Французский скульптор
Французский скульптор
Скульптор Этьен Морис Фальконе скромно опустил глаза. Негоже пялиться на ее величество Екатерину Великую, даже если она рассматривает твою работу. Однако, даже опустив глаза, он не мог не слышать нервно-презрительные вздохи, короткое, но недовольно выдохнутое: «О!» Похоже, императрица была явно не в восторге от представленной им модели памятника Петру I. Впрочем, окончательный вердикт не заставил себя ждать. «Нет, это никуда не годится! — раздраженно проговорила Екатерина. — Пусть лучше господин Фальконет возвращается домой!»
Скульптор не понимал по-русски, но венценосное недовольство уловил. Он вообще-то не привык к таким речам — обычно его произведениями восторгались. Уже одна из первых его работ — «Милон Кротонский» на античный сюжет — произвела в Париже фурор. Сама маркиза Помпадур, всесильная фаворитка короля Людовика XV, обратила внимание на талант Фальконе. Впоследствии по ее заказу он создал немало изящных скульптур — «Грозящего Амура», «Купальщицу», «Пигмалиона и Галатею», множество моделей статуэток для знаменитой Севрской фарфоровой мануфактуры, которую возглавлял почти десять лет. И всегда был успех! Его работами восторгаются величайшие умы Европы — Дидро и Вольтер. А русской императрице не нравится.
Фальконе стиснул кулаки — и ведь ничего не скажешь: императрица всегда права! Но как будет выглядеть он, 50-летний скульптор, когда его отошлют из Петербурга на родину?! Конечно, он пробыл здесь всего-то несколько месяцев, а ему заплатили за весь нынешний, 1766 год, так что поездка через всю Европу себя с лихвой окупила. Но что он расскажет в Париже — что его модель была отвергнута?..
Нет, надо объясниться! Рассказать, каким он видит будущий памятник: Петр I должен стоять на высокой колонне посреди большой площади, чтобы все проходящие могли перед ним снимать шляпы.
Но начать объяснение Фальконе не успел. Сопровождающий императрицу президент Академии художеств статский советник Иван Иванович Бецкой по-старчески крякнул и, вынув из кармана золотую табакерку, по-свойски протянул ее Екатерине. Та в негодовании чуть не ударила Бецкого по руке. В такой диспозиции Фальконе не то что на разговор, а и на приближение к разгневанной государыне не осмелился. Только опять глаза прикрыл — думал, сейчас гроза начнется. Не знал, что Иван Иванович — лицо к императрице наиприближеннейшее. Любому другому вельможе подобное вольное обращение с государыней обошлось бы дорого, но старик Бецкой был, как говорили, «на полном доверии». Только он имел право заходить по утрам к императрице «на личный кофей и на рассуждения». Кабы речь шла о другом придворном, пошли бы слухи, что он — «любезный друг сердца». Но Иван Иванович был стар и потому годился только на роль «друга ума». И вот теперь он, сунув табакерку в карман, неспешно достал лорнет: «А я что-то не разгляжу. Стар стал, матушка…» — «Да тут и глядеть нечего!» — выдохнула Екатерина. «Неужто?.. — все так же неспешно удивился Бецкой. — А господин Дидерот усиленно рекомендовал: лучший скульптор Европы. Как он там писал, матушка? „Месье Фальконе больше всех подойдет для вашего грандиозного замысла — поставить достойнейший памятник Великому государю Петру“. Отписать философу, что он ошибся?» — лукаво осведомился Бецкой.
«Как можно? — Нетерпеливая государыня умерила пыл. — Еще подумает, что мы тут, в России, в искусствах вообще не разбираемся. Но отчего Петр стоит как истукан? Он же был весьма деятелен, азартен, авантюрную жилу во всем имел. Реформатор, полководец, любимец Фортуны. Он должен быть на коне, как римский император!» — «Вот видите, матушка, сколь вы мудры — указания для скульптора готовы!» — проскрипел Бецкой. Государыня вскинула очи: «Тогда ты, Иван Иванович, ему и объясни! Все ж он европейская знаменитость. А нашего простого желания не разумеет. Это ж толковать надо. А у меня и другие дела есть!» И Екатерина быстрой походкой вышла из залы.
Бецкой повернулся к скульптору.
«Отчего вы приехали в Россию не один?» — неожиданно спросил он, переходя на французский. «Я взял помощника», — смущенно проговорил Фальконе. «Помощницу! — сощурился Бецкой. — Скульпторшу-даму — у нас в Петербурге о таком впервые слышат. Конечно, дамы балуются акварелью, но рубить мрамор?! Это как-то не по-дамски!»
Фальконе поморщился. Далась всем его помощница! Еще когда Мари-Анн Колло работала с ним в Париже, ползли разные гадкие слухи. И ведь ни на чем не основанные! У Фальконе жена, дети, и уж на Мари он никогда не смотрел с вожделением. Да там и смотреть-то не на что — темное глухое платье, волосы зачесаны смиренно-гладко, да и те спрятаны под скромным чепцом невинности. Три года назад, в 1763 году, Мари явилась в его парижскую мастерскую безо всяких рекомендаций, заявив, что готова работать без жалованья, за один прокорм, если только маэстро возьмется ее учить. И такая мольба стояла в ее девичьих глазах, такой порыв выучиться ваянию, что Фальконе не смог удержаться — взял в ученицы. И ни минуты потом не пожалел. У 15-летней девушки оказались работящие и сильные руки, а это главное в скульптурном деле. Фальконе отлично это знал — сам происходил из семьи работяг-столяров. Уже через год девушка отлично лепила, потом обучилась работе с мрамором. Из-под ее ловких рук стали выходить превосходные портреты. Ну а когда Фальконе отправился в далекую Россию и жена не решилась последовать за ним, Мари вызвалась сопровождать учителя. Выяснилось, что она может отлично вести хозяйство. Устроиться на перегонах в ужасных гостиницах, закупить провизию и дрова, договориться с прислугой и лавочниками — Мари умела всё. Фальконе едва освоил десяток русских слов, а она уже вполне сносно изъяснялась с окружающими.
Одно плохо: и раньше девушка смотрела на учителя как на икону, но теперь Фальконе ловил хоть и робкие, но совершенно очевидные взгляды. Ну как тут быть? Напомнить, что она на 32 года моложе и между ними ничего быть не может? Объяснить, что в чужой и суровой стране, где все так холодно и непонятно, нужно думать только о грандиозной работе, а не о чувствах? Конечно, стоило бы поговорить, но Фальконе так не любил выяснять отношения!..
«Ее величество еще поутру изволили поинтересоваться работами вашей питомицы. — Глухой голос Бецкого оборвал думы Фальконе. — Мадемуазель Колло может хоть что-то показать?»
Фальконе обрадованно закивал: слава богу, он забрал из парижской мастерской несколько небольших скульптур и барельефов Мари.
«Императрица получила письмо от месье Дидро, — продолжал Бецкой. — Философ хвалит мадемуазель Колло. Рассказывает, что в прошлом году она сделала его портрет. И сходство было столь велико, что якобы вы от досады разбили бюст собственной работы. Еще и зарок дали — никогда больше к портретам не обращаться».
«Я просто был удивлен», — попытался оправдаться Фальконе. Он не любил вспоминать сей эпизод. И к чему Дидро потребовалось писать об этом?! Вот сейчас Бецкой саркастически улыбнется и спросит: «Ежели вы не собираетесь обращаться к портретам, как же сделаете памятник Петру?»
Но старик сказал совсем иное: «Памятник Петру Великому не должен быть портретом — он должен стать символом. Я объясню, как мыслит его государыня…»
Данный текст является ознакомительным фрагментом.