Похищение «Цыганки» Хальса
Похищение «Цыганки» Хальса
Весна в Париже 1925 года поражала буйством красок. Утонченный и элегантный господин в чуть старомодном котелке с приличествующим моноклем на золотой цепочке, презрительно щурясь, шел по бульвару Монмартра. Он тщательно обходил пестрые скамейки, на которых восседала столь же пестрая публика. Да, Париж сильно изменился за десять лет, что он здесь не был! Недаром художник Морис Вламинк, с которым Виктор Люстиг познакомился в одном из морских круизов, предупреждал: «Теперь у нас такая смесь народов, что и самим не верится. Необычное странное зрелище, практически все расы земного шара». Действительно, кого только нет! Черные африканцы, длинноволосые арабы, русские, которых сразу можно отличить по окладистым бородам. Красные рубахи, невообразимые накидки, восточные тюрбаны — пестрота одежды просто режет глаз. Ничего не поделаешь, Париж пригрел многочисленных беженцев Первой мировой войны, революции в России и разных европейских волнений.
Правда, в центре города — там, где в респектабельном отеле «Крийон» остановился Виктор Люстиг, все по-прежнему традиционно и консервативно-прилично. Кажется, словно Париж вообще разделен на два совершенно разных города. Вот — чопорный центр, с кварталами финансистов, аристократов и почтенных буржуа, а вот, переехав через знаменитый «Холм», — ты уже на безумном Монмартре, живущем по собственным законам вечного развлечения и эпатажа.
Франс Хальс. Цыганка
Впрочем, Люстиг не сноб. Если дело требует, он готов прийти из «Крийона» на этот эпатажный Монмартр. Говорят, всего неделю назад молодые художики устроили прямо на бульваре дикую акцию: кричали, срывали с себя одежды, а потом подрались между собой. Что ж — молодость, глупые горячие головы!.. Нет уж — настоящие большие дела происходят в тиши…
Вот сейчас Виктор просто сядет за столик на террасе милейшего кафе, закажет стаканчик мюскаде и малую сырную тарелку и станет ждать. Никому и в голову не придет взглянуть, что он держит в небольшом продолговатом футляре, который он с элегантной небрежностью бросил на соседний стул. Впрочем, Монмартр привык к футлярам для картин — это же квартал художников. Холст, который принес Виктор, потянет разве что на сотню франков. Но в руках умелого продавца он может стоить тысячи. Надо только суметь продать!
Ну да ему не привыкать! Сколько он себя помнит, всегда что-то продавал. Обычно то, что ему даже и не принадлежало. Еще в 19 лет ухитрился продать. старинный богемский замок. Тогда он жил в своем родном городишке Хостине в забытой Богом Богемии и страстно мечтал оттуда вырваться. На это нужны были средства. И тогда он послал в венскую газету фотографию старого замка с окраины Хостина и приписал: «Продается с задатком в 1000 крон». Вот вам и решение проблемы!
Тогда шел 1909 год. ХХ век только начинался. И времена были золотыми, а люди такими наивными. И смышленый парнишка, нагло отправивший снимок в газеты, получил-таки от наивного «покупателя» свою тысячу. Вот с тех пор Виктор и понял: он может продать все, что угодно, кому угодно. Лишь бы наступило подходящее время.
Конечно, сейчас уже 1925 год. Первая мировая война и всяческие революционные безобразия поубавили доверчивости. Зато возросла жажда наживы. Теперь каждый только и думает о том, чтобы хапнуть на халяву или, в крайнем случае, заплатить грош, а получить миллион. На этой жадности Виктор и играет. И игра стоит свеч!
Он долго готовился к Большому делу. За свои 35 лет уже побывал по всей Европе и в Америке. Еще в школе, кроме родного чешского языка, выучил немецкий, французский, итальянский и английский. Так что теперь он — гражданин мира. В Европе он выигрывал в казино и на бирже, в Америке мошенничал с банковскими бумагами, в круизах по морям-океанам обманывал богатую публику в лотереях и разных играх. Но сегодня в Париже он сорвет огромный куш. Это будет блестящая афера.
Все началось два месяца назад. На пароходе из Нью-Йорка в Плимут Виктор познакомился с известной миллионершей Хелен Фрик. Дамочка в безумных ожерельях и мехах была дочкой покойного «стального короля» Генри Фрика. Этот американский промышленник был одержим коллекционированием картин и даже выстроил собственный музей на углу Пятой авеню и Восточной 70-й улицы. После смерти он оставил список картин, которые мечтал приобрести для своей коллекции, но не сумел. Хелен показала Люстигу список незабвенного папочки. Но эти полотна висели в известных музеях. Не купишь же картину из Лувра?..
Словом, Виктор почти забыл о дочке коллекционера. Но встретил ее снова при весьма забавных обстоятельствах. Обычно, когда американцы приезжали в Париж, следовало выполнить давний ритуал — сходить на поклон к культовой писательнице Гертруде Стайн. Та уже 20 лет обитала во французской столице и мнила себя великой писательницей и «девой европейского авангарда». На вкус Люстига, если уж эта мужеподобная «дева» и оказывалась великой, то никак не в писательстве, а в объемах, ибо была грузна и неподъемна, как глыба гранита. Однако Гертруда обладала огромным влиянием среди парижского света, а при профессии Люстига могло пригодиться любое знакомство. Конечно, он не считал себя американцем, но ведь он приехал из Нью-Йорка. Словом, Люстиг с вынужденным благоговением отправился на улицу Флюрес в дом номер 27, где за 20 лет перебывали и Аполлинер, и Матисс, и Пикассо, и Хемингуэй, а со стен смотрели полотна, подаренные Сезанном и Ренуаром.
Аудиенция прошла с помпой. Гертруда восседала на высоком готическом стуле, как античная правительница, утопая в складках тяжелой накидки то ли из вельвета, то ли из твида. Вокруг теснились приживалки с болонками и кошечками на руках. Гертруда царственно кивала на комплименты Виктора и в конце даже милостиво проговорила: «Заходите еще!»
Но, едва выйдя, Виктор наткнулся на страшный гвалт. «Почему она не может меня принять?!» — в бешенстве кричала вошедшая дама.
«Гертруда Стайн не принимает женщин, мадам! — визгливо оправдывалась одна из приживалок. — Женщин принимает ее компаньонка — Алиса Токлас».
«Но я пришла к Стайн, а не к этой девке!» — рявкнула пришедшая, и тут Виктор вдруг понял: бушующая дама — его недавняя знакомая Хелен Фрик.
«Мадам! — кинулся он к ней. — Могу ли я помочь?»
«Конечно! Уведите меня отсюда! — И, вцепившись в рукав Люстига, уязвленная Хелен вскочила на улицу, причитая: — Мой незабвенный папочка всегда заходил к Стайн. Понятно, она — известная писательница. Но видеться с ее ЭТОЙ?! Думаете, я не знаю, кто она такая? Да они с Гертрудой — любовницы! Видно, в этом Париже кругом — гнезда разврата!»
Люстиг галантно предложил даме руку: «Позвольте мне показать вам другой Париж, мадам: оперу, музеи, дворцы».
На третий день они оказались в Лувре. Хелен семенила от одного полотна к другому, сверяясь с отцовым списком. На месте «Цыганки» Франса Хальса висела табличка: «На реставрации». Хелен заахала: лучше бы на продаже, тогда ее можно было бы купить. И тут вдруг Люстиг подумал: конечно, Лувр не продает картин, но почему бы ему самому не продать Хелен эту «Цыганку»?
План созрел мгновенно. Сделав серьезное лицо, Люстиг по секрету поведал Хелен, что его друг служит в Лувре реставратором. «Цыганка» как раз у него. И Люстиг знает, как достать ее для мадам Фрик.
«Я закажу копию и возьму на нее сертификат. Заплачу другу-реставратору 50 тысяч франков, и он подменит полотна. Когда копию поместят под стекло и повесят на стену, никому и в голову не придет ни в чем усомниться. Ну а вы возьмете оригинал и вывезете домой с документами копии».
«Гениально! — Хелен прижала ручки к груди. — Если это сработает, я, конечно, оплачу все расходы и дам 50 тысяч лично вам!»
И вот теперь Виктор сидит в кафе, дожидаясь Хелен, которая должна привезти 100 тысяч франков. Для таких темных сделок Монмартр — самое милое место. Вот так — в тиши и без хлопот — делаются большие деньги.
Шелковое платье Хелен Фрик прошелестело рядом. Люстига обдало ароматом дорогих французских духов. Дама села, нервно прижимая к себе лаковую сумочку, словно боясь, что ее сейчас отнимут. Все ясно: там конверт с уже подписанным чеком. Именно так просил Виктор — не подписывать же чеки прилюдно.
«Удалось?» — нервно выдохнула Хелен.
«Конечно! — Виктор придвинул к ней футляр с картиной. — Знаменитая „Цыганка“ Хальса. Как договаривались: оригинал с сертификатом на копию. Везите спокойно. К тому же хорошо, что полотно небольшое, меньше мороки».
«Ах, Виктор! — Хелен открыла футляр, вытащила кончик полотна, чтобы увидеть „Цыганку“, и чуть не кинулась к Люстигу с восторженным воплем. — Папа был бы счастлив!»
Она тут же вынула конверт. Теперь Люстиг быстро взглянул на чек. Все было в норме.
«Меня ждет такси. А завтра я уплываю», — заговорщически проговорила Хелен и, вскочив, как девочка, получившая дорогую игрушку, прижала к груди футляр.
Она ушла к бульварам, а Виктор, бросив деньги на столик, вышел на другую сторону к перекрестку Вавен. Там через два дома помещался банк. Люстиг еще вчера заказал там деньги и через полчаса обналичил чек.
Вот это афера! Нет — искусство, блестящий трюк и никакого мошенничества. Люстигу даже вменить нечего. Никакого друга-реставратора у него нет. И никого ни о какой подмене он не просил. Всего-то за 100 франков выкупил у дипломированного луврского копииста отличную копию «Цыганки», выполненную на старом холсте. Ее-то и получила Хелен Фрик. Все по закону, и придраться не к чему. Американка просила копию — она ее и получила. Даже если она и заявит в полицию, то дела не завести. Как обычно. В разных странах Люстига уже десятки раз забирали в тюрьму, но ни разу не посадили — инкриминировать нечего.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.