61. Как меня однажды выгнали из группы

Дело было так. Сидели мы втроем на точке, в Башне, вроде как репетировали. Я, гитара и барабаны. А на самом деле накурились и издавали какие-то очень громкие звуки. Короче, настроение имели прекрасное и в чем-то возвышенное. Горшок, по обыкновению, опаздывал, а Князь, вообще непонятно было, придет или нет.

И тут влетают, как два урагана, наши вокалисты, начинают махать руками и эмоционально вещать. Мы минут десять накурено на них смотрели и пытались понять, что случилось, потом до меня начало доходить, что дело серьезное, и я предложил выключить и положить инструменты. Выяснилось, что претензии у них в основном ко мне и Яхе. Князь был возмущен, что мы ведем себя так, будто решаем все дела в группе. И начал он с меня.

Например, предъявил такой случай. Два дня назад я ходил с женой на фестиваль «Скифф» и мало того, что прошел без билета, так потом еще и поперся в гримерку к артистам. А Поручик, который тоже пришел туда с девушкой, пожаловался Князю, что ему пришлось покупать билеты, а когда он захотел пройти в гримерку, его туда не пустили. Это, по мнению Князя, означало то, что я ставлю себя выше музыкантов.

Я удивленно посмотрел на Поручика, а тот стал мямлить что-то типа: «Да не, Андрюха, это ничего…» Он явно не ожидал, что его невинная жалоба тет-а-тет возымеет такие последствия.

Тогда я постарался сосредоточиться, потому что смехотворность таких претензий (а рядом стоял Горшок и гневно смотрел на меня) явно не соответствовала эмоциональному накалу. Да и не стал бы Князь из-за жалобы барабанщика специально из Купчина ехать на Васильевский. Сосредоточившись, я с улыбкой сообщил Князю, что:

1. Он о*уел!

2. Без билетов я прошел, потому, что моя жена дружит с организатором фестиваля Севой Гаккелем со времен «Тамтама», а в гримерку я пошел, потому что Инке стало плохо на концерте. И нам повезло, что я дружу с Ликой, которая работала там и пустила мою жену прилечь.

3. Вообще-то я на все концерты хожу без билетов, и захожу в любые помещения, какие посчитаю нужными, и не спрашиваю ни у кого разрешения.

На Князя мои, на мой взгляд, убедительные, аргументы не произвели впечатления. Он начал пересказывать какие-то еще истории, которые ему рассказал Ренегат. Я видел, что у друзей что-то случилось, но никак не мог понять, что.

Яков даже не успел начать оправдываться, так как вступил Горшок. И от его слов я реально выпал в осадок. Привожу примерный диалог.

Горшок. «Ты понимаешь, что я после этого не смогу с тобой на одной сцене стоять?»

Балу. ?

Горшок. «Ты знаешь, что из-за тебя Анфиса вены вскрыла?»

Балу. ??

Тут я, правда, испугался. Потому что у Анфисы к тому времени уже были серьезные проблемы с героином, как, впрочем, и у Горшка. Но если Горшка мы все вместе поддерживали, помогали и старались выйти из этой ситуации, то у Анфисы в группе поддержки был один Горшок. Да и тот постоянно на гастролях. Он вообще часто мне жаловался, что, когда уезжает, то боится ее оставлять, и поэтому, когда была возможность, всегда брал ее с собой. Короче, я понял, что надо что-то делать. Я спросил, в какой больнице она лежит. Выяснилось, что она дома.

Короче, из путаных и непонятных объяснений мне удалось понять, что пока мы были на гастролях, Анфиса пришла к Гордееву занять денег, да и вскрыла себе вены. И пока Гордеев ее откачивал, она сказала, что все это из-за того, что я не давал ей проходу и все время приставал. О чем он и сообщил Горшку.

Что творилось у меня внутри, я не смогу описать словами ни сейчас, ни когда-либо в дальнейшем. Абсурдность обвинений была непомерна. Я вообще не понимал, что происходит. И чтобы как-то разобраться, предложил поехать домой к Горшку и спросить Анфису, в чем дело. Все-таки они мои друзья, я их всегда поддерживал и помогал в трудные моменты… да и вообще, что это за фигня!!!

Но Горшок отказался, он просто заученно повторял: «Я после такого не могу стоять с тобой на одной сцене».

В итоге я понял, что он имеет в виду, и к чему все это. Слезы подступили к горлу и стали душить меня. И чтобы не позориться и не плакать перед друзьями, я ушел. И стал позориться на улице, потому, что мне было все равно. Я шел по улице и задыхался не столько от слез, сколько от бессилия и непонимания. Я не мог остановиться и успокоиться. Слезы просто текли без остановки. Я шел по улице. Ехал в метро. Каким-то образом оказался на «Московских воротах», встретился с женой. Оказывается, мы договорились идти с ней и с Ликой в сауну. Потом долго стоял под душем, ведь там не видно слез. Потом, наверное, как-то попал домой.

На следующий день я позвонил музыкантам, в надежде, что, может, я рано ушел, и потом Горшок с Князем объяснили все. Нонет, ребята сказали, что обсуждать тут нечего, и что на гастроли через два дня вместо меня поедет Ренегат. Возьмет мою бас-гитару и займет мое место.

Как только ребята уехали на гастроли, в Ростов, по-моему, я приехал на точку. Видеть я никого не мог, говорить тоже. Вроде уже и успокоился немного, но любая попытка произнести хоть слово оканчивалась слезами. А тут я забрался на крышу Башни, сидел на краю один, смотрел, как корабли стоят вдалеке на рейде.

Когда ребята приехали с гастролей, я решил выяснить все же, что произошло. Анфису после пережитого я видеть не мог. Не «не хотел», а именно не мог. Физически. И тогда я поехал к Гордееву как к единственному участнику событий. Я думал, что у него дома на полу и стенах будут следы крови. Но в квартире было чистенько и все аккуратно прибрано. Гордеев принял меня очень сердечно, так как сам, по его словам, был расстроен происходящим. Сразу достал самогон, который привез из деревни, и разложил закуску. Ситуация начала проясняться.

Я сказал ему о нелепости обвинений. Как вообще у Горшка могла появиться идея ревности? Не так давно, когда Анфисе негде было жить, Горшок попросил меня приютить ее, и она жила у меня дома. Они с моей женой секретничали и, по-моему, даже сдружились против меня – в хорошем смысле. Однажды, когда у Анфисы была жуткая депрессия, а Горшок не мог встать, он позвонил мне и попросил помочь. И я взял ее, нашего гитариста с девушкой, один косяк на всех и отвез в Петродворец. Мы весь день гуляли и смотрели на фонтаны. А потом промокли на шутихе и долго смеялись. А потом замерзли и поехали домой. И таких историй море.

И, главное, как я мог «не давать ей прохода» если я или на гастролях, или на репетициях или провожу время со своей женой и сыном. А Анфиса, соответственно, с Горшком.

– Это ты мне скажи. Может, вы тайно встречаетесь, Санечка, – шутил Гордеев.

– Да, точно, она со мной тайно встречается, и я ей там не даю прохода, – я, наверное, первый раз за все время улыбнулся. То ли комизм ситуации, то ли самогон, то ли Гордеев с его умением слушать, но что-то помогло мне успокоиться. Я понял, что все это бред, и надо просто разобраться. Особенно меня рассмешило предположение про тайные встречи. Нам не нужно было «тайно» встречаться. Она была жена моего лучшего друга, считай, сестра. Я мог в любой момент позвать Горшка и ее, вместе или по отдельности, в гости. И частенько кто-то оставался на ночь. Это было в порядке вещей. А бывало, они приходили ко мне без приглашения, просто поболтать и переночевать. Короче смех, да и только. Хотя смешно мне не было.

– Так она вскрывала вены или нет – это, на самом деле, волновало меня больше всего. Я, в силу особенности своего жизненного и армейского опыта, знаю, как это опасно, а сухожилия практически не срастаются.

– Да я не видел, она была с длинными рукавами.

– А кто вообще сказал, про вены, откуда эта информация появилась? Мне Горшок сказал, что от тебя…

– Санечка, не лови меня на слове.

– Короче, поехали на точку, там все вместе и разберемся.

– Только выпьем по последней, чтоб зла не оставлять.

Нашествие, 2000 год. Фото Е. Евсюкова.

Сказано – сделано. Все было уже не так эмоционально, но до сути снова не докопались. Я предложил им вместе рассказать мне, что же было на самом деле. Но они путались и что-то все время не сходилось. А Князь вообще сказал, что он не в курсе, так как подъехал к Гордееву позже. Тогда Гордеев предложил мне поговорить с Горшком в соседней комнате наедине, без свидетелей. Я так и сделал, но ничего не прояснилось. Тогда Гордеев закрылся с Горшком в комнате. Тут меня самогон или отпустил, или наоборот накрыл, но я почувствовал какой-то жуткий ком в груди. И снова ушел, чтоб не разрыдаться. Я видел, какую боль причиняю друзьям своими расспросами, и мне это не нравилось. Я решил отложить все на завтра.

А на следующий день я пришел на точку раньше всех. Потом пришли барабанщик с гитаристом. Поиграли. Ведь еще были недоделанные песни. Примирение состоялось буднично. На точку позвонил Горшок и сказал мне (помню дословно):

– Шура… ну, короче…, если ты хочешь остаться в группе, то оставайся, я буду рад.

На этом и закончили. Я был настолько потрясен этим конфликтом, что постарался забыть его, как кошмарный сон. И тем более не хотел докапываться до причин. Все закончилось, все друзья. Только с Анфисой я не виделся несколько месяцев. А потом она пришла с Горшком ко мне на день рожденья. На день рожденья я никогда никого не приглашаю, просто все, кто о нем помнит, сами приходят. Мой дом всегда был открыт для друзей.

И в тот раз, дом был полон народу, и вдруг приходит эта пара. Они обняли меня, поцеловали (не Горшок), даже с подарком пришли. Я был не очень рад Анфисе после таких событий, поэтому позже отвел Горшка в сторону и спросил:

– Какого хрена, ты привел сюда Анфису!? Или ты забыл?! Я ей проходу не даю, а она из-за меня вены вскрыла!?

Я просто не понимал, как вести себя в такой ситуации. На что Горшок с искренней и наивной (характерно горшковской) улыбкой говорит:

– А разве у вас уже не все нормально? Разве вы не помирились?

– Когда?!?

В конце вечера Анфиса подошла ко мне, обняла и говорит:

– Шурочка, можно тебя попросить. Не спрашивай меня ни о чем. Если моя дружба для тебя что-нибудь значит, то давай сделаем вид, что ничего у Гордеева дома не было, и снова будем друзьями.

Да запросто! Насколько легко, все же, простить друзей и забыть все обиды. И уж точно значительно легче, чем копаться в никому не нужном прошлом. Я шел по жизни лицом вперед. И искренне жалел людей, которые идут по жизни вперед жопой, все время глядя назад.

И все встало на свои места. Ренегат вернулся обратно в «Кукрыниксы», а я снова занял свое место в группе. И снова вокруг меня были друзья. И впереди был наш путь. И его надо было пройти.

P.S. На следующий день после «вскрытия вен» Гордеев принес нам весть, что деньги мы теперь будем делить по новой схеме. До этого мы все делили поровну, это была принципиальная позиция Горшка. Я к нему и Князю где-то раз в полгода подваливал с идеей, что они должны получать больше, чем музыканты, ибо пишут музыку и тексты. Но Горшок всегда был категорически против, говорил, что все равны, а авторские им и на сберкнижку капают. Когда Гордеева взяли на работу, договорились, что он работает за 10 % от гонорара. А после того, как он рассказал про старое рок-н-ролльное братство, как практически спас группу «Разные люди» и научил Чижа в армии на гитаре играть, то добряк Горшок предложил ему получать как все, поровну, то бишь, одну восьмую или 12,5 %.

По новым раскладам половину гонорара делили между собой Горшок, Князь и Гордеев. А музыкантам остальное. Причем для Маши, которая на тот момент жила с ним, Гордеев выбил особый статус. Денег она получает столько же, сколько и «старые» музыканты, но относиться к ней следовало не как к члену группы, а как к его жене. То есть не требовать присутствия на репетициях и не обсуждать групповые дела. Я спросил у Маши, кажется ли ей это справедливым, а она говорит: «Ну, а зачем мне на репетиции ходить? Вы сначала мне скрипичную партию придумайте, а потом зовите». С тех пор у нас с ней отношения наладились. А до этого были конфликты из-за прогулов.

P.P.S. Теперь-то я понимаю, что всю историю с Анфисой Гордеев затеял, чтобы увеличить их доход. А заодно попытался устранить единственного человека, который требовал полной отчетности и абсолютной прозрачности во всех финансовых делах. Я был категорически против «работы на доверии». Кстати, вспомнил, что за неделю до этого ко мне подходил гитарист Егор Белкин, с которым я тогда был знаком довольно поверхностно, и спрашивал, не начал ли еще Гордеев воровать. На что я ответил: «Как он будет воровать, если я контролирую каждый его шаг?» И рассмеялся.

Но на тот момент я был счастлив, что безумие у моих друзей прошло. И что мы снова делаем общее дело. А на деньги мне было всегда плевать, если честно. Единственное, очень жалко было Анфису, которая из-за пристрастия к героину очень быстро превратилась из целеустремленной красавицы и умницы, имеющей обо всем свое мнение, в жалкое и безвольное создание. А я, хоть и был рядом, ничего не мог поделать. Ничего. И мне жаль, что она умерла.