Константин Сокольский

Расссказывает Константин Тарасович Кудрявцев-Сокольский:

Дорогие друзья! 7 декабря 1979 года мой юбилей. 75 лет.

Как-то даже не верится. За спиной 62 года трудовой жизни, из них более 50 лет отданы искусству.

Столько прожито, столько пережито, и как будто все это было вчера. Вся жизнь проходит перед глазами, как в кинокадрах.

Наверное, мало кому пришлось так пестро прожить свою жизнь, как это выпало на мою долю. Были радости, огорчения, но во всех жизненных ситуациях, я жил легко. Светлыми глазами смотрел на жизнь. Считал, что в жизни мне везет, что жизнь мне улыбается,

Наверное, это обо мне написал Сергей Есенин:

«Словно я весенней гулкой ранью

Проскакал на розовом коне…»

Именно на розовом. Все мне казалось в розовом цвете.

И тогда, когда изнуренный тяжелой работой на погрузках бревен, дров, копая котлованы и грузя пароходы, ночью от усталости не мог повернуться на другой бок, и впоследствии, когда стал артистом, гастролируя по Европе, я радовался жизни. И это светлое ее ощущение никогда не покидало меня. Не покинуло и сейчас, в канун моего юбилея.

На указательном пальце левой руки у меня шрам. В 13 лет я выгрузил вагон дров. На мои первые заработанные деньги отец купил колбасу. Разрезая ее ножом, я глубоко порезал палец. На всю жизнь остался шрам – свидетель начала моей трудовой жизни.

Родился я в 1904 году в С-Петербурге. Отец приехал туда из деревни работать, там женился, там и я родился.

Но все мои юношеские годы прошли в малоземельном крестьянском хозяйстве отца, в Латвии, в Лудзенском районе. Своего хлеба хватало только до Нового года, и как старший сын я должен был, что бы помочь семье, выезжать на побочные заработки.

Кем только и где только я не работал: на лесопилках, кочегаром, грузчиком. Но всегда пел. Пел, когда забивали сваи, строя новый мост, когда тащили бревна; пел, когда после трудового дня вся артель располагалась на отдых.

Чаще всего пел одну песенку с припевом: «Тири-лиль-бом-бом.» Так меня и прозвали. И товарищи – рабочие артели, и подрядчик, и хозяин не звали меня по имени или фамилии, а просто «Тири-лиль-бом-бом.»

После прохождения военной службы в 1925-26 годах я остался в Риге. Поступил грузчиком на склад фанерной фабрики.

Так как до этого не имел возможности получить среднее образование, поступил в вечернюю рабочую школу.

В школе принимал участие в ученических концертах, играло пьесах и особенно имел успех в исполнении русских народных песен. Как-то в шутку решил попробовать себя на профессиональной сцене, и однажды, набравшись смелости, предложил себя для выступления в программе кинодивертисмента на окраине Риги. Директор принял. Я взял напрокат костюм Пьеро и с полумаской на лице, чтобы придать своему выступлению некоторую таинственность, а главное, чтоб скрыть растерянность на своем лице, спел романсы: „За милых женщин» и «Три пажа».

Дебют прошел удачно. Еще бы! Ведь весь зрительный зал был набит рабочими фанерной фабрики, пришедшими меня послушать. В общем, свои здорово поддержали, но, вероятно, я понравился и директору. Он предложил продолжать выступления.

Это произошло 9 сентября 1928 года.

Вот здесь и родилась моя фамилия СОКОЛЬСКИЙ. В то время было принято артистам выступать под псевдонимом. Это сделал и я. А почему именно Сокольский, я и сам не знаю. Просто понравилась такая фамилия.

Во второй программе пел песни сибирских каторжан. Опять успех, и с этого пошло. Стал выступать в кинодивертисментах Риги. Пел русские, испанские, кавказские песни, песенки Пьеро, цыганские романсы под гитару. Все исполнял в соответствующих костюмах, сначала брал их напрокат, а потом обзавелся своими.

Пришел к выводу, что таким сырым голосом долго не пропоешь. Надо учиться. По конкурсу был принят в первый Рижский музыкальный институт на вокальное отделение.

Вечерами выступая и учась, днем продолжал работать грузчиком. Не мог решить, где хлеб более верный: на сцене или на фабрике.

Все это требовало большого напряжения сил, так как за учебу нужно было платить, а главное – нужно было помогать семье, жившей в деревне. Но я не падал духом. Как всегда меня выручал оптимизм.

Познакомился и как-то сразу подружился с композитором Оскаром Давидовичем Строком. Он был в то время очень модным. Его популярные танго звучали везде. Я его очень уважал как музыканта и композитора, а он, вероятно, почувствовал во мне исполнителя, способного его прекрасные произведения донести до зрительного зала.

Почти все его новые произведения я первым исполнял перед публикой. Наше творческое содружество и дружба продолжались до конца его дней.

Получил предложение от дирекции театра миниатюр «Бонзо» А. Вернера. Предложение принял с радостью. Только в начале 1931 года оставил работу грузчика и всецело посвятил себя искусству.

Работа в этом театре очень способствовала моему становлению как артиста. Это для меня была большая школа, так как артисты основной труппы должны были петь, танцевать, играть скетчи, конферировать программу.

В 1931 году в Ригу на гастроли приехала знаменитая русская певица Надежда Васильевна Плевицкая. Аккомпанировал ей Оскар Строк. Через него я познакомился с этой уникальной певицей, присутствовал на всех ее концертах, жадно впитывая идеальную способность артистки углубляться в исполняемую песню, очаровывать зрительный зал своим прекрасным исполнением.

Из увлекательных бесед с этой обаятельной певицей я извлек много для себя полезного. Она неоднократно слушала мои выступления, дала много ценных советов. Это укрепило веру в себя.

Летом 1931 года с труппой театра «Бонзо» выехал на гастроли в Чехословакию, Румынию. Мною заинтересовались концертные импресарио. Начали предлагать выступления с сольными концертами. В 1933 году вышел из труппы театра и начал самостоятельную концертную деятельность.

Все же пришел к выводу, что без более проникновенного углубления в исполняемую песню, выступление не полноценно.

Повезло. На гастроли в Румынию приехала труппа артистки МХАТа Елены Александровны Полевицкой. С большой радостью принял предложение и поступил в ее театр. Пребывание в творческой атмосфере этого коллектива, неповторимая игра Е. А. Полевицкой оставили в моем развитии большой след. Многое я познал.

Впоследствии, когда пел в оперетте, это мне очень пригодилось. С успехом спел Данилу в „Веселой вдове», Бони в «Сильве», Ферфакса в „Гейше», а возвратясь в Ригу, на сцене Русского драматического театра спел Пиппо в „Маскотте» и главную партию цыгана Дмитрия в музыкальном обозрении „Век нынешний и век минувший». Работа с режиссером-постановщиком Юрием Ильичом Юровским была очень интересной и плодотворной. В его режиссуре я принял участие почти во всех музыкальных обозрениях, шедших на сцене театра.

Рижская фирма грамзаписи „Бонофон» предложила мне напеть несколько пластинок. В это время в Риге с громадным успехом прошел фильм „Веселые ребята». Замечательное танго „Сердце» покорило рижан. „Сердце» среди других песен я напел на пластинку. С этого началась моя карьера певца грамзаписи. Впоследствии, когда я пел на фирме „Беллаккорд Электро» Исаак Дунаевский из Москвы прислал свое новое танго на слова Н. Агнивцева „Дымок от папиросы», которое я также напел на пластинку. А в 1940 году я встретился с И. Дунаевским, приехавшим в Ригу. Он похвалил мое исполнение песен „Сердце» и „Дымок от папиросы».

Пел в программах Рижского радио. Гастролировал.

В 1936 году в Бухаресте улыбнулось счастье познакомиться и провести несколько вечеров с Ф.И. Шаляпиным. С душевным трепетом слушал его выступления, присматривался к великому артисту и еще раз убедился, что голос – это только средство, чтоб передать содержание образа, песни, романса.

В том же 1936 году при посредстве своего импресарио С. Бискера в Бухаресте дал несколько совместных концертов с оригинальным певцом-трансформатором Виктором Яковлевичем Хенкиным.

Осенью того же 1936 года во время выступлений в Югославии познакомился с Юрием Спиридоновичем Морфесси, „Баяном русской песни», как его называл Федор Иванович Шаляпин.

Хотя Морфесси был на 22 года старше меня, мы с ним подружились. Я очень любил его, этого непревзойденного исполнителя русских песен и романсов, за его неповторимую способность своим мастерством увлекать аудиторию, а главное за то, что он не терпел, если, как ему казалось, русскую песню слушают не с подобающим вниманием. Дружба с Морфесси очень обогатила меня, заставила пересмотреть отношение к исполнению своего репертуара.

В мае 1940 года вернулся в Ригу. С установлением Советской власти в Латвии был одним из организаторов Союза артистов эстрады и цирка, солистом концертной бригады Рижского Дома Красной Армии.

В дни фашистской оккупации, как и многим другим артистам, уехать не удалось. Первое время работал в деревне, а впоследствии – в Рижском театре „Фраскита». Много пришлось пережить. В 1944 году был пойман немецкой жандармерией, посажен в лагерь для отправки в Германию. Проявил смекалку, удалось

вырваться. Вместе с несколькими семьями жил в лесу в землянках до прихода советских войск.

После освобождения Риги – член военно-шефской бригады при Рижском театре русской драмы, артист Латвийской Филармонии, солист малого симфонического оркестра Рижского окружного Дома Красной Армии.

Решением Главного управления музыкальных учреждений Комитета по делам искусств при Совете Министров СССР мне была присвоена первая категория как солисту-вокалисту и первая категория как артисту разговорного жанра.

В 1945 году от Политуправления Прибалтийского военного округа как художественный руководитель возглавил сборную бригаду артистов Латвийских театров, театра Оперы и балета, Филармонии, выступавших в Москве перед воинами – участниками Парада Победы. С этой же бригадой давал концерты в Сталинграде, Ростове-на-Дону, Сочи и других городах.

В конце 1946 года мне предложили должность художественного руководителя Латвийского Дома культуры строителей. Долго думал, стоит ли уходить от активной артистической деятельности, но все же решил попробовать себя на новом поприще.

Ансамбль песни и пляски К.С. Сокольского

Новая работа увлекла. Среди многих Почетных грамот республиканских учреждений, Награжден за организацию культурно-массовой работы Почетной грамотой ВЦСПС.

Но все же опять вернулся на сцену. С 1951 года работал в Латвийской, Белорусской, Ленинградской областной, Новгородской Филармониях. Выступал в Казахстане, Узбекистане, Туркменистане.

Из-за сложившихся семейных обстоятельств в 1957 году оставил сцену и принял должность художественного руководителя Латвийского Дома культуры строителей, откуда по решению Латвийского республиканского Совета Профсоюзов был переведен на ту же должность во Дворец культуры завода „ВЭФ», где проработал 4 года.

В 1965 году меня пригласили на должность художественного руководителя Русского ансамбля песни и танца „АВРОРА», которым с некоторым перерывом руковожу до сего времени, Это мое детище и работа с этим коллективом приносит мне большую радость и удовлетворение. В некоторых программах выступаю сам как исполнитель.

Есть у меня еще один коллектив в г. Юрмале женский вокальный ансамбль. С ним также долгие годы работаю с большим вдохновением.

Увлекает общественная работа. До последнего времени был председателем культурно-массовой комиссии и заместителем председателя идеологической комиссии микрорайона, в котором я проживаю. Более 15 лет являюсь председателем совета дома.

А в общем еще полон сил и энергии, в чем немалая заслуга моего верного друга – моей жены. Люблю свои коллективы, люблю всех и все. Люблю жизнь и радуюсь жизни.

Константин Тарасович Сокольский

Расссказывает Константин Тарасович Кудрявцев-Сокольский: «Родился я в Санкт-Петербурге 7 декабря 1904 года. Отец, Тарас Акимович, приехал в этот город из Латвии на заработки. Здесь он женился и родились у них пять сыновей. Правда, один прожил не долго (утонул в Озерках).

Главным воспитателем у нас была мама. Папа никогда к нам руки не прикладывал. Бывало, только посмотрит – и душа ушла в пятки. Вся наша квартира для нас была разделена на участки, которые мы ежедневно утром должны были обтереть мокрой тряпкой, независимо от возраста. По четвергам мы садились за стол и каждый штопал свои чулки, и стирать их также каждый должен был сам. Возможно, что мама их перештопывала и перестирывала, но обязанности были. Один раз в два месяца ходили мы в кинематограф. Вернее, ездили па извозчике – папа специально заказывал извозчика. Этот день всегда мы ждали с нетерпением. Посмотреть па комика Глупышкииа, который, вертясь па трапеции, терял свои штаны, или веселую комедию с участием Макса Линдера, или другие фильмы.

Но однажды случилось то, что оставило во мне след па всю жизнь. Было мне тогда года четыре-пять. Я первый выбежал па улицу, взобрался па извозчика, расселся па сидении чин-чинарем. Выходит папа, держа под руку маму, за ними идет Лепя. Увидев меня сидящим па извозчике, папа посмотрел своим строгим взглядом, поманил пальцем. Я в недоумении встал. «Костя останется дома!» Я был ошарашен. Как – дома? Не поехать в кинематограф? Не может быть! Почему? Но ослушаться нельзя, ведь так папа сказал. Быстро сошел с извозчика, а они сели и уехали. Стоя па панели, долго не мог попять, чем я мог вызвать пев отца, по потом догадался. Мама еще пе села, а я сижу развалившись. Вернулся в квартиру, жду.

Они пришли веселые, рассказывают содержание – и пи слова обо мне. Только папа как-то особенно посмотрел на меня с чуть заметной улыбкой, наверное, был рад, что я сам догадался, почему меня оставили дома. Этот случай врезался в мою память. Мать не села, а я сел. Женщина не села, а я сел. Взрослые стоят, а я сел. И сейчас, до сего времени, когда я вижу мать или бабушку, усаживающих в транспорте свое чадо, – а сами стоят, я вспоминаю: мать не села, а я сел.

Другой случай, который с тяжелой грустью остался в моей памяти, также произошел в Санкт-Петербурге.

Во дворе нашего дома жил замечательный человек, «любимец всей детворы» дядя Вася. Он очень любил детей и в свободное время развлекал нас, как мог. Был он высокого роста, с большими усами, с красивой металлической каской на голове, а на ремне большая шашка. Наш дядя Вася служил в полиции.

Однажды я прибегаю домой и рассказываю родителям, что на улице творится что-то необычное. Всюду толпы народа, с плакатами, со знаменами, бьют стекла магазинов…

Жили мы тогда на бойком месте, на первом этаже, и отец решил, что нам нужно переехать жить к дяде, к маминому брату. Мы быстро собрались и через черный ход вышли на площадь. На площади, где всегда следил за порядком наш дядя Вася, мы вдруг увидели человека, висящего на фонаре. Когда я посмотрел вниз и увидел каску, то сразу понял, что это наш любимый дядя Вася. Мы плакали и долго оглядывались назад. Теперь, когда говорят о революции, передо мною всегда дядя Вася…

Потом мы некоторое время жили в Москве, а оттуда отец привез нас к себе на родину, в Лудзенский район, где прошла моя юность и начались трудовые годы. Кем только и где только ни приходилось работать: на лесопилках, кочегаром, грузчиком… Но всегда я пел, пел забивая сваи, строя новый мост, таская бревна, пел и когда артель располагалась на отдых.

После прохождения военной службы в 1925-26 годах, я приехал в Ригу. Устроился на фанерную фабрику грузчиком и поступил в вечернюю школу. Там участвовал в ученических концертах: играл в пьесах, пел русские народные песни. Как-то решил попробовать себя на профессиональной сцене. Набравшись смелости, предложил себя для выступления в программе кинодивертисмента, в маленьком кинотеатре на окраине Риги. К моему удивлению, директор меня принял. Взяв напрокат костюм Пьеро, в полумаске (чтобы придать своему выступлению некоторую таинственность, а главное, чтобы скрыть растерянность на своем лице), я спел романсы «За милых женщин» и «Три пажа». Дебют прошел удачно – директору тоже понравился, он мне предложил продолжать выступления. Было это 9 сентября 1928 года.

После песен Вертинского я, уже в кавказском костюме исполняю, кавказские песни. А одев красные сапожки, шаровары да шелковую распашонку, я выходил с гитарой и пел цыганские романсы.

Вскоре уже выступаю в кинотеатре Риги. Пою русское, испанское, кавказское, песни каторжан, все исполняется в соответствующих костюмах.

Все шло хорошо, но таким «сырым» голосом долго не пропоешь. Надо учиться. По конкурсу был принят в Первый рижский музыкальный институт на вокальное отделение. Началась учеба, при этом я продолжал выступать, работая грузчиком. Все это требовало большого напряжения сил (ведь за учебу нужно было платить, а главное – нужно было помогать и родителям, жившим в деревне).

В это время довелось мне познакомиться с популярным композитором Оскаром Строком. Я стал первым исполнителем почти всех его произведений.

В 1931 году в Ригу на гастроли приехала знаменитая русская певица Надежда Плевицкая. Аккомпанировал ей Оскар Строк. Через него я познакомился с этой уникальной певицей. Присутствовал на всех ее концертах, жадно впитывая идеальную способность артистки углубляться в исполняемую песню, очаровывая зрительный зал своим прекрасным исполнением. Из увлекательных бесед с этой обаятельной певицей мне довелось получить немало полезных советов.

Константин Тарасович Сокольский, 1932 г.

Однажды!.. Надежда Васильевна пришла послушать мое выступление и я исполнил песню из ее репертуара «Ухарь-купец». После концерта она подошла ко мне и говорит: «А ведь купец-то увел девку!» Меня сразу как обухом – а ведь и правда, а я-то, дурачок, так лихо пропел… Оказывается, не все зависит от голоса, нужно до тонкости знать содержание исполняемой вещи, чтобы правильно представить публике – эту драму или рассказ…»

Как-то в театре миниатюр «Бонзо» заболел артист. Надвигался срыв программы. Кто-то предложил директору попробовать пригласить Сокольского, так как сам слышал, как тот хорошо исполняет арии из оперетт.

Успех Константина Тарасовича на театральной сцене был так велик, что после спектакля директор предлагает Сокольскому работать в труппе.

«В 1931 году от директора театра «Бонзо» Александра Вернера получаю предложение работать в его труппе. Предложение принимаю с удовольствием. Прекращаю работу грузчиком и всецело посвящаю себя искусству. Работа в этом театре была большой школой – каждый артист должен петь, танцевать, играть скетчи, конферировать программу. Летом с труппой театра «Бонзо» выезжаю на гастроли в Чехословакию и Румынию.»

В Кишиневе, выступая в театре «Колизей», труппа сразу завоевала большой успех. Всюду большие афиши:

В театре «Колизей»

Выступления Вернера, Сокольского и Дагмары Дагаровой.

В течение трех дней Сокольским исполняются «Песни каторги». Они буквально завоевали Кишиневскую публику. Билеты все распроданы. Всюду говорят об артистах из Риги. Это признание большого успеха.

Другая афиша гласит:

Па сцене «Колизей» звучали шутки, сверкалось и искрилось веселое настроение. Принцип артистов – это здоровый смех, и этот смех артисты оперетты и кабаре сумели создать. Это сказалось во всем: в песне, в танцах, в скетчах и в той легкости, с которой они в течении короткого срока захватили публику.

В другой афише:

В театре «Колизей».

Новая выдающаяся программа при участии Веры Дагаровой и Константина Сокольского.

Я помню день.

Купальщица. Умирающие анекдоты.

Цыганский табор.

Модные шлягера и песенки.

Сколько у меня детей?

Кошка на крыше.

Русские мелодии исполняет К. Сокольский.

Константин Тарасович Сокольский.

Одна из реклам, что выставлялась на витринах в Кишиневе и Бухаресте.

«Театр «Бопзо» – это театр экспромта, где постоянно выступали всего шесть актеров: комик, певица, драматическая актриса, танцевальный дуэт и я, как конферансье и исполнитель романсов. Для участия в представлениях приглашались и местные артисты. Концерты всегда превращались в комические импровизации на любую тему, заданную зрителями. Например, – мы все выходим на сцену и рассаживаемся на стульях, а Вернер громко и весело спрашивает публику: «Ну, что будем показывать?» Из зрительного зала кричат: «Суд! Суд!» – «Суд так суд. А кого будем судить?» – «Приказчика.» – «Приказчика так приказчика…» – и так далее. Представление получалось настолько ярким и забавным, что не только публика покатывалась от смеха, но и актеры едва сдерживали себя. Вернер был мастером своего дела! Работа с ним помогала становиться настоящим артистом.»

В Румынии Константином Тарасовичем заинтересовался один из популярных импресарио Европы, Соломон Яковлевич Бискер (антрепренер Ф.И. Шаляпина), и Сокольский начинает самостоятельную концертную деятельность. В Бухаресте он выступает с оригинальным певцом Виктором Хенкиным. Здесь же ему посчастливилось познакомиться с Федором Ивановичем Шаляпиным. Затем концерты в Белграде, Загребе, Берлине и снова в Бухаресте. Когда же в Румынию приезжает труппа артистки МХАТа Елены Александровны Полевицкой, Константин Тарасович с большой радостью принимает ее предложение и поступает в ее театр. Пребывание в творческой атмосфере этого коллектива, неповторимая игра Е.А. Полевицкой… Сокольский с успехом поет Данилу в «Веселой вдове», Бони в «Сильве», Фирфакса в «Гейше», а возвратясь в Ригу, на сцене Русского драматического театра он поет Пиппо в «Маскотте» и главную партию (цыгана Дмитрия) в музыкальном обозрении «Век нынешний и век минувший». Работа с режиссером-постановщиком Юрием Ильичем Юровским была и интересна, и плодотворна. Почти во всех музыкальных обозрениях, созданных под его режиссерским руководством и шедших на сцене театра, Сокольский принимает участие.

В это же время, по просьбе румынского посольства Сокольский выступает по радио. С оркестром рижского радиофона он исполняет на румынском языке произведения крупных румынских композиторов.

Константин Сокольский и Вера Бравина 1935 г.

Подпись Константина Сокольского автору книги

Радио сообщало:

«Сегодня абоненты рижского радиофона получат возможность ознакомиться с румынскими народными песнями. Для исполнения песен приглашен певец Константин Сокольский, хорошо ознакомившийся с колоритом и духом румынской народной песни во время своих гастролей в Румынии.»

Концерт этот состоялся в 1932 году 17 апреля в 20 часов и длился сорок минут. Находясь в Риге, Константин Тарасович был приглашен на студию грамзаписи фирмы «Бонофон» напеть несколько шлягерных песенок. С трудом Сокольскому удается уговорить хозяина, чтобы в первую пластинку вошло танго «Сердце», которое он только что выучил, слушая в фильме «Веселые ребята», шедшем в это время в Риге. Пластинки расходились молниеносно, весь город пел «Сердце». Исаак Дунаевский, похвалив певца за талантливое исполнение, прислал еще одну песню, «Дымок от папиросы», которая имела не меньший успех.

В 1936 году – снова зарубежные гастроли. Сокольский записывается на пластинки таких фирм, как «Одеон», «Колумбия» и

«Беллакорд»; выступает в Бухаресте, встречается с Петром Лещенко, Аллой Баяновой. В это же время в столицу Румынии приезжает Федор Иванович Шаляпин.

Константин Тарасович вспоминает:

В Бухарест приехал Шаляпин и дал один концерт в пассаже «Эфория», партию фортепьяно исполнял Каламкаряи. Выйдя па сцепу, Шаляпин был зол: стоя у фортепьяно, он пытался оттолкнуть ногой ковер, который был постлан по всему полу специально в честь высокого гостя. Но, видимо, не учли, что ковер заглушает звуки фортепьяно – это и взволновало Шаляпина. Но концерт прошел под бурные аплодисменты. Когда он закончился, на сцену выбежало много народу – кто пожать руку великому артисту, кто получить автограф. Шаляпин любезно спрашивал: «Как Вас зовут?» – «Николай».

Коля, друг ты мой сердечный!

Как я рад, что мы встретились с тобой! —

примерно такие автографы получали те счастливцы. После концерта в честь Шаляпина бухарестская общественность решила устроить банкет в ресторане «Континенталь». С.Я. Бискер уже предоставил мне пригласительный билет, как вдруг – приходит ко мне в гостиницу Лещенко и говорит: «Банкет в честь Шаляпина состоится в моем ресторане и я приглашаю тебя…» Я был удивлен… но, видимо, Петр сумел уговорить Бискера. Вечер тот прошел удачно, Федор Иванович был в прекрасном настроении.

А 7 февраля 1937 года я поехал па гастроли в Югославию. По дороге в Белград выступал в одном из больших пражских ревю, демонстрируя свое искусство исполнителя романсов и в качестве танцора, исполнителя модного степа. Уже в Праге получаю телеграмму – вызывает Рига напеть несколько пластинок. Еду через Берлин.

Там, в гостинице, ко мне подошел человек и сказал: «Вас хочет видеть Александр Николаевич Вертинский и будет ждать в таком-то кафе».

…Когда я вошел в кафе, Александр Николаевич поднялся, подошел ко мне, и мы сели за стол. Ничего не говоря, подает мне пластинку, на которой не указано ни фирмы, ни названия песни, а только два слова: «Александр Вертинский»: «Пожалуйста, свезите это в Ригу. Я вас считаю певцом и даю вам свои песни… Только имейте в виду, что это я пою, что это – мой жанр и я автор этих песен…» Ничего не понимая, я взял пластинку и мы расстались.

Приезжаю в Ригу, рассказываю своему шефу, Хелмару Рудзитису. Слушаем пластинку – он подумал и говорит: «Так ведь Вертинский дал ее тебе, чтобы ты напел ее в Риге».

Я тогда еще не знал, что за песню «В степи молдаванской» Вертинского уже не пускали в Бессарабию. И в Латвию тоже за что-то въезд был закрыт…»

Пластинки из Риги быстро попадали в Россию. Интересно, что Сокольский так напел эту пластинку, включавшую песни «Чужие города» и «Палестинское танго», что спекулянты затирали фамилию исполнителя и продавали ее поклонникам Вертинского как авторскую и даже знатоки, слушая, ничуть не сомневались, что поет Вертинский.

Однажды, в середине восьмидесятых, в квартире ленинградского коллекционера Юрия Борисовича Перепелкина, как обычно, по средам, был устроен «вечер редко звучащих пластинок». Юрий Борисович поставил диск, заиграла музыка, затем послышалось пение:

Принесла случайная молва

Милые, ненужные слова:

Летний сад, Фонтанка и Нева…

Вы, слова залетные, куда?..

С мест стал доноситься шепот: Александр Николаевич, Александр Николаевич… Когда песня окончила звучать, Юрий Борисович поднял адаптер граммофона и объявил: «песню «Чужие города» исполнял Константин Тарасович Сокольский, находящийся среди нас на этом вечере.» Это было в один из приездов Константина Тарасовича в Ленинград – так прекрасно была выполнена просьба Вертинского…

Константин Сокольский 20-е г.г.

Процитируем журнал «Календарь театрала»: «Константин Сокольский снова уехал в Югославию, где его хорошо знают как талантливого исполнителя цыганских романсов. Он приглашен в Белград, где уже несколько лет выступает «Баян русской песни» и цыганского романса Юрий Морфесси, возглавляющий артистическую программу в своем собственном ресторане.»

Константин Сокольский получил ангажемент на несколько месяцев, справедливо ожидая при этом, что контракт будет продлен и артист снова проведет в Белграде не менее года, а то и более, как это было в первый его приезд.

Около четырех лет находился Сокольский в Югославии и очень подружился с выступавшим там Морфесси, несмотря на то, что Юрий Спиридонович был на двадцать два года старше. Сокольский любил этого великого певца за его неповторимую способность увлекать аудиторию, за то, что тот не терпел, когда, как ему казалось, русскую песню слушали не с подобающим вниманием. Дружба с Морфесси очень обогатила Сокольского как певца…

В мае 194 °Cокольский возвращается в Ригу. После утраты Латвией независимости, Константин Тарасович (несмотря на отсутствие восторга по поводу установления Советской власти) – один из организаторов Союза артистов эстрады и цирка, солист концертной бригады Рижского дома Красной армии. Ведет и музыкальные программы на рижском радио.

В дни фашистской оккупации уехать ему, как и многим другим артистам, не удалось, работал в деревне. В 1944 был пойман немецкой жандармерией и посажен в лагерь для отправки в Германию.

В лагере многие знали Сокольского и назначили между собой его старшим. Через некоторое время, благодаря смекалке, Константину Тарасовичу вместе с группой заключенных удалось вырваться из плена… До прихода советских войск жили в лесу, в землянках.

После освобождения Риги Сокольский – член военно-шефской бригады при Рижском театре русской драмы, артист Латвийской филармонии, солист Малого симфонического оркестра окружного дома Красной армии. В то время Сокольскому присваивается первая категория как солисту-вокалисту и первая категория как артисту разговорного жанра.

Герой Советского Союза, бывший летчик-истребитель, инженер-полковник в отставке Е. Л. Глущенко вспоминал: «Во время войны пластинки К. Сокольского кочевали со мной по воздушным просторам над истерзанной землей… Хранил я их в коробке из под пулеметных лент. В полетах, при выполнении заданий К. Сокольский был всегда со мной в кабине самолета…

Закончив полет, я всегда уносил их (пластинки) с собой, как самую большую ценность… В узком кругу моих фронтовых друзей я часто закручивал ручку старого патефона. Мы слушали К. Сокольского. Это была… связь с прошлой жизнью, печаль по ней…»[1]

В 1945 году возглавляя творческую группу лучших артистов латвийских театров, выступает в Москве перед воинами-участниками Парада Победы. В клубах, концертных залах столицы, воины-победители, прошедшие с боями пол-Европы, затаив дыхание слушали такой до боли знакомый, задушевный голос певца.

После концертов в Москве, Сокольский с той же бригадой выступает в Сталинграде, Ростове-на-Дону, в Сочи и в других городах…

В 1946 на одном из концертов некое влиятельное лицо попросило артиста спеть песню Оскара Строка. Ничего не подозревая, спел. И был уволен из филармонии. Оказалось, что О. Строк, композитор, которого весь мир называл «королем танго», в нашей стране был объявлен в те годы чуждым народу, якобы и песни писал «не те», и не так, как требовалось…

В 1947 Сокольский руководит латвийским Домом культуры. С 1951 – снова на сцене, работает в Латвийской, Белорусской, Ленинградской областной, Новгородской филармониях. Выступает в Казахстане, Узбекистане, Туркмении… но по семейным обстоятельствам оставляет сцену и принимает должность художественного руководителя коллектива Дворца культуры завода «ВЭФ».

С 1965 года – художественный руководитель ансамбля русской песни и танца «Аврора». Ансамбль становится его детищем, работа с ним приносит Константину Тарасовичу большую радость… В городе Юрмала Сокольский руководит и женским вокальным ансамблем. Константин Тарасович – всегда за работой: готовит новые программы, пишет музыку, готовится к выступлениям…

Прогулки по улицам Риги

В 1984 у Константина Тарасовича был юбилей – исполнялось восемьдесят лет. Во Дворце культуры «ВЭФ» был дан вечер, посвященный юбиляру: зачитывались поздравления из разных городов страны, затем состоялся концерт ансамбля «Аврора». Аккомпанируя себе на гитаре, несколько песен исполнил и сам Константин Тарасович. Выступала и приехавшая на юбилей к своему давнему другу Алла Баянова…

А в апреле 1985 года Сокольский уже выступал перед воинами-железнодорожниками. Где бы вы думали? – На строительстве БАМа!..

«Друзья мои, – обращается Константин Тарасович к слушателям, – я из числа мечтателей, но не из тех, кто мечтает о недостижимом. Я – мечтатель-реалист. Мечтал приехать сюда к вам и приехал…»

Солдаты щедро одаривают выступающего громкими аплодисментами. Они слушают о долгой и интересной жизни талантливого певца и педагога, о его встречах, воспоминаниях. Теплый, задушевный голос Сокольского наполняет каким-то добрым светом лица солдат. Такова сила искусства, сила его влияния на людей <…> И без сомнения, воины-железнодорожники надолго запомнят эту встречу с К.Т. Сокольским. Его песни будут согревать их и в жгучий таежный мороз.»[2]

Константин Тарасович с супругой Теклой Станиславовной

(Вся жизнь Константина Тарасовича была связана с людьми, с дорогами. В восьмидесятые годы, помимо гастрольных поездок, Константин Тарасович вместе со своей замечательной супругой Теклой Станиславовной охотно ездят по разным местам страны, вспоминают годы жизни, навещают друзей: а вспомнить есть что – скольких довелось слушать певцов, а сколько слушали Сокольского… В тридцатые годы в Югославии его аудиторией были и графы, и князья, и белогвардейцы (сам генерал Шкуро)… Всякое довелось повидать, с разными людьми повстречаться. Репертуар певца был также обширен и разнообразен. В тридцатые, сороковые годы в его исполнении превосходно звучали и «Песня о Волге», и «Скажите девушки», и «Мурка». А в шестидесятые Константин Тарасович так спел «Бухенвальдский набат», что в соперниках ему мог остаться, пожалуй, только Муслим Магомаев…

В 1985 Константин Тарасович выходит на заслуженный отдых – но и дома он всегда окружен гостями: приезжают из разных городов, едут взглянуть на артиста, услышать голос певца, песни которого еще так давно радовали и волновали. Много лет (вплоть до его смерти в 1991 году) и я встречался с Константином Тарасовичем и в Риге, и в Ленинграде.

Слушать голос певца мне посчастливилось не только на пластинках и в записях, но и со сцены – в Юрмале, в Риге, в Ленинграде, – а также и в домашней обстановке, под гитару, с которой Сокольский объехал всю Европу. При каждой встрече можно было узнать много интересного из его рассказов: а кому известно, что несмотря на большую занятость, Константин Тарасович был одним из первых в обществе кинолюбов Риги?.. Мы с супругой были просто поражены, посмотрев мультипликационный фильм, поставленный не московской киностудией, а русским певцом Сокольским, в свободное время, – настолько высок был уровень всего, чем занимался Константин Тарасович. Ведь недаром в тридцатые годы рецензенты писали: «Сокольский – это мастер на все руки. Он с увлечением поет русские и цыганские песни, арии из оперетт, танцует, конферирует программу, принимает участие в скетчах и интермедиях, исполняет песни на свои слова и музыку.»

Константин Тарасович всегда был не только замечательным артистом, но и жизнерадостным, задушевным человеком, все отдающим людям.

После юбилейного вечера 1984 г.

В гостях у К.Т. Сокольского

Оперетта И. Кальмана «Сильва». Вера Бравина (Сильва) Константин Сокольский (Эдвин)

Нина Грузина («Маскотта» – Бетина) и Константин Сокольский (Пиппо)

Константин Сокольский, исполнитель главной мужской роли в премьере Лери «Современная Маскотта»

С каким удовольствием рассказывал Константин Тарасович о своем друге, о замечательном певце. Ему прямо хотелось, чтоб Морфесси знали на его родине:

Юрочка, если будешь писать, пиши как я рассказываю. А то, что где-то публикуют, это все не то. Журналисты, писатели пишут о таких как мы, так как им предскажут… А ты пиши просто и правдиво и продолжает рассказывать.

Юрий Спиридонович, казалось бы, был бесшабашным человеком, как бы жил одним днем, всегда шутил, рассказывал анекдоты. Но как он относился к каждой песне. Пел он в популярном Белградском кабаре под названием «Морфесси». Подойдя к дверям, он осторожно двумя руками отталкивал их от себя, затем чуть подождав проходил через зало на сцену. В зале все умолкали, можно было только слышать Морфесси, Морфесси. И не дай Бог, если когда он поет, кто-то нарушит тишину. Русскую песню слушать нужно, кричал он хоть на графа, хоть на генерала, если тот нарушил тишину. Исполнял он две, три песни, дальше играла музыка, шли другие номера, затем снова появлялся Морфесси, снов две, три песни публика замирала, слушая великого мастера. А как он пел! Вот поет «Катюшу». Плавно, напевно, как бы рисуя картину, легко и свободно льется его голос. Когда же подходит к словам «Пусть он землю стережет родную», он весь сразу преображается, лицо пылает, а большие черные глаза отражают какой-то необыкновенный свет. Произнося эту фразу, он поднимал правую руку, как бы давая наказ молодому бойцу зорко стоять на страже родной земли.

Идя с кабаре домой или просто гуляя по городу (продолжает Константин Тарасович), Морфесси становился грустным и всегда говорил мне. Ты, соколенок, поедешь к себе домой, на родину, а у меня нет дома, нет уже и родины. Есть только квартира в Париже. А кому мы тут нужны?

Артист, оторванный от своей родной земли, – он как без корня, ему нечем питать свое творчество, и поэтому он душевно пуст. Пока живу старым запасом, но уже чувствую, что начинаю терять аромат, прелесть русской песни, просто механически пою старое. Вед вокруг все чужое… Ничто не вдохновляет. Одна невыносимая тоска. В таких исповедях певец как бы искал облегчение своим страданиям.

Трудно было расставаться с друзьями. Как ни старался Юрий Спиридонович подольше побыть со своим соколенком (так называл он Константина Тарасовича), но в апреле 1940-ого года друзья расстались навсегда. Латвия перешла в состав Российской Федерации и уже даже переписки были опасны. На всех артистов, долгие годы выступавших за рубежом, стали смотреть как на эмигрантов.

Константин Тарасович рассказывал, как один чекист долгое время вызывал его и расспрашивал, можно сказать, о всех днях проживания за рубежом, о знакомстве с теми, кто уехал в 20-ые годы. Я говорил, а он дополнял пропущенное, словно он все годы был рядом. Каждый раз заканчивались эти встречи его просьбой, в основном, «Глаза твои зеленые».

Репертуар Константина Тарасовича был так велик и разнообразен, что туда, кажется, входило все, начиная от блатных песенок до трагических произведений. Немало песен в его репертуаре было и на стихи, на куплеты поэта Сергея Сокольского. «Хорошо и плохо», «Весело было там», «Это значит», «Маруся отравилась», «Пара штиблет» (на подражание «Пара гнедых») и другие, которые Константин Тарасович настраивал на свой лад. С этого поэта, куплетиста, Костя и взял свой псевдоним Константин Сокольский.