Квартал Медичи
Щедро давая деньги на храмы, Козимо Старый шутил с друзьями, что лишь Господь не вписан в книгу его должников. На сетования о «нынешних нравах», он отвечал, что развращенный город лучше погибшего, и можно из двух локтей красного сукна выкроить добропорядочного гражданина, но с четками в руках государства не удержать. Подобные речи послужили поводом для обвинения Козимо в нелюбви к родине и Богу, что, конечно же, было несправедливо.
Церковь Сан-Лоренцо, освященная святым Амброзием еще в IV веке и затем перестроенная в романском стиле, своим современным обликом обязана столько же деньгам Медичи, сколько таланту Филиппо Брунеллески. Гений Кватроченто придал тяжелому фасаду выразительный и несравнимо более благородный вид, преобразив старую базилику в известный всему миру храм. Кажется странным, что строгие стены здания лишены мраморной облицовки, однако таким оно не задумывалось, а получилось, поскольку проект Микеланджело, которому поручили это сделать, так и не был осуществлен.
Поначалу эта церковь, вынесенная за крепостную стену, была единственной в городе, и потому в ней, такой непритязательной и снаружи и внутри, служил епископ.
Галерея во дворе Сан-Лоренцо
Когда статус кафедрального собора перешел к Санта-Репарате, прихожане навещали Сан-Лоренцо редко и неохотно. Неизвестно, что побудило Джованни Биччи оказать благодеяние именно ей, но в 1419 году он пригласил для постройки нового здания Брунеллески, который, к огорчению заказчика, работал очень медленно, видимо, из-за того, что был занят в соборе. Тем не менее известный зодчий успел завершить старую сакристию, поразившую современников своими совершенными пропорциями.
Однако самой яркой деталью в интерьере Сан-Лоренцо является квадратная, перекрытая куполом капелла, которую тоже построил Брунеллески, но украшали другие, тоже способные мастера, например Филиппо Липпи и Анджело Бронзино. Вкладом Донателло стали фигуры святых и евангелистов, лепные и бронзовые детали, а также две бронзовые кафедры с креслами для епископа, главы храма и проповедников. Немного позже на потолке появилось «звездное небо». Видно, что художники хотели избавиться от неуместной, безвкусной на взгляд человека Возрождения, пестроты и остановились на строгой, но элегантной палитре: темно– и светло-серые оттенки камня, золотистые вкрапления (звезды) на потолке и яркие акценты в виде живописи в капеллах.
В Старой сакристии похоронен заказчик церкви, добрый и любимый всеми Джованни, сын Биччи, который рядом с женой лежит в центре зала, как полагается, под тяжелой мраморной плитой. Здесь же упокоились его внуки, сыновья Козимо – Джулиано и Пьеро Подагрик, чьи надгробия исполнены виртуозным резцом Андреа Верроккьо. Можно лишь удивляться тому, как одна семья, пусть даже царственная, смогла собрать в единственном, причем совсем небольшом здании столько знаменитых имен, драгоценных материалов и чтимых реликвий, для показа которых Микеланджело соорудил балкон над главным порталом.
На перестройку доминиканского монастыря Сан-Марко, тоже очень старого, Козимо Медичи потратил 40 тысяч флоринов из личных средств. Эту стройку он поручил своему другу Микелоццо, который придал отживающему свой век сооружению восхитительный ренессансный вид. Зодчий окружил монастырский двор стеной из простых каменных блоков, украсив ограду только лишь тонким кирпичным карнизом. Арочная галерея внизу, несмотря на изящный вид, играла чисто рациональную роль, в отличие от расписных люнетов (арочный проем в стене, ограниченный снизу горизонталью), которыми был оформлен первый этаж.
Интерьер церкви Сан-Марко
Преображенная Микелоццо монастырская церковь снаружи осталась такой же, какой была в XV веке, зато интерьер Сан-Марко принял вид, соответствующий стилю барокко. Итальянские мастера никогда не увлекались присущим ему буйством форм и чаще создавали праздник жизни с помощью цвета. В данном случае самой яркой барочной деталью служит позолоченный потолок с инкрустацией, резко выделенный из суровой плоскости стен. В сакристии Сан-Марко с 1608 года находится саркофаг с бронзовой статуей святого Антония, которому посвящена отдельная капелла, оформленная скульптурой Джамболоньи и фресками (в куполе) Бернардино Поччетти.
Аптека при монастыре Сан-Марко
Живописное богатство доминиканского монастыря не кажется удивительным, если знать, что в середине XV века его настоятелем был художник – тонкий, лиричный живописец фра Анджелико. Именно ему принадлежит большинство фресок во внутреннем дворе (распятие со святым Домиником и сцена мученичества святого Петра в люнете над дверью). Фра Анджелико расписал стены Зала капитула, трапезной и приемной на втором этаже, где создал огромную фреску «Благовещение». О создателях и самых знаменитых гостях монастыря напоминают именные помещения, например библиотека Микелоццо, кельи Савонаролы и Козимо.
Деньги Медичи способствовали появлению на свет знаменитого Воспитательного дома (Спедале дельи Инноченти) – украшения города и гордости нынешних флорентийцев. Пожалуй, ни одно строение в тосканской столице не вызывает столь явного ощущения покоя, чистоты и благоговения перед прошлым, какое рождает этот шедевр Филиппо Брунеллески. Здание начинается с небольшой лестницы, открывающей путь к портику с 9 легкими колоннами. Следующая его часть украшена дисками из голубой майолики с изображениями младенцев работы Андреа делла Роббиа.
Воспитательный дом Брунеллески
Воспитательный дом был построен немного в стороне от резиденции Медичи, отчего сегодня не относится к кварталу Сан-Лоренцо, который горожане по давней привычке называют кварталом Медичи. Он находится в нескольких минутах ходьбы от сакрального центра и, несмотря на почтенный статус, по сути является огромным открытым рынком. На такое кощунственное вмешательство в старинную архитектуру городские власти решились в конце XIX века, поручив переделку зодчему Джузеппе Менгони. Конечно, бесчисленные лотки, прилавки и разноцветные палатки мешают воспринимать ренессансную красоту, но флорентийцы не видят в том ничего предосудительного, считая, что жизнь важнее памятников, а их город не музей, хотя и наполнен «всякой стариной».
Значительная часть самых красивых и величественных зданий Флоренции появилась в XV веке, когда знатные семьи обзавелись дворцами по примеру Медичи. Тогда считалось, что жилище, достойное «белого» гвельфа, должно походить на палаццо правителя, однако мессир Джан Баттиста Ручеллаи – страстный поклонник античной философии – думал иначе, решив построить дом по древнеримскому образцу. Реализовать эту странную для того времени мысль, по его мнению, мог не просто зодчий, а большой ученый, например Леон Баттиста Альберти, который в 1446 году был приглашен для возведения родового гнезда Ручеллаи.
Палаццо Ручеллаи
Заказчик мог позволить себе любые причуды, ведь он владел солидным состоянием, нажитым предками на краске, приготовлявшейся на Майорке из местных лишайников. Ее название – оричелло – легло в основу фамилии, а такие качества, как яркость, стойкость и широкая популярность у населения обусловили ей спрос на долгие годы. Такую же долгую жизнь судьба подарила дворцу Ручеллаи, позже оказавшемуся на улице Винья-Нуова. Трехэтажный, облицованный гладким, правильной квадратной формы камнем, увенчанный карнизом и обрамленный застекленной лоджией, он стал единственным во Флоренции строением явно античного вида, но в Риме идея Ручеллаи – Альберти нашла огромное количество сторонников. Необыкновенно выглядела и дворцовая часовня, украшенная уже не римскими, а восточными деталями с включением мотивов, заимствованных из отделки храма Гроба Господня в Иерусалиме. Последнее кажется особенно странным, если знать, что мессир Джан Баттиста Ручеллаи – человек не в меру гордый и своевольный, – по слухам, предпочитал Иисусу Христу языческих богов, держал в своем доме множество недозволенных книг, каковые читал в одиночестве и, кроме того, развешивал картины с голыми женщинами, позволяя созерцать их всем, даже девицам. Слишком редкие посещения церкви и частые – неоплатоновской академии Марсилио Фичино снискали ему репутацию поклонника дьявола. То же подтверждали слишком веселые пиры, куда хозяин приглашал самых знатных граждан Флоренции и щедро поил каждого пряным вином из собственных погребов.
Современники вспоминали трапезы во дворце Ручеллаи с разными чувствами, не зная, для потехи или в насмешку над гостями в обеденный зал выпускали «зайцев и прочих тварей полевых, и все пирующие били их из луков. То вносили громадный пирог, а после, как его разрезали, выходили из него красивые девушки, и гости хватали чаровниц со смехом и шутками, пока не слышали, что те суть древние языческие богини». Однажды на такой пир был приглашен столь же богатый и знатный, как хозяин, мессир Убертино дельи Строцци, который приходился мессиру Ручеллаи ровесником и, с недавних пор, другом. Выпив лишнего, они завели философскую беседу. Когда речь зашла о земных и вечных ценностях, хозяин вдруг заявил, что предпочитает первые, и заверил гостей, что заберет с собой на тот свет золотой дукат – мысль, кощунственная дли христианина. Недолго прожив после того дня, он скончался действительно с монетой в руке.
Дальнейшие события описаны монахом обители Монте-Оливето, который якобы собственными глазами видел, как в этот момент дворец Ручеллаи, вокруг которого успела собраться толпа, накрыл «колдовской» туман. Не разжав кулак покойного, его старший сын попытался отрубить мечом всю руку, но, не сумев этого сделать, приказал вытащить тело родителя на ближайшую площадь и сжечь: автор рукописи утверждает, что туман рассеялся вскоре после того, как расплавился дукат. Прах мессира Джана Баттисты спешно переправили в склеп, город успокоился, а ранее почтенное семейство лишилось и уважения сограждан, и дружбы Строцци.
Впрочем, близкие отношения с представителями этого рода были небезопасны, поскольку борьба была для них занятием таким же привычным, как торговля и банковское дело. Строцци упоминались в хрониках Флоренции с конца XIII века, получив особенно громкую известность во времена господства Медичи. К тому времени две самые богатые и влиятельные пополанские фамилии города успели стать заклятыми врагами, и одна из них должна была уступить место другой. Побежденными оказались Строцци – старый Палла и его сын Джован, – изгнанные Козимо после возвращения того из ссылки в 1434 году. Так же быстро вернулись и его неприятели, по-прежнему богатые, властные, готовые к новым свершениям. В дальнейшем их поведение изменилось, но тогда они были настроены решительно, о чем свидетельствует дворец-крепость – типичный образец зрелого ренессанса, – который в 1489 году начал строить Филиппо Строцци Старший. Он возводил достойный восхищения дом, желая затмить палаццо ненавистных Медичи, но волей обстоятельств едва его не скопировал, поскольку их домом вдохновлялся приглашенный Строцци зодчий Джулиано Сангалло. Впрочем, ему был поручен только проект, а руководили стройкой другие, не столь именитые архитекторы Кронак и Бенедетто да Майано.
Палаццо Строцци
Немногое о фамильном дворце поведал в своих трудах кардинал Лоренцо Строцци, автор биографий выдающихся деятелей своего рода и близкий друг Никколо Макиавелли, представивший его, лишенного всех должностей, ко двору. Заботами отца Лоренцо и его брата банкира Филиппо Строцци Младшего, женатого на Клариче Медичи, два недружественных дома смогли помириться, правда, ненадолго. Дальнейшему сближению помешало двуличие Филиппо, которое привело его от милости герцога Алессандро Медичи к опале, пленению и смерти в тюремных застенках. В одном из сочинений того времени приводятся слова высокомерного банкира, сказанные в ответ тем, кто пытался отговорить его от участия в заговоре: «…Да, мое имя Филиппо Строцци и моя голова оценена в 10 тысяч золотых флоринов! Но во Флоренции, не считая меня, 39 Строцци, следовательно, 39 всегда открытых для меня дверей. В крайнем случае, если уж придется запереться в собственном дворце, он достаточно укреплен, чтобы выдержать осаду войска герцога Алессандро…».
Нижняя часть палаццо Строцци была выполнена из твердого камня и прорезана квадратными окнами; суровости этой части здания не умалял даже арочный портал. Вся верхняя половина дворца, увенчанного большим выступающим карнизом, явилась заслугой Кронака. Желая придать своему творению классический вид, он, не отказавшись от рустикальной отделки, решил изменить форму окон, сделав их парными, изящными, похожими на мавританские окна-ахименес.
Снаружи палаццо Строцци выглядело массивным, нарочито простым, строгим, зато со стороны двора, окруженного аркадами со стройными колоннами, пилястрами и в меру пышными капителями, вызывало ощущение спокойствия, умиротворения и защищенности. Такое же впечатление мог бы произвести, будь он на виду, фундамент здания. «Древние советовали, – писал Леон Баттиста Альберти, – рыть глубже, на благо и на счастье». Следуя мудрым советам, современники автора относились к фундаментам почти с благоговением, как и ко всякой основе. Известно, что подземная часть палаццо Строцци уходит в глубину на 9 м. Не стоит обвинять его создателей в расточительности, тем более, что время показало их правоту, ведь знаменитый дом стоит больше пяти веков и до сих пор не нуждается в капитальном ремонте.
Палаццо Питти со стороны улицы
…и со стороны внутреннего двора
Если Строцци были соперниками Медичи в государственных делах, то в коммерции ими были банкиры Питти. В середине XV века, когда Флоренцией правил Козимо, эту семью возглавлял Лука Питти, человек тщеславный, дерзкий, но храбрый и умелый как на поле боя, так и в политике. Синьория оценила его военные заслуги званием рыцаря, а должность гонфалоньера справедливости, по свидетельству Макиавелли, он завоевал сам, причем в прямом смысле слова, поскольку, помимо богатства, имел преданных и хорошо вооруженных друзей. Не желая оставаться в долгу перед государством, мессир Питти предложил называть цеховых начальников приорами свободы, чтобы, как говорили, иллюзорная вольность Флоренции сохранялась хотя бы в обозначениях. Сам он считал своим главным достижением то, что в его лице гонфалоньер не только присутствовал на всех заседаниях Синьории, но и сидел на почетном месте – не справа от приоров, как раньше, а среди них.
Такое возвышение нельзя было не отметить еще более значительным деянием, например постройкой дворца. Правительство и Козимо осыпали Луку подарками, чему не замедлил последовать и народ. По слухам, дары города прибавили в кубышку Питти около 20 тысяч дукатов, чего вполне хватило для возведения двух царственно великолепных зданий: одного во Флоренции, а другого в местечке Ручано, невдалеке от города.
Имя того, кто выполнил проект городского дворца, осталось неизвестным. Скорее всего, это был Филиппо Брунеллески, который, как говорили, разрабатывал этот план для Козимо Старого. Родоначальник Медичи был человеком осторожным и расчетливым, поэтому, прикинув стоимость того, что предложил зодчий, счел проект дорогим и к тому же слишком пафосным. Однако амбициозному Питти, упорно взбиравшемуся по карьерной лестнице, отвергнутый труд Брунеллески пришелся по душе. Обуреваемый желанием обойти соперника хотя бы в роскоши жилища, он не только одобрил задуманное, но и сделал поправки, распорядившись увеличить площадь двора. Таких больших и величественных зданий, принадлежавших частным лицам, во Флоренции больше не возводилось никогда.
Мессиру Питти хватило дарованных средств только на то, чтобы начать строительство, тогда как для его завершения пришлось изобретать новые, порой весьма оригинальные способы. Впрочем, необычной была и помощь города, если учитывать, что богатые флорентийцы, задумав что-то грандиозное, всегда обходились собственными деньгами. Гонфалоньер ловко преподносил свои частные дела как деяния Бога, отчего сограждане, почитая за честь участвовать в этом, несли ему подарки, стройматериалы, предоставляли рабочих или трудились на стройплощадке сами. Более того, изгнанные из Флоренции преступники – заговорщики, грабители, убийцы – находили на стройках Питти убежище, работу и защиту от закона.
Палаццо еще стояло в лесах, когда Лука Питти оказался на грани банкротства. К счастью, ему не довелось испытать унижения, наблюдая, как любимое детище перешло в собственность конкурентов.
Палаццо Даванцатти своим видом напоминает о временах фамильных башен
В середине XVI века дворец Питти купили Медичи, точнее, Элеонора Толедская – супруга герцога тосканского Козимо I, потомка Козимо Старого. Новые хозяева, вопреки традиции, не стали менять название дома, и тот в течение двух столетий беспрерывно перестраивался, обретая все новые и новые украшения. Медичи расширили и без того большое здание, дополнив конструкцию крытым арочным переходом (ныне Коридор Вазари), проект и исполнение которого поручили Джорджо Вазари: в отличие от предков, новые Медичи не хотели месить городскую грязь всякий раз, когда возникала необходимость пройти на площадь Синьории. Претерпев множество переделок, дворец Питти – официальная резиденция герцогов тосканских – сохранил прежний фасад, нелепо длинный, однообразный, откровенно скопированный и, по справедливости, недостойный звания шедевра Ренессанса, как его пытаются представить некоторые «знатоки».
Между тем живопись чувствует себя в этих несообразных стенах вполне комфортно, ведь сейчас во дворце Питти находится картинная галерея. В XVIII веке позади бывшего дома гонфалоньера появился прекрасный парк, позже переименованный в сады Боболи. Недолго остававшиеся в частных руках, в следующем столетии они открылись для широкой публики, и теперь среди многочисленных террас, лестниц, фонтанов, прудов, гротов и стильных архитектурных композиций, в том числе модных когда-то античных и египетских «руин», отдыхают нынешние флорентийцы. Не обладая совершенной красотой, палаццо Питти имеет некоторые приятные особенности. Так, перед его входом раскинулась наклонная вымощенная булыжником площадь: обширное, и главное, свободное даже от торговых лотков пространство – явление редкое не только для средневековой, но и для нынешней Флоренции. Со временем этот пятачок облюбовали студенты. Шумные стайки молодежи стекаются сюда после обеда, когда солнце освещает угрюмый, прямо-таки тюремного вида фасад, позволяя людям наслаждаться солнечными ваннами.