютеранским художником, который выражал переполнявшие его глубокие музыкальные идеи в стараниях прославить Господа. Говорят, что однажды он отшагал 426 миль и сносил при этом не одну пару сапог — и все лишь для того, чтобы послушать концерт коллеги-композитора Букстехуде. Если честно, в этом можно, разумеется, усмотреть преданность искусству, однако не исключено, что тут перед нами предстает просто-напросто очередной экземпляр «чокнутого органиста». Ну, органисты, что с них возьмешь! Верьте слову — психопаты, все до единого.

При всем беспорядке, царившем в жизни Баха, объем написанного им пугает. Только на то, чтобы собрать и издать все его сочинения, ушло около сорока шести лет.

Если хотите получить некоторое представление насчет сходства Баха с Генделем и в то же самое время — их поразительного различия, вам, пожалуй, лучше всего послушать «Музыку на воде», а сразу за ней — Бранденбургские концерты. Бранденбургские концерты Баха попросту БОЖЕСТВЕННЫ, совершенная фантастика — у меня не хватит слов, чтобы выразить восторг, который они во мне пробуждают. И при этом им присуща некая общая… серьезность, что ли. Генделевская «Музыка на воде» в сравнении с ними выглядит ошеломляюще радостной и, смею сказать, почти «легкой». Даже происхождение этих двух сочинений типично для обоих композиторов. Баховское было порожденным безысходностью подарком маркграфу бранденбургскому, сделанным в надежде разжиться деньгами, в которых композитор отчаянно нуждался, — денег этих он, увы, так и не получил. С другой стороны, сочинение Генделя отличается легкостью и весельем — это двадцать коротких пьес, под которые Георгу I предстояло плавать в барке по Темзе. Собственно, первое их исполнение как раз и состоялось на барке — да еще и раскачивавшейся, как черт знает что, — у музыкантов чуть ли не все силы уходили на старания удержать ноты на пюпитрах.[?] Вот как-то не представляю я себе Баха в подобной роли. При всем при том, оба эти сочинения блестящи и великолепны — я ни без того, ни без другого и прожить бы не смог.