3. Морская мина

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

3. Морская мина

Война – это массовый туризм.

Леонид Бурлаков

Поверив, что рано или поздно дебютный альбом “Троллей” все-таки рванет, я начал называть его не иначе как “Морская мина”. Но при этом общая ситуация вокруг группы складывалась трагикомическая. С одной стороны, у нас было твердое ощущение, что “Мумий Тролль” ничуть не хуже модных в ту пору неоромантиков вроде “Мечтать”, “Мегаполиса” или “Свинцового тумана”. С другой стороны, несмотря на несанкционированную популярность “Морской” во Владивостоке, в Москве альбом никому не был нужен. К примеру, приятели Бурлакова из фирмы “CD Land” в группу не верили и не решались субсидировать рекламную кампанию, лишь периодически выделяя небольшие суммы в беспроцентный долг. И на том спасибо.

Слегка романтичный Бурлаков начал потихоньку звереть. От людской тупости, от духовной лени, от нелюбознательности. Как-то раз он позвонил на один крупный лейбл с просьбой поставить в их сборник боевик “Владивосток 2000”, который лидировал в хит-парадах сразу нескольких приморских радиостанций. Ему жестко ответили, что лейбл не работает с малоизвестными группами. “Ну, не хотите работать – не работайте, – подумал Бурлаков. – Ваши проблемы”.

И все-таки надо было что-то делать. Или печатать на пиратском заводе подарочный тираж в пару тысяч экземпляров, или продолжать борьбу. И Леня стал на тропу войны.

“Когда ты общаешься с людьми, ты говоришь с ними, словно бандит”, – укоряли Бурлакова знакомые. “Я не бандит, – отвечал им менеджер “Троллей”. – Просто у нас во Владивостоке у всех такой акцент”. Шутил он или говорил серьезно, было непонятно даже мне.

В тот момент Бурлаков максимально сконцентрировался. Вместо выпуска пластинки он заказал несколько тысяч кассет с четырьмя песнями: “Девочка”, “Забавы”, “Утекай” и “Новая Луна апреля”. На обратной стороне обложки были написаны контактные телефоны московских радиостанций. Мол, если вам понравятся эти песни, звоните – просите, чтобы их поставили в эфир…

Дистрибьюцию кассет Бурлаков придумал просто уникальную – он собственноручно начал раздавать их на “Горбушке”. В холод и зной, утром и вечером, по субботам и воскресеньям.

Поскольку название “Мумий Тролль” никому ничего не говорило, Леня подкупал “горбушкинских” меломанов другим. “Известный звукорежиссер The Cure Крис Бенди спродюсировал в Лондоне альбом группы из Владивостока! – вопил он во всю ивановскую и совал кассеты каждому встречному. – Берите бесплатно! Настоящая халява!”

Обитатели “Горбушки” активно реагировали на три ключевых слова: Лондон, The Cure, бесплатно. Задолго до введения в России технологии рекламных распродаж в их мозгу огненными шарами взрывалось слово “халява”. Они из жадности брали у Бурлакова кассеты, слушали их дома и даже звонили на радиостанции. Со временем программные редактора начали офигевать от подобной популярности “Троллей”, не догадываясь, из какого места у нее растут ноги.

Дальнейшие события разворачивались еще более детективным образом. Сейчас объясню. Одна из “горбушкинских” кассет попала на стол к президенту компании “Rec Records” Александру Шульгину. В тот момент “Rec Records” были, что называется, мэйджорами и успешно конкурировали с “Союзом”. В их каталоге находились многие российские хедлайнеры – от певицы Валерии и группы “Мечтать” до “Алисы” и “Иванушек International”.

У фирмы Шульгина были отличная региональная дистрибьюция и – что самое главное – эфирное время на крупнейшем федеральном телеканале ТВ-6. Как это время использовать, Шульгин эффективно продемонстрировал на примере песен “Тучи” “Иванушек” и “Словно летчик” группы “Мечтать”, которые крутились на ТВ-6 беспрерывно. После такой телеактивности артисты автоматически попадали в радиоэфиры. Другими словами, бизнес на “Rec Records” велся толково и структурированно. Попасть в каталог к Шульгину мечтали сотни молодых артистов. Удавалось, естественно, единицам.

Как именно кассета с “Мумий Троллем” очутилась у Шульгина, доподлинно неизвестно. Но, прослушав песню “Утекай”, Александр Валерьевич не на шутку впечатлился. Еще больше его зацепила фраза, легкомысленно напетая Ильей в песне “Кот кота”: “Водку любишь? Это – трудная вода”. Как бы там ни было, вскоре в телефоне у Бурлакова раздался голос Шульгина: “Я послушал кассету „Морской“. Приезжай прямо сегодня! Будем подписывать контракт”.

В этом “звонке с небес” был сильный элемент спонтанности. За несколько дней до этого Шульгин насмерть разругался с группой “Мечтать”. И, по-видимому, решил их проучить, явив миру новых “Мечтать”. Тут и попался ему “Мумий Тролль”.

Наведя справки, Александр Валерьевич выяснил, что к нему в руки плывет удача нечеловеческой силы. Оказалось, что практически все русские лейблы эту кассету непостижимым образом проебали. Другими словами, группа до сих пор относилась к категории “неподписанных”. И глава “Rec Records решил рискнуть.

Слегка офигевший от стремительности происходящих событий Бурлаков все-таки успел позвонить мне с дороги – кассета “Морской” понравилась Шульгину! Мол, еду на встречу – беседа начнется через двадцать минут. Я тоже офигел, но пожелал удачи и настоял на том, чтобы после завершения переговоров Леня мне перезвонил.

Два часа ожидания казались вечностью. Наконец Бурлаков вышел на связь, и я узнал правила игры. Шульгин был готов возместить все средства, затраченные на запись альбома. Это звучало серьезно. Дальше начиналась взрослая жизнь: съемки клипов, ротации, туры, “Максидромы” и хит-парады. Одним словом, сказка. О цене этой сказки и процентных отчислениях выпускающей фирме мы в силу неопытности не задумывались.

…Последующие два дня прошли у Бурлакова в жестких переговорах. Но не с Шульгиным, как вы сейчас подумали, а с Лагутенко. В факсовой перестрелке Москва—Лондон / Лондон—Москва делились цифры грядущих доходов. Это были длинные эмоциональные разборки старых друзей-земляков. И если бы в тот момент они не пришли к общему знаменателю, подозреваю, ничего бы не было вообще. И даже Александр Шульгин с его медиаресурсами в этой ситуации не помог бы.

На решающей стадии переговоров Бурлаков вынул из камзола два припрятанных “на черный день” аргумента. Первый из них звучал примерно так: мол, не хер было Илье бросать красное знамя “Мумий Тролля” и сваливать в начале 90-х в Китай. Поэтому, писал Леня, с 91-го по 96 год группа – по воле Лагутенко – фактически не существовала. В качестве контрпримера приводился Костя Кинчев, который жил только “Алисой” и поэтому всегда был в тонусе – кто бы в его группе ни выпрыгивал из окон. Результат подобной последовательности был налицо – сегодня “Алиса” воспринималась как самая востребованная рок-группа в стране...

Второй аргумент: если Илья не примет условия Бурлакова, то переговоры с Шульгиным Лагутенко будет вести самостоятельно. А Леня займется раскруткой владивостокской группы “Туманный стон”. “Мумий Тролль” раскрутил, раскрутит и “Туманный стон”. Как известно, когда Леню прижимала судьбинушка, он не брезговал никакими терапевтическими методами.

Не знаю, что происходило в голове у Лагутенко, но в итоге он согласился на условия Бурлакова. В самом конце 96 года контракт между лейблом “Rec Records” и группой “Мумий Тролль” был подписан.

24 апреля 1997 года – ровно через два года после открытия пластиночного магазина во Владивостоке – альбом “Морская” увидел свет. Утром этого дня меня разбудил неожиданный звонок в дверь. Я открыл.

На пороге стоял сияющий, словно начищенные гуталином офицерские сапоги, Леонид Бурлаков. В руках он держал так называемое “коллекционное издание” “Морской”: с картонной коробочкой, роскошным буклетом и личной благодарностью мне. Что там говорить, Леня умел в нужное время и в нужном месте производить сильное впечатление.

И, что меня совсем тронуло, – только потом он поехал дарить пластинки Шульгину, Троицкому и Козыреву. Меня взяли не нефтедолларами. Меня взяли голыми руками.

…Выход “Морской” предваряли снятые Мишей Хлебородовым гениальные клипы “Кот кота” и “Утекай”, которые с утра до вечера крутились по ТВ-6. Вскоре эти песни стали ротировать ведущие радиостанции. В стране началась “мумиймания”. “Морская” мина таки бабахнула – через несколько месяцев тираж дебютного альбома “Троллей” превысил миллион экземпляров.

“Вероятно, скоро в московских травмпунктах увеличится число пациентов с покусанными локтями, – писала весной 97 года “Комсомольская правда”. – Из числа тех деятелей грамзаписи, которые, прослушав присланные им пленки, признали группу „Мумий Тролль“ бесперспективной и отказались заключать с ней контракт”.

В каждой шутке есть доля правды. Мне помнится, что, прочитав эту заметку, Ленька обрадовался, словно ребенок. Позднее, когда журналисты выстраивались в очередь за интервью к Лагутенко, Бурлаков доставал из толстой папки их разгромные рецензии на “Морскую”, которые они доверчиво писали Кушниру осенью 96 года. Затем лучезарно улыбался испрашивал, глядя прямо в глаза: “Это вы писали?”

Корреспондент читал свою беспощадную критику из серии “нам такой брит-поп не нужен”, и у него начинала ехать крыша. Человек оказывался буквально раздавлен – он приехал издалека на подмосковную базу “Троллей”, где ему прямым текстом говорят, что он – полный лох.

Вернее, не говорят – ему показывают его же собственный текст. “Боже мой, и почему я раньше был таким глупым и недальновидным?” – тяжело вздыхая, думал очередной знаменитый журналист. После чего начинал соображать, а каким образом эта “секретная” писулька попала к “Троллям”? Кто-то догадывался, кто-то – нет. Но после таких психоделических испытаний они общались с Ильей как шелковые. А Бурлаков вовсю радовался торжеству мировой гармонии.

…Пока вся страна слушала “Морскую”, Лагутенко с сессионными музыкантами засел в Лондоне записывать новые композиции. Дело было в июле–августе 97 года.

“Первая песня будущего альбома должна быть мощная, красивая, яркая, впечатляющая, избивающая, прощающая, истерично-кричащая, – писал Бурлаков Илье после того, как прослушал черновой вариант стартовой композиции “Доля риска”. – В общем, чтобы диджей точно повесился”.

“Я – самый неверующий в „Мумий Тролль“ человек, – сказал мне Бурлаков незадолго до отъезда в Лондон на новую студийную сессию. – Я в них до сих пор сомневаюсь”. Зная, что материал второго альбома очень сильный, Бурлаков мог позволить себе немного пококетничать.

…Ранним утром 21 августа 1997 года продюсер “Троллей” поехал не в лондонскую “Protocol Studios”, где писался альбом, а прямиком на Пикадилли. В этот торжественный день в продажу поступил третий альбом группы Oasis “Be Here Now”. По этому поводу Леонид Владимирович надел белую рубашку и встал в конец длиннющей очереди в “Virgin Megastore”. Магазин открывался на час раньше – именно в это время там начали продавать первые диски Oasis. Счастливую многонациональнуюочередь вовсю снимало английское MTV – это было романтичное время расцвета брит-попа…

С одной стороны, вся эта промо-экзотика Бурлакова впечатлила – мол, вот как надо проводить презентации! С другой стороны, из нового альбома Oasis он сразу же попытался слизать новейшие тенденции. А именно – утяжеленные композиции с плотным гитарным звуком протяженностью не менее пяти-шести минут. Все эти нововведения братьев Галлахеров “Тролли” попробовали применить в стенах “Protocol Studios”. Безупречный Крис Бенди был на высоте, поэтому вскоре я услышал в Москве эмоциональный телефонный звонок Бурлакова: “Ты знаешь, я думаю, это будет шоковый по звуку альбом! Это будет наш „Треугольник“!” Короче, Леня в очередной раз меня заинтриговал…

Альбом решили назвать “Икра” – после того, как Илья из ста предложенных Бурлаковым вариантов выбрал один. До поры до времени название решено было не афишировать.

Все шло четко по плану – до тех пор, пока не выяснилось, что к концу работы у владивостокских пилигримов закончились деньги. Увлекшись звуковыми экспериментами, группа превысила лимит студийного времени. А Илье предстояло записать несколько вокальных партий, а также сделать микширование и мастеринг. Причем не на “Мосфильме”, а в недрах “Exchange Studio”, где происходила финальная звуковая косметика альбомов Depeche Mode и Oasis.

Деньги на завершение лондонской сессии добывались всем миром. Моментально были поставлены на уши пол-Владивостока и пол-Москвы. Дело святое – друзья знали, что “Морская” писалась на сбережения Бурлакова, а “Икра” – на деньги Лагутенко, который с этой целью продал свой дом во Владивостоке.

До искомой суммы “Троллям” не хватало нескольких тысяч фунтов. Времени на размышления не было. Не колеблясь ни секунды, я незаметно вынул из толстой книжки “Достопримечательности столицы” часть сбережений родственников и под покровом темноты вручил пачку долларов жене Бурлакова. Как говорится, без лишних слов…

Мы запланировали, что конверт с деньгами передадут в Лондон знакомые журналисты-международники, которые надежно спрятали груз в коробку с тортом “Пражский”. Утром курьеры с контрабандным товаром успешно долетели до Лондона. Четвертого сентября 1997 года запись “Икры” была завершена.

Буквально на следующий день Бурлаков прилетел в Москву с оригиналом заветного альбома. Я перехватил продюсера “Троллей” по дороге из Шереметьево в Перово, где Леня тогда снимал квартиру. Меня разрывало на части от нетерпения: и что же там “Тролли” накропали в студии? На следующий вечеру Бурлакова намечалось массовое прослушивание “Икры”, но ждать целые сутки я не мог. Умер бы от любопытства.

Дома Бурлаков торжественно поставил черную хромовую кассету в магнитофон и врубил громкий звук. По хуй, что на дворе ночь. По хуй, что за стеной спят соседи. Мы сидели и не дышали. Как вообще можно дышать, если “пурпурно метеоры кровоточат” и “на Луне заблеяла коза”?

Дерзкий хард-рок обновленного “Мумий Тролля” размазал мой мозг по стене. Сверху тяжелым катком проехался толстый слой гитар. Барабанная бочка вбивала сознание в пол. “Морская” казалась теперь талантливым детским лепетом. Можно сказать, что если Лагутенко с Бурлаковым поставили задачу “шарахнуть током” и “трахнуть звуком” всех вокруг, то они ее с блеском выполнили. С массовым оргазмом на десерт…

Тексты вообще сносили крышу. Какие-то наркотические дельфины, зареванные ранетки, повесившиеся диджеи и слепые водители ввергли меня в состояние ступора. Можно сказать, накрыли с головой. В диско-песне про сайонару я четко расслышал слово “минет”, но ни капельки не удивился, а даже обрадовался подобной смелости. Я знал, что от креативного Лагутенко можно ожидать всего на свете. Хорошо – девчонки теперь будут краснеть. Такая вот милая провокация…

Часа в три ночи мы позвонили Илье, который с нетерпением ждал в Лондоне первой реакции. “Поздравляю! Классный альбом! Ну и как же мы все это богатство будем раскручивать?” – не без сарказма поинтересовался я.

“А что ты, собственно говоря, имеешь в виду?” – профессионально выставил защитный блок Лагутенко.

“А я, блядь, имею в виду, что вы записали великий рок-альбом, в котором есть всего два хита: „Не звезда“ и „Так надо“”, – грустно ответил я. Оглушенный футуристическим хард-роком, “Ранетку” и “Дельфинов” я просто не заметил. По-видимому, ждал чего-нибудь типа “Забавы-2” или “Утекай-2”. Все ждали. Не дождались.

Мне стало понятно, что работать с альбомом надо по каким-то другим правилам. Тем более что выход “Икры” планировался уже в ноябре, спустя всего полгода после появления “Морской”. Так до этого никто не делал…

Домой я возвращался под утро. Улицы были тихи и безлюдны, тускло светили фонари. Как пели друзья Ильи из группы “Туманный стон”: “Снова осень, пластилин, импотенты… как один”.

В ожидании открытия метро мне было о чем подумать. В четыре часа утра Бурлаков поведал мне новость, что клавишник Алик Краснов, записывавший “Икру” и “Морскую”, уходит из группы. Администрация дальневосточного филиала “Shell”, в котором он трудился, чувствуя, что теряет ценного сотрудника, предложила ему в качестве компенсации квартиру. И Краснов сломался. Это было нормально, поскольку тогда в “Троллях” “моментом истины” была дилемма: или группа, или квартира. И каждый решал ее по-своему.