БЕНВЕНУТО ЧЕЛЛИНИ

БЕНВЕНУТО ЧЕЛЛИНИ

А теперь, дабы лишь вскользь коснуться скульпторов-академиков и их произведений, о которых я не намереваюсь особо распространяться, поскольку все они еще живы и по большей части весьма прославлены и имениты, я, начиная с самых старших и самых почтенных из них, скажу, что Бенвенуто Челлини, флорентийский гражданин, ныне скульптор, уже в юности, когда он посвятил себя ювелирному делу, не имел себе равных в этой профессии, как не имел он их и за те долгие годы, что он продолжал этим заниматься, создавая великолепнейшие круглые и барельефные фигуры и все прочее, относящееся к этому искусству. Он оправлял драгоценные камни, заключая их в дивные картуши, украшенные фигурками, которые были настолько хорошо сделаны, а иной раз настолько причудливы и смело задуманы, что ни большего, ни лучшего вообразить себе невозможно. Также и медали, которые он в своей юности делал из золота и серебра, были исполнены им с невероятной тщательностью, и никогда вдосталь на них не нахвалишься. В Риме для папы Климента VII он сделал красивейшую пуговицу для его облачения, удачнейшим образом подобрав для нее шлифованный алмаз в оправе из листового золота с несколькими путтами, окружающими на диво сработанную фигуру Бога Отца, за что он, кроме оплаты, получил в дар от этого папы должность жезлоносца. Когда же после этого тот же первосвященник заказал ему золотой потир, чашу которого должны были поддерживать фигуры, олицетворявшие богословские добродетели, он почти что довел ее до конца с поразительным искусством. В эти же годы не было человека, который выполнял бы лучше, чем он, медали этого папы, как это хорошо известно всем, кто видел или имеет эти медали. А так как ему за это и было поручено изготовление штампов римского Монетного двора, более красивых монет, чем те, которые в те годы чеканились в Риме, никогда еще видеть не приходилось. Недаром, когда после смерти Климента Бенвенуто вернулся во Флоренцию, он подобным же образом сделал и для флорентийского Монетного двора штампы с головой герцога Алессандро для монет, настолько прекрасных и тщательно исполненных, что некоторые из них многие хранят у себя наравне с самыми красивыми древними медалями, и по заслугам, ибо в них Бенвенуто превзошел самого себя.

Когда же он в конце концов посвятил себя скульптуре и литью, он создал во Франции много произведений из бронзы, серебра и золота, находясь в этом королевстве на службе у короля Франциска. Вернувшись на родину и поступив на службу к герцогу Козимо, он сначала был занят кое-какими ювелирными работами, но в конце концов получил и скульптурные заказы. Тогда-то он и отлил из металла статую Персея, отрубившего голову Медузы, который стоит на площади герцога, недалеко от входа в герцогский дворец на мраморном пьедестале, украшенном несколькими великолепнейшими бронзовыми фигурами, каждая высотой около локтя с третью. Вся эта работа, созданная на основе глубочайших знаний и величайшего усердия, была действительно доведена до совершенства и воздвигнута на означенном месте в достойном ее сопоставлении с Юдифью Донателло, столь прославленного и знаменитого скульптора. Да и в самом деле удивительно, что Бенвенуто, в течение стольких лет работавший над мелкими фигурами, с таким совершенством справился со статуей столь крупного размера. Он же изваял из мрамора в натуральную величину совсем круглое и большое Распятие, которое по своему правдоподобию – самая редкостная и прекрасная скульптура, какую только можно увидеть; недаром синьор герцог и хранит ее, как предмет особенно им ценимый, во дворце Питти, предполагая поместить его в капеллу или часовенку, которую он строит в этом дворце; впрочем, часовенка эта и не могла бы в наше время получить ничего другого более достойного ее и столь великого; словом, на такое произведение вдосталь и не нахвалишься. Однако, хотя я и мог бы гораздо пространнее остановиться на творениях Бенвенуто, художника во всех своих делах гордого, смелого, быстрого, крайне живого и неистового человека, даже слишком хорошо умевшего говорить правду в глаза сильным мира сего и с таким же успехом, с каким он умел в искусстве пользоваться своими руками и своим талантом, я ничего больше о нем не скажу, тем более что он сам написал о своей жизни и о своих произведениях, а также трактаты о ювелирном деле, о плавке и литье металла и о скульптуре, и притом гораздо более красноречиво и последовательно, чем это, пожалуй, сумел бы сделать я, и потому, говоря о нем, я ограничусь этим кратким перечнем его главных и наиболее выдающихся творений.