Альбомные зарисовки

После возвращения из Орта де Сан Хуан Пикассо продолжает работать с еще большим упорством. Казалось, что в этот период он ни на минуту не выпускает из рук карандаша и пребывает в возбужденном состоянии все дни напролет. Его карандаш с поразительной точностью воспроизводит то, что впитывают его жадные глаза. Альбом не может вместить бесчисленного многообразия зарисовок уличных сценок, извозчиков, танцевальных залов, кабаре. Он полон набросков пейзажей, крыш домов, обнаженных тел и огромного количества портретов и карикатур на друзей, большинство из которых представляли собой бородатых представителей богемы. В нем можно увидеть также много портретов членов семьи. На одном — его сестра, расчесывающая волосы перед зеркалом; на другом — она же позирует ему сидя. Оба портрета выполнены с большой теплотой. На третьем — портрет отца во весь рост, с бородкой, элегантно одетого и импозантного. На четвертом он изобразил себя, разглядывающим лицо в зеркале. С ранних лет он смотрел на себя, как на отражение в плоском стекле. Он хотел знать, каким его видели другие, и изучал свою внешность во всех ракурсах. Он знал себя и мог воспроизвести то, что знал. Порой ему нравилось выставляться в смешном виде. Изображение самого себя в карикатурной форме помогало ему пережить раны, нанесенные его самолюбию. Помимо зарисовок, выхваченных из жизни, в работах Пикассо встречаются отдельные композиции, выполненные в классическом стиле с натуры, очевидно, подсказанные ему отцом или коллегами отца. Но желание перенести эти объекты на крупные полотна прошло. Случавшиеся иногда порывы приняться за разработку некоторых тем, как, например, «Последний ужин», не пошли дальше предварительных набросков. Однако темой, которая постоянно привлекала его внимание, была коррида. Вечно манящая опасностью игра людей и животных, поразительными цветами и контрастами солнечного света и теней, наэлектризованностью толпы, огромной ареной, превращавшейся на мгновение в микрокосмос, — коррида воплощала в себе поведшие, страсти и страхи людей в этой жизни. Тяга Пикассо к этому уникальному испанскому явлению была неодолима. «Люди думают, — признавался он как-то друзьям, — что я создавал сцены корриды после их посещения. Ничего подобного. Я рисовал эти картины задень до корриды и продавал их в день ее проведения, чтобы купить билет на представление».

Некоторые зарисовки тех лет не лишены ученического подхода, который обнаруживает себя в сентиментальности сцен. Правда, такие композиции, как преклонившая колени у постели больного девушка, приобретают благодаря его карандашу напряженность и суровость атмосферы. В Музее Пикассо можно увидеть зарисовки умирающих в больнице людей, что свидетельствует о глубокой наблюдательности молодого художника. Бедность, болезни и страх являлись его спутниками в начальный период, и по мере их углубления он мог придать им реальность на картинах, посвященных нищим и полуголодным матерям и их детям, во время «голубого» периода в его творчестве. Знакомство с зарисовками и картинами первых лет его пребывания в Барселоне обнаруживает его возросшую осведомленность о манере письма других художников. Привлекавшие его стили прошлого и настоящего были или незнакомы, или осуждаемы в академических кругах. Еще в Мадриде большое впечатление на него произвел Эль Греко. Проявляемый к нему интерес Русинола и Утрилло еще более усилили любовь Пикассо к этому мастеру. В сделанных углем зарисовках, таких, как «Старик с больной девушкой», совершенно очевидно заимствование им у Эль Греко характерного для старого мастера удлинения конечностей и других частей тела.

Мигель Утрилло был историком и критиком, придерживавшимся прогрессивных взглядов. В свое время он много путешествовал по Италии. У себя в Испании он открыл каталонского примитивиста Угеута. Увлечение Пикассо готикой, многоцветной скульптурой и итальянскими фресками, которых в Каталонии сохранилось большое количество, относится именно к пику восхищения ими Утрилло.

Примерно в тот же период Пикассо обращает внимание на идеи представителей другого направления. Талантливый и плодовитый Касас, работавший в манере Стейнлена и Тулуз-Лотрека, благожелательно относился к Пикассо и показал ему работы выдающихся французских мастеров конца прошлого века задолго до того, как молодой художник увидел их в Париже. Пикассо впервые познакомился с полотнами многих менее значительных художников Франции, Англии и Германии в журналах «Жил Блас», «Студио», а позднее в «Ассието бер», «Ле рир», «Симплиссимус».