ЖИЗНЕОПИСАНИЕ ФРА БАРТОЛОМЕО ИЗ САН МАРКО ФЛОРЕНТИЙСКОГО ЖИВОПИСЦА

ЖИЗНЕОПИСАНИЕ ФРА БАРТОЛОМЕО ИЗ САН МАРКО ФЛОРЕНТИЙСКОГО ЖИВОПИСЦА

Близ города Прато, расположенного в десяти милях от Флоренции, в деревне Савиньяно родился Бартоломео, которого, как это принято в Тоскане, звали Баччо и который с детства обнаружил к рисованию не только склонность, но и способность. Через посредство Бенедетто да Майано его определили к Козимо Росселли, а устроился он у своих родственников, проживавших у Порта Сан Пьетро Гаттолини. Там прожил он много лет, и потому его звали не иначе как Баччо делла Порта и под другим именем известен он не был. Когда же он ушел от Козимо Росселли, он с великим рвением принялся изучать творения Леонардо да Винчи и в короткое время сделал в колорите такие успехи и так продвинулся вперед, что приобрел известность и стал почитаться одним из лучших среди молодых художников в отношении как колорита, так и рисунка. Работал он в сообществе с Мариотто Альбертинелли, который в короткое время отлично усвоил его манеру, и вместе с ним выполнил много картин с изображением Богоматери, которые рассеяны по всей Флоренции, но говорить о них всех было бы слишком долго. Коснусь, однако, лишь некоторых, выполненных по преимуществу Баччо. Одна из них, находящаяся в доме Филиппо ди Аверардо Сальвиати, который высоко ее ценит и очень ею дорожит, изображает Богоматерь отменно прекрасно. Другая недавно куплена (при распродаже старой утвари) Пьером Мариа делла Поцце, большим любителем живописи, который, поняв красоту ее, денег не пожалел; на ней Богоматерь написана с тщательностью необычайной. У Пьера дель Пульезе была небольшая мраморная Богоматерь, выполненная в очень низком рельефе рукой Донателло. Дабы оказать еще больше почестей редчайшей этой вещи, он заказал для нее деревянный табернакль, где она замыкалась двумя створками. А затем он передал его Баччо делла Порта, который написал на створках изнутри две малые истории, одной из которых было Рождество Христово, другой же – его Обрезание. Их Баччо выполнил с фигурками наподобие как в миниатюрах так, что лучше маслом написать было бы невозможно; на закрытых же названных створках снаружи он написал также маслом, но светотенью Богоматерь, благовествуемую ангелом. Работа эта находится ныне в кабинете герцога Козимо, где он хранит все бронзовые малофигурные древности, медали и другие редкие живописные миниатюры, и почитается его сиятельнейшим превосходительством вещью редкостной, да она и поистине такова.

Во Флоренции Баччо любили за его добродетели, ибо в труде был он усидчив, от природы был спокойным и добрым и весьма богобоязненным; очень любил он спокойную жизнь, избегал предосудительных дел, охотно слушал проповеди и всегда искал общения с людьми учеными и степенными. И в самом деле, редко бывает, чтобы природа объединяла в одном лице и большой талант, и кроткого художника, который в то или иное время не проявил бы свою доброту и смирение. Так это было и с Баччо, который, как сказано будет ниже, достиг того, чего желал, так что молва шла о его доброте столько же, сколько о его способностях, и имя его стало известным настолько, что Джероццо, сын моны Ванны Дини, заказал ему капеллу на кладбище, где погребают останки умерших в больнице Санта Мариа Нуова. Там он начал фреской Страшный суд, выполненный им в той части, которую он успел закончить, с такой тщательностью и в столь прекрасной манере, что завоевал себе величайшую известность сверх той, которую уже имел, и был громко прославлен за то, что он с такой отменнейшей рассудительностью сумел выразить и райскую славу, и Христа с двенадцатью апостолами, судящих представителей двенадцати колен, прекраснейшие одежды которых столь мягко расцвечены. А кроме того, по рисунку незаконченных фигур, низвергаемых в ад, видны отчаяние, скорбь и позор вечной смерти, и подобным же образом удовлетворение и радость тех, которые спасутся, несмотря на то, что работа эта осталась незавершенной, так как к религии склонности у него было больше, чем к живописи.

Дело в том, что как раз в это время в монастыре Сан Марко пребывал Джироламо Савонарола из Феррары, монах ордена проповедников, знаменитейший богослов. Баччо же, благоговея перед ним, постоянно слушал его проповеди, вступил в теснейшие с ним отношения и находился почти безотлучно в монастыре, где завел дружбу и с другими монахами. Между тем случилось так, что брат Джироламо продолжал свои проповеди и каждый день провозглашал с кафедры, что сладострастные картины и музыка, и книги любовного содержания часто склоняют человеческие души к дурным поступкам; он сумел внушить людям, что нехорошо держать в доме, где есть девочки, изображения голых мужчин и женщин. И так как народ взбудоражили его речи, то на следующую же масленицу, когда по городскому обычаю на площади устраивали соломенные или деревянные шалаши, а во вторник вечером по древнему обычаю сжигали их с любострастными танцами, во время которых мужчины с женщинами, взявшись за руки, кружились вокруг костра, распевая разные песни, брат Джироламо добился того, что в этот день снесли туда такое количество картин и скульптур с обнаженными фигурами, многие из которых были выполнены рукой превосходных мастеров, а равным образом и книг, лютней и песенников, что это принесло огромнейший ущерб, в особенности для живописи. Снес туда и Баччо все свои труды, состоявшие из рисунков, сделанных им с обнаженных тел, а его примеру последовали Лоренцо ди Креди и многие другие, прозванные плаксами.

А дальше не прошло много времени, как Баччо по преданности брату Джироламо написал на холсте его портрет, который вышел прекраснейшим и был отослан затем в Феррару, откуда он недавно воротился во Флоренцию в дом Филиппо ди Аламанно Сальвиати, который очень им дорожит, поскольку написан он рукою Баччо. А дальше случилось так, что наступил день, когда партии, противные брату Джироламо, восстали, дабы захватить его и предать в руки правосудия за раздоры, учиненные им в городе. Видя это, сторонники брата собрались со своей стороны в количестве более пятисот и заперлись в Сан Марко, и с ними был и Баччо как ярый приверженец этой партии. Говоря же по правде, был он человеком малодушным, очень робким и даже, пожалуй, трусливым, и так как он чувствовал, что скоро у монастыря начнется драка и кое-кого убьют и ранят, то им овладело сильное сомнение в самом себе, и потому он дал обет, что если избавится от этой напасти, то тотчас же облачится в ризу этого ордена, что затем полностью было им исполнено. И потому, когда шум кончился и монах был захвачен и приговорен к казни, о чем более подробно рассказывают историки, Баччо отправился в Прато и 26 июля 1300 года стал монахом в местном доминиканском монастыре, как это записано в летописях того самого монастыря, где он был пострижен в монахи, к величайшему неудовольствию всех его друзей, огорчившихся бесконечно тем, что его потеряли, и главным образом потому, что предчувствовали, что он замыслил живописью больше не заниматься.

И потому Мариотто Альбертинелли, его друг и напарник, по просьбе Джероццо Дини принял на себя заказы фра Бартоломео – это имя было ему дано настоятелем при пострижении – и довел до конца работу на кладбище при церкви Санта Мариа Нуова, где на боковых стенках он изобразил с натуры стоящими на коленях тогдашнего начальника больницы и некоторых монахов, сведущих в хирургии, а также заказчика Джероццо вместе с супругой. А в одной из сидящих обнаженных фигур он изобразил Джулиано Буджардини, своего ученика, в виде юноши с длинными волосами, по тогдашнему обычаю, и волосы лежат волосок к волоску – так тщательно они расчесаны. Изобразил он там и самого себя, также с длинными волосами, в виде одного из тех, что восстают из гробов. Изображен там среди блаженных также и живописец фра Джованни из Фьезоле, жизнь которого нами уже описана. Работа эта, написанная фра Бартоломео и Мариотто целиком фреской, сохранилась и сохраняется отлично; художники же ее ценят, так как большего в этом роде мало что можно сделать.

Фра Бартоломео провел в Прато много месяцев, а затем был своим начальством назначен конвентуалом во флорентийский монастырь Сан Марко, где за добродетели свои был принят монахами весьма ласково. В те дни Бернардо дель Бьянко выстроил во флорентийском аббатстве по рисунку Бенедетто да Ровеццано капеллу из мачиньо с весьма богатой и красивой резьбой, которая считалась и считается и ныне произведением нарядным и разнообразным. Бенедетто Бульони завершил ее, поставив в нескольких нишах круглые фигуры, а также ангелов из глазурованной терракоты, а фризы были усеяны херувимами и гербами Бьянко. Когда же он пожелал поставить там образ, достойный такого обрамления, ему пришло в голову пригласить для этого фра Бартоломео, и он, обратившись к его друзьям, сделал все возможное, чтобы его к этому склонить. Между тем фра Бартоломео находился в монастыре, не занимаясь ничем, кроме как божественными службами и вопросами, относящимися к уставу, несмотря на многие просьбы настоятеля и самых близких его друзей хотя бы что-нибудь написать; так прошло уже четыре года, а он все не хотел работать. Однако в данном случае Бернардо дель Бьянко в конце концов его уломал, и он принялся за этот образ, изобразив на нем неимущего святого Бернарда, которому является Богоматерь с младенцем на руках, несомая многочисленными, тщательно выписанными им ангелами и путтами, и который, взирая на это видение, так погружен в созерцание, что в нем ясно видно нечто небесное, озаряющее, если внимательно к ней присмотреться, всю эту вещь в целом, куда он вложил одновременно и много стараний, и много любви, как, впрочем, и в написанную им фреской арку, расположенную над ней.

Он написал также несколько картин для кардинала Джованни деи Медичи, а для Аньоло Дони написал необыкновенной красоты Богоматерь, которая служит в капелле его дома алтарным образом.

В это время во Флоренцию обучаться искусству приехал Рафаэль Урбинский, и фра Бартоломео преподал ему правильные начала перспективы. А так как Рафаэлю захотелось писать красками в манере фра Бартоломео и ему нравилось обращаться с красками и смешивать их так, как делал тот, то он и пребывал с ним постоянно. В это время фра Бартоломео написал образ с великим множеством фигур в монастыре Сан Марко во Флоренции; ныне он у французского короля, которому был принесен в дар, в Сан Марко же он был выставлен в течение многих месяцев.

А взамен отосланного во Францию он написал затем там же другой образ с бесчисленным множеством фигур, на котором путты, парящие в воздухе и поддерживающие раскрытый полог, написаны с таким искусством и знанием рисунка и так рельефно, будто отделяются от доски, а тела их, написанные телесным цветом, являют ту добротность и ту красоту, какие всякий стоящий живописец стремится придать своим вещам. Вещь эта и поныне почитается превосходнейшей. Достойны всяческой похвалы в ней и все многочисленные фигуры вокруг Богоматери, изящные, выразительные, непосредственные в своем порыве и живые; написаны же они в смелой манере так, что кажутся выпуклыми. Ибо он хотел показать, что он не только владел рисунком, но и умел придавать фигурам силу и выделять их при помощи теней, что видно по пологу, где путты, его поддерживающие, рея в воздухе, словно отделяются от доски. А кроме того, есть там юноша Христос, обручающийся со святой Екатериной мученицей; при темном колорите, какого он придерживался, более живой вещи создать было бы невозможно. Есть там с одной стороны и группа святых, перспективно уменьшающихся в проеме большой ниши и расставленных в таком порядке, что кажутся живыми; то же и с другой стороны. И по правде говоря, очень ему помогло подражать в таком колорите вещам Леонардо, и главным образом в тенях, где он применял сажу печатников и черный цвет жженой слоновой кости. А теперь образ этот от таких черных красок стал гораздо темнее против того, каким был, когда он его писал, так как краски эти стали еще гуще и еще темнее. Впереди среди главных фигур он написал св. Георгия в латах, с хоругвью в руке, фигуру гордую, стремительную, живую и в прекрасном положении. Есть там и стоящий св. Варфоломей, заслуживающий величайших похвал, с двумя мальчиками, один из которых играет на лютне, другой же на лире. У одного из них нога упирается в инструмент, а рука пробегает по струнам, ухом же он прислушивается к гармонии, а голова с приоткрытыми устами приподнята так, что зритель не может отделаться от чувства, что слышит и голос. Точно так же и другой, стоящий сбоку, припал ухом к лире, будто прислушивается к созвучию лютни с голосом, а так как он исполняет втору, то, опустив глаза к земле и повернувшись ухом к товарищу, который играет и поет, старается не сбиться: все эти наблюдения и оттенки – настоящие находки. Так же чудесно и тщательно написаны многоопытной рукой фра Бартоломео и сидящие фигуры, одетые в покрывала, и все фигуры выделяются рельефно на темном фоне.

Насупротив этого образа он недолгое время спустя написал и другой, который считается удачным и на котором изображена Богоматерь в окружении святых. Особого одобрения заслужил он за введенный им способ окутывания фигур дымкой, что помимо всего прочего вложенного в них искусства придает им удивительное единство, так что они кажутся рельефными и живыми, выполненными в совершенстве и в лучшей манере.

Когда же он услышал о выдающихся произведениях Микеланджело в Риме, равно как и о созданиях изящного Рафаэля, и побужденный непрерывно доносившейся до него молвой о чудесах, творимых обоими божественными мастерами, он с разрешения приора отправился в Рим. Там он был принят братом Мариано Фетти, хранителем свинцовой печати, в его обители Сан Сильвестро, что на Монтекавалло, и написал там два образа св. Петра и св. Павла. Однако ему в тамошней обстановке не очень-то удавалось добиться того качества в работе, которого он достигал в обстановке флорентийской, ибо среди такого изобилия увиденных им творений древности и современности он растерялся настолько, что, как ему это казалось, он в значительной степени лишился того мастерства и того превосходства, которыми когда-то обладал. Поэтому-то он и решил уехать и предоставил Рафаэлю Урбинскому закончить одну из незаконченных им картин, а именно св. Петра, который и был передан брату Мариано, целиком переписанный рукой чудесного Рафаэля. Итак, он вернулся во Флоренцию, где выслушивал неоднократно колкости за то, что не умел писать обнаженные тела.

И вот он решил подвергнуться испытанию, дабы, приложив усилия, показать, что и он не хуже всякого другого вполне способен к любой превосходной работе в этом роде, и в качестве образца он написал св. Себастьяна в колорите, весьма напоминающем цвет тела, с нежным выражением лица и с соответственной красотой и законченностью всей фигуры, за что он и заслужил бесконечные похвалы среди художников. Говорят, что после того, как эта фигура была выставлена в церкви, монахам стали попадаться на исповедях женщины, согрешившие от одного взгляда на красоту и сладострастное правдоподобие живого тела, переданные в нем мастерством фра Бартоломео. Почему, убрав ее из церкви, и поместили в капитуле, где она оставалась недолго, так как была куплена Джован Батистой дель Палла и переслана в дар французскому королю.

Фра Бартоломео постоянно сердился на столяров, обрамлявших его доски и холсты, за их обычай, существующий и ныне, всегда закрывать выступами карнизов чуть ли не восьмую часть фигур. Потому-то фра Бартоломео и решил придумать способ обходиться без рам и для этого св. Себастьяна и заказал доску с полукруглым завершением, изобразив на ней в перспективе нишу, которая кажется рельефным углублением самой доски и своим написанным карнизом образует таким образом раму для фигуры, стоящей посредине. То же самое сделал он и на нашем св. Викентии и на св. Марке, о котором пойдет речь после св. Викентия.

Св. Викентия он написал для своего ордена над аркой двери, ведущей в ризницу, маслом на дереве, изобразив его проповедующим о Страшном суде, и в его телодвижениях и в особенности в выражении лица тот ужас и тот гнев, какие обычны на лицах проповедников, когда они, угрожая божественным правосудием, особенно стараются возвратить к совершенной жизни людей, упорствующих в грехе. И таким образом эта фигура кажется при внимательном рассмотрении не написанной, а настоящей и живой, настолько рельефно она написана, и жалко, что вся она попортилась и потрескалась, потому что написана свежей краской на свежем клею, как я это говорил и о работах Пьеро Перуджино в монастыре братьев во Христе. А чтобы показать, что он умеет писать и крупные фигуры, он, поскольку о нем говорили, что манера у него мелкая, решил поместить на стене, там, где дверь хора, евангелиста св. Марка – фигуру в пять локтей, написанную на дереве и отличающуюся прекрасным рисунком и отличным исполнением.

Когда же из Неаполя воротился флорентийский купец Сальвадор Билли, он, услыхав о славе фра Бартоломео и посмотрев его произведения, заказал ему образ на дереве с Христом Спасителем, что намекало на его имя, в окружении четырех апостолов, а еще там изображены два путта, поддерживающих земной шар, и нежное и свежее тело их написано так же превосходно, как и вся работа. Изображены там и два пророка, получившие большое одобрение. Образ этот был установлен во флорентийской Нунциате под большим органом, в соответствии с пожеланием Сальвадора. Эта прекрасная вещь отделана братом с большой любовью и с большим мастерством, мраморная же резьба обрамления выполнена рукой Пьеро Росселли.

После этого, когда фра Бартоломео стало необходимо подышать воздухом, приор, которым был тогда один из друзей, отослал его за город в один из их монастырей, во время своего пребывания в котором он на пользу как своей души, так и своей обители смог сочетать работу рук своих с созерцанием своей близкой кончины.

А для церкви Сан Мартино в Лукке он написал образ на дереве, где у ног Богоматери изображен ангелочек, играющий на лютне, а также св. Стефан и св. Иоанн и где он проявил свое мастерство в превосходном рисунке и колорите. Равным образом для церкви Сан Романо он написал образ на холсте, где Богоматерь Милосердная стоит на каменном возвышении и несколько ангелов поддерживают ее мантию, и тут же он изобразил на всех ступеньках людей, сидящих, стоящих и коленопреклоненных, которые взирают на Христа, с высоты ниспосылающего на народы громы и молнии. В работе этой фра Бартоломео бесспорно обнаружил большое владение живописными приемами постепенного облегчения как падающей тени, так и темноты, достигая этим величайшей рельефности и преодолевая таким образом трудности искусства с редкостным и превосходным мастерством колорита, рисунка и выдумки и создав произведение, совершеннее которого он не создавал еще никогда. В той же самой церкви он написал еще один образ, но на холсте, с изображением Христа и св. Екатерины-мученицы, а также и св. Екатерины Сиенской, дух которой восхищается с земли и фигура которой такова, что лучшей в такой же степени создать невозможно.

Вернувшись во Флоренцию, он занялся музыкой, сильно ею увлекся и иной раз для времяпрепровождения упражнялся в пении. В Прато, в церкви, что насупротив церкви Мадонны делле Карчери, он написал образ с Успением, несколько картин с изображением Богоматери для дома Медичи, а также и другие картины для разных лиц, каковы, например, Богоматерь, та, что в комнате Лодовико, сына Лодовико Каппони, а равным образом и другая Дева Мария с младенцем на руках и с двумя головами святых, принадлежащая превосходнейшему мессеру Леллио Торелли, секретарю светлейшего герцога Козимо, который весьма ее ценит как из-за мастерства фра Бартоломео, так и потому, что он любит и поощряет не только представителей этого искусства, но и всякие таланты. В доме Пьеро дель Пульезе, принадлежащем ныне Маттео Ботти, флорентийскому купцу и гражданину, он написал на верхней площадке лестницы св. Георгия на коне и в латах, убивающего змея весьма искусно, как на турнире. Написал он его маслом светотенью, так как он очень любил выполнять все свои вещи, прежде чем писать их красками, именно в виде картонов, пользуясь чернилами или же битумной отмывкой, как это видно по многочисленным его вещам, холстам и доскам, оставшимся после его смерти незаконченными, а также по многочисленным его рисункам, выполненным светотенью, большая часть которых находится в монастыре св. Екатерины Сиенской, что на площади Сан Марко, у одной монахини, занимающейся живописью, о которой будет упомянуто на своем месте. Многие же рисунки, выполненные таким же способом, украшают на память о нем нашу Книгу рисунков, а другие принадлежат превосходнейшему врачу мессеру Франческо дель Гарбо.

Фра Бартоломео считал, что во время работы перед ним должны находиться настоящие вещи, и когда он писал ткани, доспехи и другие тому подобные предметы, он заказывал деревянную модель в натуральную величину со сгибающимися суставами и одевал ее в настоящие ткани. И потому он и создавал прекраснейшие вещи, что он мог по своему усмотрению сохранять в неподвижности расположения этой модели, пока не доведет своей работы до совершенства. Такая модель, хоть и попорченная и истлевшая, как память о нем хранится нами.

В Ареццо, в аббатстве черных монахов, он выполнил светотенью голову Христа, прекраснейшую вещь, а также образ на дереве для братства Созерцающих, хранившийся в доме великолепного мессера Оттавиано деи Медичи, сын которого, мессер Алессандро, сделал для него ныне великолепную раму и перенес его в свою домашнюю часовню, так как он очень его ценит в память о фра Бартоломео и потому, что безмерно любит живопись. Для одной из капелл в новициате Сан Марко он благополучно завершил Введение во храм, выделяющееся рисунком и большой своей красотой. А в Санта Мариа Маддалена, обители названных монахов вне Флоренции, куда он ездил на отдых, он написал Христа и Магдалину, а также кое-что написал фреской для этого же монастыря. Равным образом он расписал фреской арку над гостиницей в Сан Марко, где он изобразил Христа с Клеопой и Лукой, а также брата Никколо делла Манья в молодости, который стал впоследствии архиепископом Капуи и, наконец, кардиналом. В монастыре Сан Галло он начал образ, законченный впоследствии Джулиано Буджардини и находящийся ныне на главном алтаре в церкви Сан Якопо тра и Фосси, что на Канто дельи Альберти. Равным образом написал он и картину «Похищение Дианы», в которой большое одобрение получили замысел и архитектура, ту, что ныне принадлежит мессеру Кристофано Риньери и позднее была дописана названным Джулиано. Пьеро Содерини заказал ему работу на дереве для залы Совета; написанная светотенью, она была выполнена в такой манере, что должна была принести ему величайшую славу. Ныне она, как была незаконченная, с почетом помещена в церкви Сан Лоренцо, в капелле великолепного Оттавиано деи Медичи; на ней изображены все покровители города Флоренции и те святые, которым при жизни их город был обязан своими победами, там же и портрет самого фра Бартоломео, написанный им в зеркало. И приключилось так, что после того как он его начал и весь уже нарисовал, у него от постоянной работы у окна, через которое на него падал свет, вся эта сторона отнялась, и он не смог сдвинуться с места. Тогда ему посоветовали отправиться на воды в Сан Филиппо и, так как врачи ему это прописывали, пробыл он там долго, но лучше стало ему от этого лишь на малую толику.

Очень любил фра Бартоломео фрукты и ел их с большим удовольствием, несмотря на то, что вред они приносили его здоровью огромнейший. И вот как-то утром съел он много винных ягод, после чего, помимо того, что ему и так было уже плохо, на него напала страшнейшая горячка, которая через четверо суток пресекла его жизнь в возрасте сорока восьми лет, и в полном сознании отдал он Богу свою душу. Кончину его оплакивали друзья его, и в особенности монахи, с почестями похоронившие его в своей усыпальнице в Сан Марко 8 октября 1517 года. При жизни своей он был освобожден братией от обязанности присутствовать в хоре при всех богослужениях. Зато вся прибыль от его работ шла монастырю, на руках же у него оставались лишь деньги, потребные на покупку красок и вещей, для живописи необходимых.

После него остались ученики Чеккино дель Фрате, Бенедетто Чанфанини, Габриэль Рустичи и фра Паоло из Пистойи, у которого остались и все его работы. Он по его рисункам после его смерти написал много картин на дереве и на холсте, из которых три находятся в церкви Сан Доменико в Пистойе и одна в церкви Санта Мариа дель Сассо в Казентино. Фра Бартоломео обладал такой прелестью колорита в своих фигурах и придал им такую новизну, что заслуживает за это быть нами названным одним из благодетелей искусства.