Ольга Романовна

21 февраля я стал отцом. У нас родилась Оля. Марина хотела назвать ее Зоя. Я был против. Я сразу сказал: «Будет Оля, всё». Не могу объяснить почему. Есть вещи необъяснимые. Ты их говоришь или делаешь, не зная, почему так надо, но ты уверен, что должно быть только так. Просто Оля.

Какие могут быть ощущения? Всё! Круто! Произошли хорошие изменения, мы были готовы. Мы хотели ребенка. Нет, был какой-то страх, понятно. Что теперь будет? Но так, чтобы сильные переживания — их не было. Мы ждали, готовились. Как у всех это бывает. Нам помогали, мы справились. В первый раз тяжело, оно же тебе непонятно. Ты ведь ни разу не видел, не делал этого никогда. А все новое всегда пугает. Поэтому и нас пугали некоторые вещи, но потом мы поняли, что в принципе ничего страшного в этом нет.

Внутри, конечно, были такие переживания: вместо того чтобы мне быть дома с любимой, я тут на гастролях. Но это же нормально, это работа моя. Так должно быть, и с этим ничего нельзя поделать. Нет, если совсем все было бы плохо и Марине была бы нужна помощь моя, я, конечно, отменил бы все концерты. Но такой необходимости не было. Я разгребал график, старался находиться больше дома. На время родов я все концерты отменил: мы распланировали таким образом, чтобы я не пропустил самую ответственную дату.

Страшно не было… Захватывающе. С легким волнением. Вот, это новое что-то. Не просто мы живем вместе. У нас будут дети. Мы будем их вместе воспитывать. Это навсегда. А как оно будет? Какая она будет? Только на следующий день после родов я приехал в больницу и увидел дочь и маму. Марина мне написала: все нормально, родилась девочка, приезжай за нами тогда-то.

Я узнал и сразу же всем своим написал: «Ребята, я стал папой, вечером встречаемся в „Амбаре“ на Земляном, будем отмечать». Мы собрались, я всех угощал. Я ходил по залу и всем кричал: «Я — папа! Я — отец! Я — батя! У меня родилась дочка, и я назвал ее Ольгой. Ольга Романовна. Княжна моя!» Подливали и чокались. Я всех обнимал, целовал и был счастливым и пьяным.

Я забрал Марину с Олей домой. Ну, ребенок и ребенок. Для меня нет такого понятия «красивая» для новорожденного. Она же новорожденная — что-то маленькое, опухшее. Вынули ее из конверта — да, твое. А красивая, некрасивая — я не понимаю. У меня не было никаких трясущихся рук. Спокойно. Уверенно. Ты это видишь в первый раз, поэтому необычно. Тихо, смиренно радуешься. Я вообще в этом не разбираюсь: похожа — не похожа. Потом уже, когда ребенок чуть-чуть подрос, про него уже начали говорить: «Ой, смотрите, уши папины, рот мамин, глаза бабушкины, губы и подбородок дедушкины». Я сам не обращаю на это внимания: если мне говорят, то замечаю. А так специально проводить анализ — у меня мозг почему-то под такое не заточен.

С моим отцом мы редко общаемся, по мере необходимости. Мы с ним очень похожи, как внешне, так и внутренне. Нам не надо созваниваться раз в неделю, потому что мы отец и сын. Я его просто люблю. Он меня тоже. Мы это знаем, и это не надо озвучивать. Это и так нам двоим понятно. У меня отец вообще мало говорит, и я мало тоже. Мы вместе молчим.

Я могу приехать к нему на рыбалку.

— Привет, как добрался?

— Хорошо.

— Ну что, когда поедем?

— Давай вечерком.

Едем в машине, молчим. Приехали. Ловим.

— О, клюет! Хорошая рыба! Что, поехали обратно?

— Поехали.

— Что будем есть?

— Да что-нибудь придумаем.

Вернулись домой. Поужинали.

— Спокойной ночи?

— Спокойной ночи.

Выключаем свет.

Утро.

— Ну, что, батя, я поехал?

— Да, поезжай.

Вот так мы и общаемся. Хотя я не уверен, что у него от меня есть какие-то секреты.

— Пап, где ты с мамой познакомился?

— В Донецке. Когда приехал на шахту в Горловку работать.

Вот и поговорили. Со стороны может показаться, что это прохладные отношения. Но это неправда. Мы просто так общаемся. Нас обоих это устраивает, без претензий и обид. Нет у нас недоговорок, которые бывают между отцами и детьми.

Я уверен, он вообще не задумывался, зачем я в свое время отправился в Москву. Уехал и уехал, молодец. Значит, надо было — какие могут быть вопросы? Есть отцы, которые пилят, но это не мой случай. Он, конечно, рад тому, что я стал тем, кем стал. Следит за мной. Собирает информацию. Марина что-то выкладывает на Фейсбуке, он это собирает, делает коллажи из фотографий. Раньше, когда были плакатики, кассеты, папа их собирал. У него собрался большой архив. Все, что где-либо появляется, он собирает. Следит, где мы, что мы. И молчит…

Я думаю, для него не очень важна сама музыка. Я ни разу не слышал, чтобы он напевал что-то из «Зверей». Мама слушает. А отец ни разу не сказал, какая песня хорошая, какая не очень. Он просто радуется по-отцовски в целом, что у сына так все хорошо сложилось.

Папа живет в Астраханской области, там, где Волга впадает в Каспий. Он недавно построил новый дом: старый совсем кривой был. Я ему начертил проект, ну так, схематично, объяснил, что, где и как должно быть, где перегородки, где ванная, кухня, комнаты. Говорю: «Подойдет тебе такая планировка?» — «Да пойдет, отлично! Мужикам отдам, бригаде строителей». В материалы я не лез, я же не знаю про них сейчас ничего. Имею представление, что из чего делается, что нужно, чтобы стены обшить, допустим, или кровлю сделать. Что в строительном магазине конкретной местности есть, из того дом и будешь строить.

Когда дом отца был готов, мне нужно было съездить, посмотреть, что и как. Я взял с собой Олю. А она же у меня рыбак! У нее сходства волнами проявляются — то в маму, то в папу. Оля любит собирать грибы (в них она уже разбирается) и ловить рыбу. Такую большую рыбу она до этого еще никогда не ловила. Окуня, щуку — это тебе не плотва какая-то по двести граммов. Она и судаков по четыре килограмма вылавливала — такую штуковину не вытащить одной, мы ей с папой помогали.

Еще до отъезда, в Питере, я научил ее держать спиннинг, показал, как она будет вытягивать разные породы рыб. Мы рыбачили до этого на Тенерифе. Но там совершенно другая рыбалка: ты на катере идешь и ловишь какого-нибудь небольшого тунца. Оле такая не нравится — укачивает да и скучно. Потому что ловишь не ты, а лодка. Никто ей не даст удочку в руки, чтобы она покрутила. Она очень тогда огорчилась, сказала, что это не рыбалка. Или мы там ловили прямо с пирса маленькую рыбешку. Купили лесочку, маленькое грузило, крючочки и на хлеб ловили. Забрасываем, видим, как подплывает стая этих рыбок. Достаем, смотрим, отпускаем. Оле больше нравится, когда она сама достает рыбку. Поэтому я и взял ее на Волгу — там спиннинги, удочки, донки!

За эту поездку в три дня она, конечно, круто там отожгла — с утра до вечера на рыбалке, вся грязная, вся в костре! Мамы нет рядом — угар! Коровы пасутся, в огороде ходи, вырывай что хочешь — свеклу, клубнику, укроп метровый. Воля! Она же никогда не видела такого. И конечно, рыбалка! На блесну, конечно, мы ходили на окуня и щуку, а это хищные рыбы, червяки разве что на леща какого-нибудь годятся. Я забрасывал спиннинг в нужное место, а она выкручивала. Бах! Есть поклевка, Оля, крути! АААА! Да, сейчас!.. Приезжаем домой, дедушка жарит пойманную Олей рыбу, все едят. А что, жалко? Мы же вытаскиваем ее не для развлечения. Если для развлечения, то выпускаем обратно в воду. Лишнего не берем. В азарт Оля может войти, тогда пропадет пара рыбешек. Кошкам отдаем, собакам. Их много в тех местах, чем-то надо кормить.

Стараюсь показать ей, как в жизни бывает. У нее будет свой собственный путь, и я приму любой. Мне вообще начихать, какой там будет у ребенка путь. Моя цель — научить. Мне интересно этим заниматься, наблюдать за развитием этого процесса. Дети же не для того, чтобы «надо их вырастить, а потом все как бы… Уф! Справились!»

Я дам ей свободу, насколько смогу, все зависит от ситуации — какая ситуация, такая и свобода. Выбор точно дам. А выбор и есть свобода. Мы уже сейчас даем ей выбор принимать решения, лишь объясняя, как бывает в жизни. Что такое зависть, предательство, ревность, подлость, невоспитанность. Она сталкивается с этими явлениями и не понимает, почему люди себя так ведут. Она нам описывает ситуацию, а мы раскладываем по полочкам, объясняем, как это называется среди людей. Так, допустим, подловато делать, а вот это здоровый юмор.

Оля не так давно стала понимать, кто я. Когда ей в школе стали говорить: «Твой папа — Рома Зверь». Мама говорит дочке, вот у тебя папа артист, музыкант, поет песни. Откуда ребенок знает, что это такое? Если бы ей сказали, у тебя папа — токарь шестого разряда, на заводе работает, это было бы то же самое. Вот когда уже побывала на концертах, тогда Оля начала понимать, что папа артист. Концерты ее впечатлили. У нее есть любимые песни «Зверей». Ей нравятся «страшные», где очень много шумов, пугающих звуков. Хоррор типа «Фабрики грез» или «Молний». А для «Пингвинов» она написала свой вариант текста, что-то про кроликов… Розовые кролики больше не вернутся. Розовые кролики больше не смеются. «Районы-кварталы» она не слушает…

Она у меня не принцесса, а свой парень, дружбан, молодец. У нее тоже все очень четко: дружба — это дружба. Каждое такое понятие для нее очень важно.