Смерть «я»

У большинства людей в жизни происходят события, которые становятся ее краеугольными камнями: старшая школа, выпускной, колледж, свадьба, и тому подобное. Мои сократились до экранной версии. «Крик» был моей версией колледжа. И если «Крик» встал на место колледжа, то «Королевы убийства» откатили меня к старшей школе. Единственный выпускной вечер, на каком я когда-либо была.

На самом деле, моя героиня, Кортни Элис Шейн, не просто идет на выпускной в красивом платье, она становится королевой бала. Все идет прекрасно, пока некто не включает через школьные динамики запись признания Кортни в убийстве, и тогда все до единого отворачиваются от нее, швыряя в нее бутоньерки и проклиная.

Таков был мой выпускной. Мне нравилась моя героиня. Она была безнравственна, но я считаю, что социопаты не осознают, что они социопаты. Поэтому она просто думала: «Что такого произошло?»

Я видела классический фильм, в котором Джин Тирни играла социопатку. Фильм назывался «Бог ей судья». В нем она сталкивает ребенка в инвалидной коляске со скалы. Когда муж задает ей вопрос: «Тимми, почему ты так поступила?», она отвечает: «Но дорогой, нам нужно проводить больше времени вместе». Мне всегда казалось, что это до странности уморительно, и я создала Кортни Элис Шейн на основе нее, персонажа, который стал моим реверансом в сторону классического Голливуда. С Дарреном Стейном, великим писателем и режиссером «Королев убийств», я превратила Кортни Шейн в культового персонажа. Другие девочки также прекрасно поработали.

В 1997 году я приступила к съемкам в еще одном фильме, «Фантомы», студии Мирамакс, снявшей «Крик». Во время съемок меня отправили на кинофестиваль Сандэенс. В этот раз я приехала править балом. На фестивале в тот год просматривали четыре моих фильма: один короткометражный и еще три.

Один из фильмов назывался «Попутчики». Действие происходило в 1950-х годах, прекрасный небольшой фильм, с великолепным художником-постановщиком, великолепным художником по костюмам и великолепным режиссером. Джереми Дэвис, один из исполнителей главных ролей, с которым я была знакома до съемок, также принимал участие. С ним я снималась в сцене с обнаженной грудью: по сценарию я пытаюсь его завести, а у него никак не вставал. Я снималась с обнаженной грудью в «Поколении Doom», и я думала, что в этот раз мне будет проще, потому что я знала актера, но оказалось гораздо сложнее. Сложнее оторваться от тела, как я делала в «Поколении Doom», и я почувствовала это. Я плакала во время съемок сцены.

На премьере «Попутчиков» на фестивале я заняла свое место в кинотеатре, мое сердце и нервы прыгали, так как я скоро должна была увидеть себя на экране, к чему так и не могла привыкнуть. Мой менеджер, Джил, сидевшая рядом со мной, шептала мне на ухо, что глава студии Мирамакс сидела позади меня в кинотеатре. Мирамакс, владелец «Диснея», была невероятно влиятельной компанией, которой принадлежала студия, снявшая «Крик» и работающая над фильмом, в котором я снималась в главных ролях с Беном Аффлеком, «Фантомы». Огни погасли. Я видела имя главы студии в благодарностях «Крика», но не знала его в лицо. Я не хотела оборачиваться, чтобы не выдать себя поэтому я смотрела перед собой. Я погрузилась в просмотр фильма. Сцена с обнаженной грудью началась, и мне хотелось, чтобы земля разверзлась и поглотила меня. Начнем с того, что съемка сцены далась с трудом, я сидела и вспоминала, как плакала после. Я вжалась в кресло. Я заметила, как мой менеджер повернулась к главе студии и кивнула. Когда я проигрываю те события в голове, меня всегда бросает в холод от того кивка. Я думала, что бы он мог значить двадцать лет. Теперь я знаю.

Теперь мы все знаем имя Монстра, но я решила не называть его имя. Мне не нравится его имя, хоть я и знаю его, и может быть, ты знаешь, я отказываюсь использовать это имя в моей книге.

Когда фильм закончился, глава студии ушел; он, должно быть, ушел рано. Джил кипела от воодушевления, рассказывая мне, что глава студии пригласил меня на деловую встречу на следующий день – 10:00, встреча в лучшем отеле в Парк-Сити, Стейн Эриксен. Встречу назначили в ресторане. Позже я думала, как получилось договориться о встрече во время фильма. Джил сказала, что глава студии открывает звезд, и передо мной лежал шанс произвести впечатление. Я сказала ей, что, поскольку уже снималась в двух его фильмах, ручаюсь, я произвела нужное впечатление, и спросила, зачем мне присутствовать на встрече, если меня уже наняли. Но она настояла на встрече, и я пошла. Я сказала «да», и встречу внесли в мой и так перегруженный график на следующий день. Джил сказала, что тот человек обладал невероятной «властью» в Голливуде; я чувствовала это по ее взволнованному голосу в момент разговора о нем. Я была настолько новенькой в высших эшелонах киноиндустрии, что я не знала об этом человеке и характере его власти. Я не знала то, что многие так хорошо знали, что он был хищник, и я шла к ловушке – ловушке, которая дала начало двадцатилетнему сговору.

На следующий день я рано встала, готовая к встрече, перед целым днем общения с прессой по остальным трем фильмам на фестивале. Меня потрясала просто мысль о списке дел, но я думала, что с поддержкой Джил мы справимся.

Я много думала о том дне, когда в мою жизнь ворвалось зло. В тот день меня сопровождала камера MTV. «День из жизни Роуз Макгоуэн» – тема передачи. Съемочная группа MTV должна была ждать меня снаружи отеля до моего возвращения со встречи. Я пнула саму себя сквозь годы, потому что, перед тем как пойти на ту судьбоносную встречу, я повернулась к камере с широченной искренней улыбкой и сказала: «Я думаю, моя жизнь наконец становится легче».

Я думала, раз у меня появилась небольшая финансовая стабильность и обстановка вокруг меня наладилась, то жизнь стала проще. Я устала выживать, я устала от страха, я устала от боли, я устала быть раненой. Я хотела парить. Я хотела летать. Я хотела быть свободной. Вместо этого я получила тюремный срок.

Я помахала камере на прощание, вошла в отель и отправилась в ресторан. Я чирикнула «Доброе утро!» угрюмому администратору ресторана. Он сказал мне, что глава студии разговаривает по телефону, работает в офисе в своем номере, и мне нужно подняться туда и подождать. Я улыбнулась и поблагодарила его, но он отвернулся без улыбки. Помню, подумала, Что ж, он не очень-то дружелюбный.

Я нашла нужный номер и постучала. Два мальчика-ассистента открыли дверь. Я снова чирикнула «Доброе утро!». Они промолчали и опустили глаза. Я подумала, О Боже. Они тоже не очень-то дружелюбные. Они тихо вышли за моей спиной, оставив меня перед комнатой.

У большинства людей ассоциация с «номером отеля» – это кровать, шкаф и небольшая ванная. Номер Монстра занимал весь этаж. Возможно, около трех тысяч квадратных метров, размеров со средний или большой дом, точно не комнатка, которую рисует разум.

Я вошла в самую большую комнату, которую когда-либо видела, в ней был мой босс, Глава студии собственной персоной. Он сидел на краю огромного дивана и громко говорил по телефону. Он жестом предложил мне сесть и продолжил говорить еще минут пять. У меня было время рассмотреть его. Он мгновенно вызвал омерзение.

Глава студии не отличался ни малейшей привлекательностью; скажем, будет величайшим преуменьшением века сказать, что он бы никогда не выиграл конкурс красоты. Ну, может, конкурс красоты в аду. Он бы получил титул самого чудовищного. Он был огромным человеком, вверх и вширь, с маслянистой кожей, угреватым лицом, мясистым носом-картошкой и к тому же губошлеп. Его правый глаз прикрывался больше, чем левый, что придавало его лицу асимметрию. Он напоминал мне растаявший ананас.

Он мог бы стать бугименом ваших самых страшных ночных кошмаров.

Он стал моим.

Я сидела на дальнем углу дивана, пока он громко разговаривал по телефону. Я смотрела в потолок, чтобы не видеть его лица. Наконец он договорил, и мы перешли к встрече. Я решила, что проявлю себя со своей лучшей стороны – пущу в ход интеллект и остроумие, чтобы доказать, что я не соответствую стереотипам об актрисах. Будучи новичком, я уже негодовала, когда на меня навешивали распространенные среди актрис ярлыки. Я была уверена, что нам предстоит работать много лет, и мы были здесь, чтобы спланировать мою грандиозную карьеру. Так мой менеджер охарактеризовала нашу встречу. Такими были мои искренние, восторженные ожидания. Я имею в виду, если ты уже делаешь отличную карьеру в компании, разве ты не будешь считать себя ценной сотрудницей с большим будущим? Оглядываясь на прошлое, я готова обнять себя и пожалеть за наивность. Я действительно считала, что пришла на деловую встречу и что этот урод интересовался моими мыслями. Я так ошибалась.

Позже я узнала, что других актрис предупреждали, что произойдет на встрече с главой студии. Позже я о многом узнала. Это было неведомо мне, новичку в сфере, это страшное чудовище вело список охоты на молодых женщин. Оказывается, уже в 1997 году в области кинематографии это был секрет Полишинеля. Грустно, что кажется, все деловые люди Голливуда знали, что, если вас вызывают на деловую встречу, она пройдет не так, как ты ждешь.

Но я не была в курсе разговоров и секретов, сплетен и предупреждающих знаков. Как ребенок улицы я знала, что нужно остерегаться троллей. Я не предполагала, что главный тролль ждет меня в Голливуде. Что нарядные люди опаснее тех, что на улице. Люди в костюмах за 3500 долларов могут стать большим злом, чем уличный охотник за твоей задницей. Знаешь почему? Потому что эти негодяи распространяют свою гниль по миру.

Глава студии спросил, какие проекты меня интересуют. Какой банальный вопрос, подумала я. Я сказала, что меня привлекают значимые проекты. Он казался умным, грубоватым, резким на поворотах, не очень воспитанным. Свиньей, честно говоря. Меня поразили его размер и уродливость. Я компенсировала это разговором о моих любимых классических фильмах. Как бы, между прочим, он сказал, что у него в комнате есть джакузи. Ндаааа, маловато логики. Я решила, что упоминание джакузи было хвастовством, чтобы показать богатство, мне показалось это нелепым. Я не знала, что ответить, и продолжила рассказ. Примерно в 10:30 мы закончили встречу, и он сказал, что проводит меня. Я подумала, Что ж, все прошло хорошо. У меня состоялась первая встреча с «шишкой». Я скорее хотела поделиться с моим менеджером, Джилл. Я посчитала, что она будет гордиться мной.

Я вышла из гостиной и пошла по коридору. Монстр шел позади меня и еще больше подавлял своими размерами. Мой рост пять футов и четыре дюйма. Казалось, он был шесть футов и четыре дюйма в длину и шесть футов, четыре дюйма в ширину. Он весил раза в три больше меня, если не тяжелее.

Мыслями я уже была в следующем задании, интервью на выходе. Камера MTV ждала меня, чтобы снять, как я выхожу из здания. В коридоре мы прошли дверь. Внезапно он остановился и сказал: «Вот комната с джакузи». Я не знала, что делать, поэтому я вежливо заглянула и похвалила ее. Я не имела ни малейшего понятия, зачем останавливаться и смотреть на джакузи, ведь все знают, что это такое. Я выдавила вежливоеу вас прекрасное джакузи. Очень горячее и влажное.

Я почувствовала, как рука на моей спине толкает меня глубже в крошечную, темную, очень жаркую комнату. На этой стадии все происходит так быстро, и, увы, так медленно. Я смущена, что я в этой комнате. Я не могу дышать. Он стоит передо мной, занимая все место в комнате с деревянными панелями на стенах. Все происходит быстро. С меня срывают одежду. Я вжимаюсь в стену, бежать некуда. Я застываю, как статуя. Я не знаю, что происходит; с меня снимают свитер, руки стягивают мои штаны. Он нагибается и снимает с меня туфли. Я обнажена. Все происходит на протяжении тридцати секунд, по ощущениям. Мозг пытается сообразить. В голове орут маленькие сирены. Он раздевается. Что за чертовщина? Меня поднимают и сажают на край джакузи. Я голая, по колено в горячей воде. Я сворачиваюсь в клубок. Я делаю то, что происходило со многими, пережившими насилие, я абстрагируюсь и ухожу из тела. Он забирается в воду с громким всплеском. Он прижимает меня к стене. Мои колени сжаты. Он кладет на них руки и раздвигает мои ноги. Я открыта монстру. Буквально более голая, чем когда-либо. Сирены вопят в голове. Проснись, Роуз, проснись, Роуз. Но я застыла, как статуя, если у статуи раздвигают ноги.

Все, кто сталкивался с сексуальным насилием, скажут тебе: травма странным образом меняет твое восприятие времени, твою память. Некоторые детали вспоминаются с жуткой точностью – форма плиток, желтый свет, странная одутловатость носа относительно всего лица – и затем провалы во времени, где не было ничего, ничего, ничего. Каждая секунда растягивается до адской бесконечности, но все происходит быстро, как вспышка. Жизнь меняется навсегда. Моя жизнь изменилась безвозвратно.

Оторванная от тела, я парила под потолком, смотря, как я сижу на краю ванны, у стены, придерживаемая Монстром, чье лицо находится у меня между ног, пойманная в ловушку чудовищем. В этой крошечной комнате с огромным мужчиной мой ум глух. Просыпайся, Роуз; беги отсюда.

Я пытаюсь понять, что за херня происходит. Как меня привели в такое положение и зажали у стены? Как с меня сняли одежду? Я не знаю, что делать. Все продолжается и продолжается. Моя кожа готова слезть. Его отвратительный язык ВНУТРИ меня. О Боже. Слезы катятся по лицу. Вода плещется, потому что он трогает себя под водой. Одна рука держит меня, другая его причиндалы. Его язык снова впивается в меня.

Просыпайся, Роуз. Мой мозг выкарабкивается. Инстинкт выживания срабатывает, и я пытаюсь понять, как, черт возьми, смотаться и остановить все это. Он причмокивает и причавкивает по мне своими омерзительными губами. Его жирный язык проник в самые потаенные уголки моего тела. О Боже, хватит. Я не знаю, как выбраться из этой ситуации, поэтому я вспоминаю сцену имитации оргазма из фильма Когда Гарри встретил Салли. Я так и поступила. Я сымитировала оргазм. Я стонала громко, громче, и громче, и громче, слезы падали, смешиваясь с паром в комнате. Он громко застонал; сквозь слезы я увидела, как поверх пузырей показалось его семя.

Имитация оргазма сработала. Он кажется довольным и опускает меня вниз; мои ноги дрожат, как желе. Он приказывает мне одеться. Я хватаю полотенце и быстро вытираюсь, как можно лучше. Я дрожу всем телом.

Я пытаюсь найти одежду. Я в полном шоке и двигаюсь механически. Я все еще парю наверху, и я пытаюсь одеться и понять, что только что произошло. Похоже на гонку, в которой ты все время отстаешь. Моя жизнь перенаправлена. Меня украли.

Потом, когда я снова и снова проигрывала происшедшее, я вспоминала мужчин, которые попадались мне на пути к судьбоносной встрече. Угрюмый администратор ресторана, ассистенты, не смотревшие на меня: они поступили со мной так же, как и он. И я ненавижу их за это.

Я вывалилась из отеля в состоянии шока. Съемочная группа MTV была на месте, камера работала. Первым делом перед моим лицом возник микрофон и прозвучал вопрос, как все прошло. Съемка где-то лежит. Я надеюсь, что никогда ее не увижу. Меня сразу увозят на фотосъемку с напарницей по «Фантомам». Я дрожу, глаза наполняются слезами; я говорю, откуда только что вернулась, моя коллега говорит: «Черт возьми. Я говорила ему прекратить это».

Я помню немного из того дня, кроме того, что взяла билет и улетела домой. Я хотела вернуться домой и встретиться с подругой Ингрид, которая пережила изнасилование. Я знала, что могу поговорить с ней. Она была моей лучшей подругой.

Монстр узнал, что я уехала, и продолжал названивать мне. Он оставлял сообщения, говоря мне, что я его новая особенная подруга. Он называл имена крупных актрис, которые работали с ним и получили «Оскар», и говорил, что они тоже его особенные подруги.

Меня вырвало при звуке его голоса. Я не собиралась отвечать на его звонки.

Я чувствовала себя такой грязной. Меня осквернили, и я была подавлена. Я продолжала думать о том, как он сидел за моей спиной в кинотеатре до происшествия. Что делало его – не моей ответственностью, точно, но – как будто я приложила руку к соблазнению. От чего мне становилось еще хуже, и я чувствовала себя еще грязнее. Я знаю, что также себя чувствуют другие жертвы. Мы снова и снова проигрываем события, виня себя. Если бы только, если бы, если бы.

Я думала о том, как я повернулась к оператору MTV и сказала, что моя жизнь становится легче. Я думала, могла ли я навлечь на себя проклятие, заколдовать себя в тот момент, хотя логически я понимала, что не была виновата.

Преступление случилось на всех уровнях: он был мой работодатель, я его подчиненная; он был чрезвычайно властен и могуч в моей сфере, и я была едва наскребающим на жизнь новичком. Он был огромным людоедом, а я девочкой. Сейчас я плачу и пишу это.

«Я сказала ему, чтобы он прекратил». Эта реплика преследовала меня. Как хреново, что все качали головами и смотрели в сторону. Но это была только вершила всей лжи.

Некоторое время после происшествия я все время плакала. Мне позвонила менеджер. Звонок был херовый, она посоветовала мне относиться к происходящему как к тому, что поможет моей карьере в будущем. Меня вырвало. Я чувствовала себя, как в павильоне смеха, но в зеркалах отражались мои страхи. И желанием моего менеджера было замять все, что меня просто выносило. Как она не могла знать? И если знала, как она могла, та, которой я доверяла жизнь, так подвести меня? Я была в ужасе. Я попала в параллельный, херовый мир.

Я позвонила в свое агентство. Трубку поднял один из лучших игроков, властительный человек в городе в те времена. Я рассказала ему о случившемся. И он сказал: «Черт возьми, у меня в руках смертельное для него разоблачение в LA Times; он передо мной в долгу, за то что я спас его».

О Боже. Этот человек мог бы остановить Монстра, но вместо этого отмазал его. Здорово, да? Я просто девочка. Мозг погрузился в тишину. Кто эти ужасные люди?

Я хотела выдвинуть обвинения. Кто-то соединил меня с бесцеремонной адвокатессой, которая заявила: «Ты актриса. Ты снималась в сценах секса. Ты никогда не выиграешь. С тобой покончено». Я похолодела. Я была одна. Я была совсем одна.

Я знала, что, если я выступлю перед публикой с рассказом о случившемся, Монстр не пострадает, а я – я никогда больше не буду работать. Если я потеряю работу, я не смогу позаботиться о себе, и снова передо мной маячил страх оказаться бездомной. Отсутствие работы перенесет меня назад на улицу, а отсутствие дома станет смертным приговором. Я знала, что, если бы умерла, меня бы запомнили как разоблачительницу насильника, а не за мои достижения. Я не хотела видеть его имя рядом со своим в некрологе.

Я много думала о смерти в то время. Моей. Его. И все в моем мире казалось грязным.

Мне позвонил глава моей адвокатской конторы. Мне пришлось снова все пересказывать, чувствуя вторжение в себя из-за необходимости открывать свежую рану какому-то профессиональному уроду, которого я не знала. Большой адвокат настаивал: «Я хочу, чтобы ты публично выступила против главы студии. Это будет великое дело». Но оно таким не было. При моем сломленном духе я знала, что стану пешкой в мощной борьбе двух мощных мужчин. Спасибо за ничего.

Пребывая в травмированном состоянии, я понимала, что даже этот сильный мужчина не мог мне помочь. Возможно, если бы существовал стимул, перспектива финансовой или политической победы, они могли бы рассмотреть вопрос о нарушении «кодекса чести», который защищает таких ублюдков. Но, наверное, нет. И как оказалось, никто не стал. В течение двадцати лет.

Потому что это нормально. Это бизнес. И это просто, какая-то, девушка.

Так что я знала, что лучше ничего не говорить. Я не собиралась становиться пешкой этих людей. Даже в моем замутненном состоянии я отказывалась быть пешкой. Я не понимала, что уже ей стала.

Мне было так противно. Я так много работала всю свою жизнь, пытаясь выживать. Меня уже щупали, хватали, кричали на меня, принижали, фетишизировали, но я попала на совершенно другой уровень вторжения.

Усугубляя травму, мне пришлось вернуться к работе и закончить «Фантомы», так как я наполовину закончила съемки, поехав на судьбоносный Сандэнс. Я сыграла шестнадцатилетнюю в фильме, но теперь я чувствовала, как будто мне было около ста лет. Мне было так отвратителен Голливуд, но у меня был контракт, и я должна был закончить. Я слышала его свинячье имя каждый день, снова и снова.

Так что же я могла сделать, молодая бессильная женщина? Я хотела поставить его в известность, что я не перенесла то, что он сделал. У меня все еще почти не было денег. Я сказала своему адвокату: «Мне понадобятся деньги на интенсивную терапию. И мне нужны деньги, чтобы пожертвовать в кризисный центр изнасилования». Мой адвокат достал мне сотню тысяч долларов. В любом случае, эти деньги были грязными. Я в значительной степени раздала их. Они не принесли мне утешения. Но это был единственный способ предупредить свинью, что мне не понравилось то, что он сделал.

По городу поползли слухи. Шептались там и сям. Чудовище вносило меня в черный список. Я слышала, он звонил каждой студии и каждому независимому продюсеру в городе и говорил: «Не нанимайте ее. От нее проблемы».

Так много людей слышали о том, что произошло. Новости распространялись, как лесной пожар по Голливуду. Один помощник говорит другому, один продюсер рассказывает другому продюсеру, и дальше, и дальше. Казалось, что каждый мерзавец в Голливуде знал о моем самом уязвимом мгновении вторжения. И я была наказана за это. Я переживала нападение снова, и снова, и снова.

Люди думают, что ты можешь забыть о нападении. Проблема с травмой, изнасилованием и сексуальным воздействием в том, что оно замораживается в твоем мозгу, как будто оно случилось вчера. От него очень, очень трудно избавиться, потому что бо?льшая часть тебя, тебя цельной, убита. Я пришла к определенному миру с этим, но моя жизнь всегда будет безвозвратно связана с этим монстром из-за того, что он украл часть меня. Потому что его желание доминировать вытеснило мое право на физическую неприкосновенность, мое право быть цельной. Сексуальное воздействие лишает нас способности быть теми, кем мы были, и крадет тех, кем мы должны были стать. Теперь мы жертвы, отобранные на роли, которые мы не хотели играть. Девочки растут, и их пугают изнасилованием, потому что ему разрешено произойти. Девушкам рассказывают на уроке здравоохранения, как и мне, что лучше всего подчиняться и быть податливой, таким образом, ты можешь выжить. Да, мое тело может быть живым, но та, кем я являлась, мертва. Теперь я живое тело, несущее мертвый дух. И этому разрешено оставаться безнаказанными. Все просто хотят это занять, чтобы они могли почувствовать себя лучше. А как же мы? Как нам почувствовать себя лучше? Кто позаботится о нас? Не смейте учить девочек быть податливыми; учите мальчиков не насиловать. Для меня насилие не может быть определено законом, который написал мужчина. Откуда мужчина знает, что такое насилие? Насилие для меня – это любое вторжение в тело. Если ты вторгаешься в мое тело языком, пальцами, членом, любым предметом без моего согласия, то происходит насилие, мне не нужен закон, чтобы рассказать о том, что я и так знаю как истину.

Я хотела вернуться в то время, когда я была цельной личностью. Я хотела снова стать сильным плохишом, но я была разбита на миллион кусочков. Я не могла перестать плакать. Я не могла остановить крики в кошмарном сне. Я не могла остановить Голливуд. Я хотела убежать. Тело продолжало вспоминать.

Премьера

После двух часов превращения в пластиковую кукольную версию себя меня везут в очень холодной машине с кондиционером на красную дорожку. Когда я приближаюсь, я слышу, как люди на тротуаре кричат. Мой уровень стресса выше крыши. Мои руки дрожат, мои ноги дрожат. Я знаю, что собираюсь участвовать в какой-то бойне, открыв себя травле мирового уровня. Так это переводится. В нем не так много «О, давайте отпразднуем открытие проекта, над которым я работала», а больше о том, как попасться свирепым онлайн троллям за смелость существовать.

Я знаю, что любые фотографии, снятые со мной сегодня, будут на глупых «желтых» сайтах и в журналах. Они будут говорить гадости обо мне во всех новостных выпусках. Я знаю, что это произойдет, но все равно я здесь. Готовлюсь позировать. Я чувствую, что меня подташнивает. Я ненавижу это.

Я выхожу из машины и улыбаюсь, смешное выражение на моем лице, которое выглядит странно на фотографиях; иногда я даже смеюсь в полной истерике. Я должна ждать сигнала от моего агента, чтобы знать, когда моя очередь идти сквозь строй, по красной дорожке. Знаменитости, кого фотографируют, шатаются, так чтобы не попадаться под камеры одновременно. Я дрожу сильнее из-за крика и шума, и я чувствую, как мое колено дергается и подпрыгивает под моим неудобным платьем. Теперь моя очередь. Маленькими шажками – мои глупые высокие каблуки уже убивают мои ноги, мои поддельные ресницы тяжелеют каждый раз, когда я моргаю, и с объемными волосами, которые раздуваются, Бог знает куда – я пробираюсь к первому фотографу. Обычно работает от десяти до ста фотографов, в основном мужчины, кричат, бушуют, кричат ваше имя так громко, как они могут, чтобы привлечь внимание, мое тело поглощает их крики как агрессию. Шажок, шажок, шажок, три шага вниз, стоп, рука на бедре, улыбка, вспышка, повтор. Фотографы кричат: «Через плечо, через плечо!», потому что, таким образом, они могут получить мою задницу и мое лицо в кадре. Я делаю, что меня просят, и поворачиваюсь. Вот, теперь у тебя и моя задница тоже; Я сделала свою «работу». Эта часть моей работы подразумевает быть куском мяса, чтобы меня потребляли, и терзали, и судили. Веселое время.

Сейчас я успешно добралась до конца линии фотографов, и я перехожу к телевидению типа, Развлечения сегодня вечером или Экстра, шоу, что прославляют банальность. Их камеры панорамно демонстрируют мое тело, вверх и вниз. Они просят меня развернуться, и снова, как хорошая девушка с промытыми мозгами, я обязана. Я делаю медленный поворот, чувствую себя нелепо, не зная, что я могла сказать нет.

Голливуд думает, что это нормально – они начали это – но это не нормально, они просто распространили больное представление о красоте на весь мир. И я часть этой болезни.

На большом экране я вижу свое имя, мое лицо движется, и все, на чем я могу сосредоточиться, это на своих зубах. Мой маленький нос выглядит гигантским. Я не знала, что у меня была одна морщинка. Я не знала, что мой голос звучит почти, как у моей сестры. Черт, вот и сцена топлесс. Я чувствую, как странный стыд накатывает на меня, не из-за собственной наготы, а из-за того, как меня оценивают эти мужчины.