Уморительная мазня или картины для будущего?

Уморительная мазня или картины для будущего?

Но в одном Мадлен права. Надо что-то предпринять для будущего ребенка. Сёра обдумал этот вопрос столь же тщательно, как любую свою картину. Сотни раз он убеждал себя, что обязан жениться на Мадлен Кноблох, и ни разу не отважился. Он пытался представить тихую кроткую мать, укачивающую младенца, но видел лишь грозную, сварливую Мадлен, которая вместо того, чтобы подумать о будущем ребенке, носится по магазинам и косметическим лавкам. И ведь еще из Мозеля может заявиться мамаша Мадлен, торгующая можжевеловой водкой.

Нет, к такому он не готов! В конце концов, если все верно обдумать, можно решить проблему по-другому. И вот уже Сёра сидит в приемной мэтра Роша, нотариуса, практикующего в районе площади Пигаль.

«Я хочу, чтобы в случае моей смерти все, чем я владею, перешло по наследству моему будущему ребенку». Мэтр Роша удивленно вскидывает кустистые брови: «Но невозможно оставить наследство несуществующему субъекту! На данный момент вам придется завещать все матери ребенка».

Сёра недовольно кусает губы: Мадлен же все промотает!

«А если я оставлю вас душеприказчиком и опекуном ребенка?»

Нотариус вздыхает: «Это, конечно, возможно. Но мне бы не хотелось. Ваша супруга затаскает меня по судам!» — «Не сможет, — ликует Сёра. — Мы не женаты!»

Мэтр Роша снова вздыхает, чешет нос и, наконец, соглашается.

Вечером Сёра объявляет Мадлен о своем визите к нотариусу. Он ожидает бурного скандала, но сожительница принимает известие спокойно: в конце концов, мужчины часто не только не желают узаконить отношения, но и не признают ребенка. Хорошо, хоть Жорж не из таких!

На радостях они даже открывают примирительную бутылочку. Сёра размякает: когда еще выпадет столь добрый и тихий вечерок?.. Да только тишина быстро кончается: влетает взволнованный Поль Синьяк. Он не похож на себя. Обычно тщательно одетый и причесанный, сейчас он в расстегнутом плаще и цилиндре набекрень.

«Вот! — Синьяк кидает на стол газету. — Почитай, что пишут эти отступники! Эдгар Дега называет пуантилизм мозаикой сумасшедшей обезьяны. А старик Писсарро? Он написал, что все наши искания — неразумная глупость. Что он рассмотрел в Лувре полотна старых мастеров и не нашел ни одного состоящего из точек. Будто он и раньше не знал, что пуантилизм — новейшее, только что изобретенное течение?!»

Сёра смотрел на бушевавшего Синьяка и думал: неужели в жизни нет никакой верности?.. Когда от Дега отвернулись все, а критика писала, что изображения его балерин — одни упитанные ляжки и грязные шиньоны, разве не пришел он к Сёра и Синьяку учиться пуантилизму? И тогда он считал этот метод живописи перспективным. А Писсарро? Его называли «импрессионистом-огородником, специалистом по капусте». Да он и сам понимал, что исписался. И в поисках новых идей пришел к пуантилизму. Что ж, как пришел, так и ушел. Но зачем же поливать грязью старых друзей?

Но оказалось, что самое страшное ждало впереди — на шестой выставке Общества независимых художников, открывшейся 20 марта 1890 года. Всего за месяц до этого, 16 февраля, Мадлен родила большущего розового мальчишку, которого назвали Пьер Жорж. Художнику уже стало казаться, что жизнь налаживается. Он выставил восемь своих новых полотен: портрет Мадлен, который назвал «Пудрящаяся женщина», два пейзажа, нарисованные в Гранд-Жатт, любимом местечке отдыха парижан, четыре марины из Пор-ан-Бессена и, конечно, «Канкан». И что тут началось!

Критики встретили картины Сёра в штыки. Пейзажи были названы «антиживописной мешаниной», а злосчастный «Канкан» — «детским изображением хореографических забав, просто уморительной мазней». Ко всему прочему, сам метод пуантилизма почему-то стали приписывать «мэтру Писсарро», а тот даже не возразил ни слова.

Сёра стоял возле портрета Мадлен, когда в зале появился разгоряченный от похвал Гоген. Окинув беглым взглядом висящие полотна, хмыкнул: «В каком окружении мои картины! Хотя кто знает, может, будущее за этими картонками!..» — и театрально ткнул в работы Сёра и папаши Руссо.

Жорж в ярости сжал кулаки, готовый наброситься на насмешника. Но папаша Руссо, лукаво улыбнувшись, одернул его за полу пиджака: «Пусть себе выступает. Он уверен, что гений и что лишь его полотна устремлены в будущее. Но ведь и ваш пуантилизм, и мои наивные картинки попадут туда же. Надо только работать…»

Жорж-Пьер Сёра. Цирк

И Сёра работал. Начал большое полотно «Цирк»: почти два метра на полтора, сорок персонажей. На переднем плане рыжий клоун в фантастической шапочке, на манеже юная наездница, стоящая одной ножкой на белой, несущейся на скаку лошади, у края манежа кувыркающийся акробат в желтом трико. Вокруг восторженные зрители, наверху веселые музыканты. Но главное — художник решил использовать только три цвета: желтый, красный и синий. Все остальные оттенки получатся из точек сопоставления изначальных цветов. Сёра всем докажет, что правильно подобранные точки могут выразить весь спектр.

Жорж сильно изменился. Молчаливый и застенчивый, он вдруг стал общительным и речистым. По вечерам он несся сломя голову в известный цирк Фернандо. Мадлен взволновалась: а ну как ее дражайший увлекся циркачкой? Труппа Фернандо вообще популярна в кругу художников. Ее артистов изображали Ренуар, Дега, Тулуз-Лотрек. Теперь вот и Сёра рисует какую-то рыжеволосую наездницу. Говорят, эта бойкая девица работала в драматическом театре, принимая ухаживания известного банкира. Тот даже купил ей домик под Парижем. Но в одночасье девица влюбилась в циркача, бросила банкира и домик и устроилась работать в цирк. Правда, пылкая любовь длилась недолго, и теперь наездница вновь ищет покровителя. А ну как она нацелилась на беззащитного Сёра?

Мадлен предприняла свои меры — забеременела во второй раз. Не оставит же чадолюбивый папаша двух детей! Впрочем, резкое изменение в поведении художника заметили и его друзья: Сёра вдруг начал приглашать их в гости, демонстрировать еще незаконченную картину, взволнованно рассуждать о живописи. По ночам он спал теперь всего по два-три часа. Завел календарь, стал отмечать там каждый прожитый день, объясняя всем: «Я должен успеть закончить картину к выставке!»

И куда он так торопился?..

Выставка независимых, неоимпрессионистов, как их все теперь называли, открылась 20 марта 1891 года. Сёра не успевал закончить свой «Цирк», к тому же вместе с Синьяком и Тулуз-Лотреком его выбрали в выставочный комитет, что отнимало немало времени.

«Выстави только свои пейзажи!» — советовал верный Синьяк. «Выстави „Цирк“ как есть — потом допишешь!» — гудел Тулуз-Лотрек.

Сёра послушался этого любителя циркового искусства. Какой же он был дурак! На выставку явился предводитель эстетов, утонченный живописец Пюви де Шаванн, мельком взглянул на «Цирк» и скривился в удивлении: «К чему выставлять недописанный эскиз?..»

И словно сигнал прозвучал: критики вновь обрушились на бедного Сёра. Этого Жорж уже не смог вынести. Сначала у него появились боли в голове и температура. Он еще шутил, что «простуда приходит всегда не вовремя». Но потом появилась лихорадка, и начался бред. Или это не было бредом? Сёра видел белую точку. Он знал, что белый цвет вмещает в себя весь спектр радуги, а точка раскрывается, продолжается в линию горизонта и разворачивается в бесконечное пространство. Каждая звезда — это вспыхнувшая точка. Из точки каждой звезды когда-нибудь разгорится пламя новой Вселенной. И создатель этой Вселенной — он, Жорж Сёра. А ведь он еще так молод — ему всего-то идет 32-й год…

Его не стало в пасхальное воскресенье 29 марта 1891 года. Врачи диагностировали дифтеритную инфлюэнцу. А через пару недель в Париже началась эпидемия этой страшной болезни. 14 апреля умер, заразившись, его крошечный сын. Заболела и Мадлен, но выздоровела, правда потеряв второго ребенка. Растоптанный горем однорукий нотариус Антуан Кризостом Сёра устроил роскошные похороны — сначала сыну, потом и внукам. Мадлен Кноблох он признал своей законной невесткой, поделив все имущество покойного сына пополам. Впрочем, делить было особенно нечего. От Жоржа Сёра остались 42 картины. Они пошли с молотка по цене от 27 до 50 франков. Однако расчетливая Мадлен не удовольствовалась такой ценой. Она начала судебную тяжбу, поссорилась с родителями Жоржа, облила грязью его друзей и, не добившись ничего, укатила из Парижа в Брюссель. Там ее следы и затерялись.

Но по прошествии времени цена на полотна Сёра дошла до 50 тысяч долларов, а во второй половине ХХ века и до двух миллионов. Художник по праву стал именоваться великим. Но еще большую жизнь обрела теория точки: теперь-то мы знаем, что из нее родилась вся наша Вселенная. Да и каждый раз, когда мы включаем компьютер, из такой точки разворачивается воистину бесконечная Всемирная паутина. И все ее краски возникают из принципа разделения цвета, который так старался познать Жорж Сёра.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.