Комитет победы возглавили звезды

Бомбардировка японцами Перл Харбора стала знаковым событием. Через три дня Гитлер объявил войну Штатам.

Марлен Дитрих и кинорежиссер Фриц Ланг.

«Если ты возвращаешься в девять вечера вместо семи, и он еще не позвонил в полицию, — значит, любовь уже кончилась».

Марлен Дитрих

В тот же день в Лос-Анджелесе собрался Голливудский комитет победы. На улицах не расклеивали плакаты «Наше дело правое. Победа будет за нами!». Но комитет победы уже был и действовал. Его возглавила звезда номер один — Кларк Гейбл, человек, после «Унесенных ветром» ставший в глазах зрителей настолько надежным, что ему можно было доверить самое трудное дело.

Марлен пришла на первое же заседание комитета победы 22 декабря 1942 года и начала действовать: открыла продажу облигаций военного займа. Вот тут бы пригодились наши плакаты «Все для фронта. Все для победы». Марлен не писала заявления о вступлении добровольцем в ряды армии, но чувствовала себя мобилизованной. Не надо удивляться и кричать о патриотизме, — просто она была нормальным человеком. Вместе с Джуди Гарленд выступала по радио, призывая сограждан прийти на помощь своим сыновьям и приобретать облигации. Агитируя за них, поехала по стране, считая, что важнее дела нет. И в каждом городе, на каждой встрече со зрителями не ограничивалась горячей речью и прочувствованным призывом, а по-американски не допускала разрыва между словом и делом: не уходила со сцены, пока не получала конкретных результатов — денег или чеков на приобретение казначейских билетов займа.

Она занималась торговлей на митингах, на улицах, где ее появление могло собрать толпу, в ночных клубах и барах — и всюду предлагала один товар: облигации военного займа. Рассказывали, что она не раз с подвыпившими завсегдатаями сидела рядом, а то и у них на коленях, не уходя, пока ей не сообщат, что выписанные навеселе чеки приняты банком к оплате. Об этом усердии звезды доложили президенту Франклину Рузвельту, и тот вызвал ее в Белый дом.

«Когда я вошла туда, — рассказала Марлен, — стрелки показывали два часа ночи. Президент встал — да, конечно, он встал, — когда я вошла в его кабинет. Он опустился в свое кресло, взглянул на меня ясными голубыми глазами и сказал:

— Я слышал, что вам приходится делать, чтобы продать облигации. Мы благодарны вам за это. Но такой метод продажи граничит с проституцией. Отныне вы больше не появитесь в ночных заведениях. Я не разрешаю вам. Это приказ!

— Да, господин президент, — только и могла я вымолвить. Мне так хотелось спать, что я могла тут же в кабинете, на полу, если бы это было возможно, лечь и заснуть…»

А губернатор Калифорнии вручил Марлен почетный приз за пропаганду и распространение военного займа.

Впрочем, Марлен собирала деньги не только на него. Голливудский комитет победы, что заседал, как мы говорили, в первый же день войны, родился значительно раньше — с приходом к власти фашистов. Только тогда он был комитетом помощи пострадавшим от этой власти. Кстати, инициаторами такой деятельности были бежавшие в Америку из Германии режиссеры с мировым именем — Эрнст Любич и Билли Уайлдер. Вот тогда Марлен и начала собирать доллары для денежного фонда, с помощью которого можно было бы вызволять людей из концентрационных лагерей и переправлять их в Штаты. Да и такая благородная деятельность нуждалась в оплате, и зачастую не малой. Всякие люди на свете бывают. Кто может судить их?

Марлен установила контакт с швейцарскими связистами, которые, получив от нее деньги, находили лагерных охранников — тоже дело не простое, которые за некую сумму освобождали из заключения писателей, режиссеров, артистов. Конспиративными путями их переправляли из Германии через швейцарскую границу, а затем — в Америку.

Марлен вспоминала об одном таком связном, с которым она имела дело. Его звали Энгель, в переводе с немецкого — Ангел. Он сумел многих вызволить из лагерных застенков, а когда переходить швейцарскую границу стало совсем уж трудно, организовал на немецкой приграничной земле тайный пункт, где вчерашние заключенные переодевались в монахов и монахинь. Служителям культа путь через границу был всегда открыт. В Швейцарии монахам и монахиням давали опомниться, кормили, переодевали в цивильную одежду и, когда они приходили в себя, отправляли в Лос-Анджелес.

— Я не была знакома с господином Энгелем, — рассказывала Марлен, — но уверена, он был замечательным человеком. Он подвергал себя бесчисленным опасностям. Когда живешь мирной жизнью, это трудно понять. А в Америке мы считали своим долгом найти работу всем, спасшимся от фашизма, обучить их английскому, создать условия для их новой жизни…

Марлен и в это внесла свою очень необычную лепту. В ночные клубы гостей она не водила, но раздобыла у букинистов несколько французских поваренных книг и, приглашая беженцев из Парижа к себе, потчевала их блюдами французской кухни. А затем, чтобы не обидеть прибывших немцев, попросила свою свекровь из Австрии прислать ей сборник с рецептами немецкой кухни.

«Должна признаться, что кулинарные занятия доставляли мне радость, — писала она в своей книге. — Они заполняли многие пустые часы в райской Калифорнии. Случалось, что я снималась за год только в одном фильме, и я постигла искусство приготовления многих блюд, даже научилась печь. В Голливуде скоро разнесся слух обо мне как о прекрасной кулинарке. Поверьте, я была более горда этой славой, чем той “легендой”, что студия усердно раздувала обо мне».