Владимир Зисман Ракурсы

Если ты оркестровый музыкант...

В принципе, естественных и психологически устойчивых вариантов немного. А точнее говоря, их два.

В первом случае ты сидишь на сцене под светом софитов в отраженных лучах славы дирижера. Ты красив, импозантен, на тебя с восхищением смотрит зал, ты исполняешь великое и прекрасное произведение, относящееся к лучшим страницам мирового симфонического искусства.

В свою очередь, в полусумраке концертного зала во время пауз разглядываешь ты и различаешь в полусумраке концертного зала лица слушателей, сидящих в первых рядах партера, — одухотворенные глаза меломанки или тихо дремлющего джентльмена, которого сморило во время Adagio. Разглядываешь амфитеатр и балкон, где зрители уже сливаются в туманно-смазанную картинку, как на полотнах импрессионистов.

Во втором случае ты сидишь в полумраке оркестровой ямы. В трюме. Ватерлиния проходит в метре над твоей головой. Искусство происходит там. Именно там проходит линия, соединяющая взгляд зрителя с тушкой Ленского после дуэли или пачками четырех маленьких лебедей. А ты внизу. Ты кочегар, чернорабочий великого оперного и балетного искусства. Тапер.

Но бывают удивительные и редкие моменты, когда все действо происходит на сцене. И тогда ты видишь балерину, не вывернув, как обычно, по-совиному голову на сто восемьдесят градусов, и не певицу со стороны декольте, а в свежем, неожиданном для тебя ракурсе, открывая в самом буквальном смысле новые горизонты в мире прекрасного.

Ты вдруг начинаешь видеть искусство с другой стороны...