59. Тьма и Звезды

В моей жизни, звенящей и яркой.

Не бывало печальных минут.

Балу

Однажды осенью, в год, какой не помню, у нас был перерыв в репетициях, и я уехал со своей красавицей женой Инной и сыном в деревню, под Кириши, по грибы. Очень мы с ней любили по осени грибы собирать. Дом у нас там был старый и непростой. Стоял на излучине реки, а прямо за рекой начинался лес. Причем лес такой, что можно две недели в одну сторону идти, да так никуда и не прийти. У меня там в поле был знакомый туман, мы с ним очень дружили. Дом стоял там уже более ста лет, и кто его построил мне, не известно. Инкины родители купили его в доисторические советские времена. Чердак, на который никто не лазил, был завален древними деревянными лопатами для хлеба, прялками, кадушками и прочей древней бытовухой. Иногда я что-нибудь оттуда доставал и использовал в быту, ведь за последние сто лет в доме ничего не изменилось, только электричество провели. Поверх всего этого барахла были навалены старые уголовные дела для растопки (родители Инны были адвокатами). Такое, кстати, прикольное чтиво! Pulp Fiction отдыхает…

И вот в такой глуши вдруг появляется на своих красных жигулях Яха. Оказывается, Гордеев забыл, что назначил на эти дни концерт, а у меня в деревне сотовой связи не было. Ну, мы за пять минут собрались и прямо так, с грибами, поехали.

В Ольгино был байкерский фестиваль. Отчекались, сыграли. Играли даром, поэтому Гордеев и забыл о концерте, но нам выделили на ночь номера в кемпинге, и мы вроде как отдыхали. Все наши парни привезли с собой своих девушек, те разоделись по такому случаю в пух и прах и ходили гордые и прекрасные. Только Горшок сидит грустный и на все шутки отвечает как-то мимо, видно, что он не здесь. Ни с кем говорить не хочет и не может. Анфиса тоже никак до него не может достучаться. А тут еще Гордеев и Яха насели на него и требовали решить какой-то вопрос. Вопрос и вправду был важный, хотя и административный, поэтому ребята попросили меня с ним поговорить. Я к нему, а Горшок говорит: «Ну, Шура, ну хоть ты от*бись от меня, не видишь, что ли!»

Угу, вижу. Естественно, ребята ничего не смогли ему объяснить, так как говорили на разных языках. Но тогда я ничего не мог поделать – кругом люди, да и на руках у меня жена и сынишка.

Короче, разгреб я все свои дела и через день-два звоню Анфисе.

– Какая движуха, родная, что за дела?

– Да вот, сидит, в окно смотрит, даже в PlayStation свой почти не играет.

– Жди, – говорю, – сейчас буду.

Приезжаю. Мишка. Сидит грустный. На окружающих реагирует слабо. Я ему слово, он мне ноль, я ему щелбан, а он отмахивается, как от мухи.

– Тьма, – говорит. – Тьма, Шура, наступает, что делать?

Блин поминальный, да не знаю я, что делать! Я вообще не понимаю, о чем он говорит. Да, что там! Я даже слов таких не понимаю. Делать нечего, сходил, взял водки. Немного, четыре бутылки.

Дальше неинтересно, нажрались мы, короче. Точнее я, а Горшок, так, прихлебывал. А Анфиса сок пила, да закуску все нам подставляла, заботилась. Такие дела. Вестимо, нажравшись, я сумел расшевелить Горшка, и мы, наконец, заговорили на одном языке.

– Тьма, – говорит. – Тьма, Шура, наступает, что делать? – сумел он, наконец, донести свою мысль.

– А, так что ж ты сразу не сказал! Я знаю, что делать. Трезветь надо! Смотри, что там у них в реальности происходит.

И я рассказал о той административной проблемке, что беспокоила наших ребят.

– Да, это ж вообще фигня! Щас все решим с полтыка! Только давай, чтоб зря не трезветь, сначала выпьем.

И мы выпили. А потом, чтоб зла не оставлять, выпили еще. Одним словом, когда через какое-то время позвонили наши друзья со своей нерешенной проблемой, мы прервали недельный запой и два дня провели в общей реальности.

Фотосессия. 2000 год. Рисунок по фото М. Лаписа.

Много чего за эту неделю с нами происходило, и страшного, и прекрасного, но когда все закончилось, я спросил у Горшка:

– А что это с нами было? Что-то я не во все воткнулся.

– Иногда в жизни наступает темное время суток, и тогда ты встречаешь друзей, – сказал Горшок и заржал, как дурак.

К чему я это? А ни к чему. Просто так, вспомнилось. Однажды тусовались мы на Азовском море близ города Бердянска. Хорошо так тусовались. И вечером заходит ко мне Горшок:

– А пойдем, – говорит, – на море. Купаться. Там ночью светляки в море.

И мы пошли. Хоть и темно было, но луна довольно ярко светила, да и светляки заполонили все море. И мы купались вчетвером в ночном море, а потом долго валялись на ракушечном берегу и разговаривали о звездах. А потом стало прохладно, и наши девочки пошли наверх, в дом, а мы остались. И Горшок долго и много мне рассказывал о звездах. Он очень любил звезды.

– Если я долго не вижу звезды, то, значит, слишком долго вижу землю. – смысл был примерно такой.

Я же люблю звезды совершенно по другим причинам.