ЖИЗНЕОПИСАНИЕ ФРАНЧЕСКО ГРАНАЧЧИ ФЛОРЕНТИЙСКОГО ЖИВОПИСЦА

ЖИЗНЕОПИСАНИЕ ФРАНЧЕСКО ГРАНАЧЧИ ФЛОРЕНТИЙСКОГО ЖИВОПИСЦА

Велико счастье тех художников, которые либо от рождения, либо благодаря завязавшимся с детства узам товарищества сближаются с мужами, отмеченными небом как избранники, превосходящие других в наших искусствах, ибо прекрасная и добрая манера приобретается особливо тогда, когда видишь работу и творения выдающихся людей, не говоря уже о той великой силе, с какой, как было сказано в другом месте, соревнование и соперничество воздействуют на наши души.

Франческо Граначчи, о котором повествовалось выше, был, стало быть, одним из тех, кого великолепный Лоренцо деи Медичи принял в свои сады для обучения, а потому и случилось, что, познав еще ребенком мощь и доблесть Микеланджело и то, какие величайшие плоды он принесет в дальнейшем своем росте, Граначчи так и не смог никогда с ним расстаться, более того, он с невероятной преданностью и почтительностью всегда старался идти по стопам этого гения. Так что и Микеланджело пришлось полюбить его больше всех других своих друзей и доверять ему настолько, что никому так охотно, как Граначчи, не рассказывал о разных вещах и не сообщал обо всем, что знал тогда в искусстве. И вот, когда они вместе были в мастерской Доменико Гирландайо, вышло так, что Граначчи, считавшийся лучшим из учеников Гирландайо, как обладавший наибольшим изяществом в работе темперой и наилучшим рисунком, помог Давиду и Бенедетто Гирландайо, братьям Доменико, закончить образ главного алтаря в Санта Мариа Новелла, оставшийся после смерти названного Доменико незавершенным, и в этой работе Граначчи приобрел очень много. И после этого он выполнил в той же манере, что и названный образ, много картин, одни из которых находятся в домах граждан, другие же ушли из города. А так как он был весьма обходительным и знал толк в разного рода убранстве, каким во время масленичных празднеств обряжался весь город, великолепный Лоренцо Медичи всегда пользовался его услугами во многих подобных вещах, и в особенности в маскараде, представлявшем триумф Павла Эмилия по случаю победы, одержанной над некиими чужими народами. В этом маскараде, изобиловавшем прекрасными выдумками, Граначчи, хоть и был еще молод, проявил себя так, что удостоился наивысших похвал. Не умолчу здесь о том, что названный Лоренцо деи Медичи был первым изобретателем этих маскарадов, представляющих то или другое и именуемых во Флоренции «Песнями», какие раньше в иные времена не устраивались.

Подобным образом и в 1515 году для великолепного и пышнейшего убранства по случаю приезда папы Льва X деи Медичи Граначчи был занят ученейшим и талантливейшим мужем Якопо Нарди, который, по поручению правительства Восьми, устроил прекраснейший маскарад, представлявший триумф Камилла. Все, что в этом маскараде касалось живописи, Граначчи осуществил так красиво и нарядно, что никто лучшего и вообразить не мог бы. Слова же, сочиненные Якопо, начинались так:

Смотрите все: как бы с небес нисходит, Сияя славою, Флоренция родная – и так далее. Граначчи придумал также для того же убранства, а также и потом, и раньше много постановок для комедий и, работая с Гирландайо, делал флаги для галер, знамена и гербы для нескольких кавалеров золотой шпоры по случаю их публичного въезда во Флоренцию – и все это за счет капитанов гвельфской партии, как это было в обычае тогда и как это было принято еще недавно и в наши дни. Равным же образом, когда собирались дружины и устраивались турниры, он придумал много красивых одеяний и доспехов. Все такого рода развлечения, свойственные флорентинцам и отменно забавные (там можно было видеть, как всадники, почти что прямо стоя на своих коротко подтянутых стременах, ломают копья с такой же непринужденностью, как воины, крепко притороченные к луке седла), устраивались и по случаю упоминавшегося посещения Львом Флоренции.

Помимо другого, Граначчи соорудил также насупротив дверей аббатства прекраснейшую триумфальную арку со множеством историй, выполненных светотенью, и великолепнейших фантазий. Арка эта получила большое одобрение в особенности за продуманную архитектуру и за то, что он представил при входе на Виа даль Паладжо в перспективе изображение тех самых дверей аббатства с лестницами и всякими другими вещами так, что перспективно построенная написанная дверь не отличалась от подлинной и настоящей. А для украшения этой самой арки он собственноручно вылепил из глины несколько прекраснейших рельефных фигур, на верху же арки поместил большую надпись со следующими словами:

Leoni X Pont. Max. Fidei cultori (Льву X, первосвященнику, блюстителю веры.).

Переходя же теперь к некоторым, еще сохранившимся работам Граначчи, скажу, что, изучая картоны Микеланджело, когда этот самый Буонарроти делал их для Большой залы дворца, он приобрел столько и такая от этого была ему польза, что, когда Микеланджело был вызван в Рим папой Юлием II для росписи потолка дворцовой капеллы, Микеланджело предложил Граначчи одному из первых помочь ему выполнять фреской эту работу по картонам самого Микеланджело. Правда, так как ничья манера и ничье исполнение ему не понравились, он, не распустив их, но заперев для всех них двери и никому не показываясь, добился того, что все они вернулись во Флоренцию. Там Граначчи написал для Пьерфранческо Боргерини в его флорентийском доме в Борго Санто Апостоло в одной из комнат (там, где Якопо да Понтормо, Андреа дель Сарто и Франческо Убертини изобразили много историй из жития Иосифа) на спинке кровати маслом мелкофигурную историю из его же деяний весьма чисто и тщательно с отменно прекрасным колоритом и изобразил в перспективе Иосифа на службе у фараона так, что во всех мелочах лучше сделать невозможно. Для того же самого он написал также маслом в тондо Троицу, а именно Бога Отца, держащего распятие. А в церкви Сан Пьер Маджоре на доске его рукой написано Успение со многими ангелами и св. Фомой, которому Богоматерь передает пояс. Фигура его весьма изящна, и поворот ее так хорош, словно написана она рукой Микеланджело, и так же сделана и Богоматерь; рисунок двух этих фигур, принадлежащих Граначчи, есть в нашей Книге вместе с другими, также выполненными его рукой. По бокам этой доски св. Павел, св. Лаврентий, св. Иаков и св. Иоанн, и все эти фигуры так прекрасны, что работа эта считается лучшей из всех, когда-либо сделанных Франческо. И поистине за нее одну, если бы он никогда не сделал ничего другого, следует считать его превосходным живописцем, каким он и был.

А еще он написал на доске в церкви Сан Галло, в обители братьев-отшельников св. Августина, находившейся некогда за воротами того же названия, Богоматерь с двумя путтами, св. Зиновия, флорентийского епископа и св. Франциска. Доска эта, находившаяся раньше в капелле Джиролами, из рода которых названный св. Зиновий, теперь в Сан Якопо тра и Фосси во Флоренции.

Одна из племянниц Микеланджело Буонарроти была монахиней в Санта Аполлониа во Флоренции, и потому ему принадлежат рама и рисунок образа и главного алтаря; Граначчи же написал там маслом несколько мелкофигурных и несколько крупнофигурных историй, которые очень тогда понравились монахиням, да и самим живописцам. Там же внизу он написал еще один образ, который из-за оставленных по недосмотру на алтаре нескольких свечей однажды ночью сгорел вместе с утварью большой ценности, что было, разумеется, большим ущербом, ибо художники эту работу очень хвалили.

Монахиням Сан Джорджо ин сулла Коста он написал образ главного алтаря с Богоматерью, св. Екатериной, св. Иоанном Гуальбертом, св. кардиналом Бернардом Уберти и св. Фиделем. Подобным же образом Граначчи работал над многочисленными картинами и тондо, которые рассеяны в городе по дворянским домам, и нарисовал много картонов для витражей, выполненных затем братьями во Христе во Флоренции. Он очень любил расписывать ткани и один, и вместе с другими и потому помимо вышеназванных вещей выполнил много хоругвей, а так как он занимался искусством больше для времяпрепровождения, чем по необходимости, работал не спеша и со всеми удобствами, избегая по возможности всяких неприятностей. Тем не менее свои интересы он соблюдал всегда, а на чужие и не зарился, а так как ни над чем много не задумывался, был человеком приятным и проводил время весело.

Прожил он шестьдесят семь лет, в заключение коих завершил свой жизненный путь от обыкновенной болезни и горячки, и был погребен в церкви Санта Амбруоджо во Флоренции, в день св. апостола Андрея, в 1543 году.