«Я НЕ СТРЕМЛЮСЬ ИЗМЕНИТЬ МИР, Я НЕ ИЩУ…»

Вам как, сидеть удобно? Тогда я начну. Когда-то давным-давно, в далекой стране велось ужасное множество войн и тысячи людей расставались с жизнями. Нет, на сказку это не очень похоже, правда? Хотя для описания 1904 года подходит более чем. В этом году главными воителями были, если честно, Япония и Россия — тут вам и оборона Порт-Артура, и взятие Сеула, и все, что хотите. В научной сфере: Резерфорд и Содди только что постулировали свою теорию радиоактивности, появились первые ультрафиолетовые лампы и — не знаю, по моему мнению, это можно отнести к науке, — была основана компания «Роллс-Ройс». Кроме того, Фрейд опубликовал книжицу из тех, что приятно почитать на ночь, — «Психопатология обыденной жизни». Прелестно! Готов поспорить, шла она нарасхват, и по всему миру люди читали ее за утренним какао. Что еще? Жан Жорес начал издавать социалистическую газету, «Юманите»; Хелен Келлер окончила Рэдклифский колледж; а в городе Грац, что в Австрии, состоялась первая музыкальная радиопередача. Что касается Антона Чехова, то он, таки-да, умер, ничего не поделаешь. Но, правда, успел написать «Вишневый сад». Добавьте ко всему этому «Двух сестер» Пикассо, «Свадьбу» Руссо и смерть Дворжака — вот вам почти и весь 1904-й.

Почти да не совсем! О нет.

Нет. До того, как 1904-й подошел к концу, дал самый первый свой концерт Лондонский симфонический оркестр. Он полон сил и поныне, даром что побывал в 1912-м на волосок от гибели, — решив в последний момент все же не плыть в Нью-Йорк на «Титанике». Чистое везение, разумеется. Но все-таки. Все хорошо, что хорошо кончается.

В отношении музыкальном происходило так много всякого разного, что, наверно, было бы разумным просто поставить бок о бок два сочинения, словно говоря: «Господи, каких только до сумасшествия разных стилей не существовало в то время!», — а остальное все пропустить. Да, пожалуй, так я и поступлю.

Чарльз Айвз. Очень симпатичное имя, очень спокойное, я так всегда думал. Однако за ним, за этим спокойным именем, кроется удивительная жизнь. Поначалу мистер Айвз подвизался в штате Коннектикут в двух качествах одновременно: музыканта и бизнесмена, причем во второй своей ипостаси — не в пример первой — очень удачно. Миллионы нажил. Вы не поверите — на страховании. А когда ему пришлось с композицией расстаться — по причине плохого здоровья, — страховое дело стало его главным занятием Правда, тоже ненадолго: еще лет через двенадцать он удалился-таки от дел окончательно, но к сочинению музыки более не вернулся. Отец Айвза был капельмейстером и, думаю, правильно будет сказать, что он не относился к типичным для конца девятнадцатого столетия представителям этой породы. Временами он заставлял сына петь в одной тональности, а сам в это время подыгрывал ему на пианино в другой, просто смеха ради. (Вот занятие, в котором я на голову выше даже самых лучших музыкантов, поскольку с малых лет умел петь в любой тональности, КРОМЕ той, в которой мне подыгрывали.) Когда человек получает воспитание в таком роде, что-нибудь в нем да застревает, и Айвз в своих серьезных, зрелых сочинениях принялся экспериментировать с «битональностью» (так ее именуют узкие специалисты — в буквальном смысле это «две тональности»). К примеру, написанные в 1914-м «Три места в Новой Англии» исполняются двумя оркестрами, играющими разную музыку и в разном темпе. Говорят, сочинение это было отчасти вдохновлено чем-то схожим, увиденным Айвзом на улице — два оркестра, играя каждый свое, шагали друг другу навстречу. Наверное, весело было.

А для сорокашестилетнего Джакомо Пуччини этот год стал годом Баттерфляй. Пуччини родился в Италии в такую пору, когда человек, обладающий даром к сочинению задушевной музыки и любовью к опере, мог только преуспеть. Ко времени, когда Пуччини стукнуло двадцать шесть, Верди почти уж одиннадцать лет как исполнял данный им по собственной воле обет музыкального молчания, не написав ни единой ноты, оперной или еще какой. И пока что отказываться от своего обета не собирался. В конечном счете, период безвердия растянулся на тринадцать, примерно, лет. В итальянской опере образовалась прореха. Пуччини представил на провинциальный оперный конкурс свою одноактную оперу «Le Villi» — «Виллисы». И хотя в официальном решении жюри сочинение его даже и упомянуто не было, Пуччини удалось поставить эту оперу на сцене — причем с немалым успехом. К 1904-му он уже был автором трех действительно великих опер — «Манон Леско», «Богемы» и «Тоски», — «Богему» многие считают одной из величайших опер, какие только существуют на свете. Однако в этом году Пуччини написал то, что сам называл потом лучшим своим творением. Оперу, в которой рассказывается о юной гейше по имени Чио-Чио-Сан и ее трагической любви к УБЛЮДКУ! — офицеру военно-морского флота США, лейтенанту Пинкертону. Называется она так же, как легшая в ее основу пьеса. «Мадам Баттерфляй».

Эта опера Пуччини не всякому по зубам. Как я уже признавался, было время, когда я и сам к ней даже со взятой наизготовку кавалерийской пикой подходить не желал — хотя, вообще-то, вы когда-нибудь пробовали заявиться в Королевский оперный театр с кавалерийской пикой? Опера роскошна и одновременно груба — в том смысле, что Пуччини не обинуясь использует материал, от которого другие композиторы могли бы и отшатнуться, опасаясь, что их сочтут «пошлыми» или «louche[‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡]». (И даже «пустыми»). Однако Пуччини сказал «нет», — если опера способна взять людей за живое, я ее напишу — и написал. Стеснительности в ней мало — она «вульгарна», такое, помнится, слово было в ходу у знатоков в тот сезон, когда Королевский оперный показывал «Турандот», — и все же она попросту СКАЗОЧНА. Un bel di[*]? Можете не сомневаться.

Понимаете, вот именно это я и люблю в «классической» музыке — как от нее можно устать, если в ней бок о бок присутствуют «Три места в Новой Англии» Чарльза Айвза и «Dolce notte»[*] из пуччиниевской «Мадам Баттерфляй»? Можно ли найти на нашей планете что-нибудь столь же не схожее?