ХИППИ-РОК

ХИППИ-РОК

Вслед за публикацией этого очерка нравов автору, вероятно, придется стать персоной нон грата для целой многочисленной генерации. Ибо плюрализм в наших условиях предполагает пока всего лишь выбор между двумя неправдами. «Демократический Монтекки» и «Правда Капулетти» одинаково объективно освещают последние события в моей бедной Вероне. Спешу успокоить бывших «детей цветов»: их движение и в Отечестве породило свою рафинированную интеллигенцию. Например, корифея столичного арт-рока и лидера ВИСОКОСНОГО ЛЕТА Александра Ситковецкого или автора психоделических текстов этой славной группы Маргариту Пушкину — пожалуй, их трудно представить себе героями «Ямы». Впрочем, и последние при всех своих пороках тоже симпатичнее «золотой молодежи» или бойцов комсомольских оперотрядов. Именно движение хиппи вдохновило первый стратегический прорыв в плавном течении раннего советского рок-н-ролла — музыки для танцев — и определило творческую атмосферу второго десятилетия. В 70-е годы советский рок в основной своей массе по-прежнему играл подчиненную и вспомогательную роль. Разве что ассортимент образцов для подражания несколько расширился — Ну, чуваки лабают: ЗЕПов снимают один к одному! Записей этих групп с красивыми названиями дошло до нас не больше, чем рукописных книг эпохи Киевской Руси: концертные фонограммы совершенно чудовищного качества — порою трудно определить, где же кончается одна песня и начинается следующая. Остались ностальгические воспоминания: «Ах, РУБИНОВАЯ АТАКА! Ах, УДАЧНОЕ ПРИОБРЕТЕНИЕ!» Гораздо больший след в истории оставили те, кто изобрел собственный актуальный репертуар. Когда четверка воспитанников 19- й спецшколы г. Москвы впервые вышла на сцену ДК «Энергетик» с песнями на РУССКОМ языке, ee предостерегали: «Англичане знают, о чем и как петь, а вы кто такие, чтобы состязаться с ними?» «БИТЛЗ пели о своих делах, а мы — о наших» — отвечал за своих коллег Макаревич. В создаваемых ими образах переливались все перечисленные выше геральдические цветы хиппизма. Прежде всего, это предельная возвышенность, аллегоричность и романтизм. Программы МАШИНЫ ВРЕМЕНИ, талантливейшей группы этого поколения, похожи на настенный гобелен: замки и корабли с парусами не оставляют там практически никакого места для атрибутов реальной жизни. Из местоимений доминирует «ты». «Скромный вождь и учитель», лидер, группы Андрей Макаревич с философской точки зрения оценивает своего современника:

Ты можешь ходить, как запущенный сад,

А можешь все наголо сбрить.

И то, и другое я видел не раз —

Кого ты хотел удивить?

Настроение песен МАШИНЫ ВРЕМЕНИ, ВОСКРЕСЕНИЯ, ленинградских МИФОВ, как правило, чрезвычайно мрачное. Не имея никакого желания становиться на одну доску с теми т. н. критиками, которые считают пессимизм отрицательным качеством произведения, лишающим его права на внимание читателя, зрителя или слушателя, мы в интересах истины должны признать, что рокеры в этом отношении оказались весьма непохожи на бардов: в песнях Окуджавы, Высоцкого и приобретавшего в начале 70-х годов все большую популярность Аркадия Северного в десять раз больше жизнеутверждающей энергии. И трудно представить себе кого-либо из них автором таких строк:

Мы одиноки и носим в глазах

Лед и усталость.

Все идеалы втоптаны в прах,

Их не осталось.

Наши посевы устали, давать

Чахлые всходы,

Наши одежды и наши слова

Вышли из моды.

(МИФЫ)

Для нас, как исследователей, интересно не то, что подобные настроения появились у авторов песен (пессимизм, как и его противоположность, вполне естественен для любого человека), а то, что проникнутые таким духом произведения встречали массовое, порою многомиллионное признание, то есть совпадали с установками аудитории. Даже в начале 80-х самой популярной рок-композицией (по данным опросов, которые еще осмеливались проводить редакции некоторых областных комсомольских газет) был написанный в 1976 году реквием по уходящим хиппи Алексея Романова, лидера групп КУЗНЕЦКИЙ МОСТ и ВОСКРЕСЕНИЕ:

Кто виноват, что ты один,

И жизнь одна, и так длинна,

И так скучна, и ты все ждешь,

Что ты когда-нибудь умрешь.

И меркнет свет, и молкнут звуки,

И новой муки ищут руки,

А если боль твоя стихает,

Значит, будет новая беда…

Уровень рок-поэзии 70-х в среднем весьма невысок. Самые знаменитые хиты МАШИНЫ грешат претенциозным многословием и декларативностью, весьма мало совместимыми с истинной поэзией, хотя тому же автору принадлежат и очень удачные строки, несомненные свидетельства поэтической одаренности (посвящения Галичу и Высоцкому). Характерно, что в воспоминаниях рокеров о 70-х годах мало цитат — в отличие от рок-самиздата 80-х, буквально нашпигованного фрагментами текстов. Описание того, как Владимир Рекшан «выпиливал аккуратные соло на ярко-красной „Илоне-Стар-5“, казавшейся в его могучих руках игрушкой, а потом внезапно гигантским прыжком перелетал через сцену», куда больше говорит нам о питерской супер- группе САНКТ-ПЕТЕРБУРГ, чем тексты типа:

Любить тебя, в глаза целуя,

Позволь,

Как солнцу позволяешь

Волос твоих касаться

(«Евангелие от САНКТ-ПЕТЕРБУРГА» — мемуары А. Гуницкого — «Джорджа», одного из основателей АКВАРИУМА и администратора рок-клуба — в журнале «Рокси»). Впрочем, если главной задачей наших рокеров является приобщение соотечественников к новейшей музыкальной культуре метрополий, то музыка, как язык интернациональный, имеет основополагающее значение. Ярче всего свое презрение к тексту выразила в середине 70-х столичная группа ПРИКОСНОВЕНИЕ, которая в течение 30 минут периодически выкрикивала в микрофон мудрый афоризм:

«Everybody wants to fuck

From the morning to the dark»,

сопровождая его все новыми хардовыми изысками. И тем не менее ondpnqrjh, которые орали немелодичными голосами в скверах,

«Все очень просто,

Сказки — обман,

Солнечный остров

Скрылся в туман»

своими нарушающими общественный покой криками возвестили новое явление в нашей культурной жизни — отечественный рок всерьез вознамерился стать новой народной песней.