Йенс Рива или вот как можно умыкнуть Ягуар
Когда я впервые увидел Йенса Рива в «Обзоре дневных событий», я счел его ужасно жеманным, аккуратным и глупым. Черт возьми, что за пижон! — думал я.
Однажды он заговорил со мной на одной из вечеринок Михаеля Аммера в «Волленберге», и я подумал: Дитер, как же можно ошибиться в человеке! Какой обаятельный тип! Просто суперские манеры, как он внимателен! Как он пододвигает собеседнику стул! Твои несчастные родители в Ольденбурге упали бы в обморок от восторга, если бы ты вел себя так хотя бы два разагоду. Короче говоря, невозможно было не поддаться Рива и его шарму. При этом в его манерах сразу чувствовался оттенок подобострастия: «Дитер, у тебя все в порядке? Дитер, не желаешь ли чего–нибудь выпить? Дитер, ты в следующий уик–энд придешь сюда снова?»
Мы стали видеться по пятницам и субботам. Он всегда появлялся аккурат около часа ночи. Наблюдая за его появлением, я терзался подозрениями, что он наверняка провелперед зеркалом пять часов, чтобы сиять, как на сцене. Однажды он пришел в сиреневом блузоне, потом снова переоделся в жуткие рваные джинсы и древнюю футболку. Никто не узнал бы в нем пухлощекого добропорядочного гражданина из «Обзора дневных событий». Он выглядел, скорее, как старейший участник «Backstreet Boys». При всем при том он обладал стопроцентным вкусом, и его стиль был выверен до мелочей. И без своего галстука из «Обзора событий» он выглядел уже не столь пухленьким.
«Черт возьми», — сказал я с завистью, — «где ты, собственно, берешь эти шмотки? По–моему, они просто класс! Давай вместе сходим за покупками». К сожалению, из этого ничего не вышло, потому что я опоздал к нашему первому и последнему шоппингу.
Вот что в Йенсе мне сильнее всего бросалось в глаза: у него постоянно было хорошее настроение, причем он умудрялся его еще улучшать. Ибо едва он замечал на танцплощадке худеньких светловолосых мальчиков, его буквально распирало, и он вел себя как бойцовый петух: выпячивал грудь, распушал перья так, что грудная клетка стала на три сантиметра больше и особенно громко куд–куд–кудахтал — «Эй, гляньте–ка сюда, у меня все просто мега–супер! Я просто превосходен! Кто знаком со мной, тому повезло!». Он разглаживал свою одежду, как птица чистит свои перья, приглашал красавцев в наш VIP-зал и щедро откупоривал одну бутылку шампанского за другой (что не причиняло его кошельку ни малейших неудобств, ведь в VIP-зале все было оплачено спонсорами).
Йенс был невероятно приятным тусовщиком, потому что он никогда не создавал неловких ситуаций. Если ему случалось рассказывать: «Знаешь, я оперировал нос у профессора Коха в Гамбурге, я много делаю для своего тела, я постоянно прибегаю к косметике», — он умел заткнуться в нужный момент. Короче говоря, он был моим любимым клубным знакомым.
Мы стали регулярно перезваниваться и встречаться на чашечку кофе, как старенькие бабушки. По полудни мы ошивались в «Клиффе», загородном кафе за пределами Альстера, где заказывали два кофе с молоком. А Йенс к тому же уплетал яблочный пирог со взбитыми сливками, сделанный по домашнему рецепту. Я ковырял ложечкой порцию ванильного творога. Вечерами мы вместе отправлялись на кобеляж.
Я в некотором роде представляю из себя Руди Веллера в музыке. Как ему с его голами, так и мне каждый объясняет, как мне лучше писать хиты.
«Знаешь», — довольно невинно начал Йенс, — «я тоже так люблю музыку!»
В тот момент из динамиков раздался грохот немецкого рэпа «Бон вояж», и Йенс заявил со знанием дела:
«Разве это не ударно, разве это не драйв? «Бон вояж — двигай своей ж…»! Клевый текст!» — горячился Йенс. «Ты тоже должен сделать что–нибудь в таком духе, Дитер! Или даже лучше! Мы сделаем это вместе! Я могу писать замечательные немецкие тексты».
«Ах, да?» — только и вымолвил я. Тогда я лишь немого удивился. Рэп–продюсер совсем не шел к профессии Йенса — диктора «Обзора событий дня». «Меня не интересуют немецкие тексты», — ответил ему я, — «и что может выйти из этого? Эдакое 'мяу–мяу' — а теперь обзор главных событий дня?»
В противовес своим обычно сдержанным манерам, на этот раз Йенс не унимался.
«Нет, поверь мне, Дитер! То, что ты делаешь, это здорово! Я открою тебе свою тайну: я тоже хотел бы войти в музыкальный бизнес! Ты не мог бы сделать что–нибудь вместе со мной? У меня тысячи идей!»
Я думал, что плохо слышу. У меня создалось впечатление, что у Йенса появился Тройной «С»: синдром Сьюзан Станке: эй, люди, я рожден для большего! «Обзор событий дня», казалось, был для него лишь трамплином на пути в сверкающий мир шоу–бизнеса.
«Ты хорошо подумал?» — я пытался разрешить дело миром, — «Германия — нелегкий участок! Там можно быть либо ведущим «обзора дневных событий» либо музыкальным продюсером. А двойная карьера кажется людям слишком подозрительной».
«Эй, народ, у вас ест еще что–нибудь выпить?» — спас меня в тотсамый миг Михаель Аммер, старина хозяин публичного дома, и Йенс, слава Богу, оставил эту тему у покое.
Мы с Йенсом все больше становились похожими на заядлых тусовщиков. Мы праздновали вместе и напивались вместе до седьмого пота. Я рассматривал Йенса скорее как своего друга, а то, что случилось в 2002 году, сплотило нас еще сильнее.
Аммер пригласил нас на одну из своих легендарных вечеринок «боевой шлем» на остров Зюльт. На повестке дня: катание на высокоскоростных моторках, игра в поло, распитие шампанского. Гости доставлялись чартерными вертолетами. Один из них был битком набит уличными курочками типа Дженни Эльверс, Арианны Соммер, Верены из «Большого брата» и всяких подстилок. В другом сидели я, Йенс Рива и мой кореш Гельмут. Гельмут — ювелир из Хиттфельда, метр шестьдесят в вышину, метр девяноста в вышину, настоящий куль мускул благодаря ежедневным тренировкам. Он выглядит как Монах Тук, квадратиш–практиш комический обрезок супермена. Мы познакомились совершенно случайно в Тетенсене перед дверьми моего дома (после того, как он тысячу раз совершенно неслучайно проезжал мимо). Он пользовался возможностью быть моим телохранителеми ходить вместе со мной по вечеринкам. В вертолете ему одному понадобилась целая скамья.
Едва мы приземлились на огороженном поле, как началось шоу. Камера RTL снимала то, как я шел в отель «Вальтерсхоф», чтобы отволочь чемоданы в номер. Честно говоря, само по себе это не стало бы сенсацией. Но метрах в трех позади меня к вестибюлю ковыляла тусовочная пташка. Из чего пресса быстро соткала историю: у Болена что–то есть с этой теткой. (На самом деле я три года назад тайком переспал с ней в моем Феррари. Вот и все. Через три месяца после этой вечеринки на острове Зюльт открываю я газету, и кто гладит на меня, осклабившись? Янина. Ее новое прозвище: ковровая шлюха. И в придачу к нему выдуманная сексуальная история из лавки персидских ковров).
Вечерами в «боевом шлеме» Янина непременно старалась сесть рядом со мной. Да вот беда: ко мне приклеились, как жвачка, Йенс Рива и Дженни Эльверс. В особенности Дженни, она не отодвигалась в сторону ни на сантиметр. Я едва мог дышать. Дженни не даром слывет королевой тусовочных девчонок, она знает, где сесть, чтобы почаще оказываться в объективах фотоаппаратов. И другие леди с глубоким декольте только мешают.
Янина не могла этого понять и едва не закатила истерику: «Ты, шлюха, подвинь свою жирную задницу!» — заорала она на Дженни. Еще немного, и она дошла бы до рукоприкладства.
«Ты же видишь, здесь нет места, Янина», — я пытался предотвратить петушиные бои, — «оставь Дженни, пусть сидит здесь!» С другой стороны, мне тоже было жаль. Потому что Янина была клевой тусовщицей. Мне же на долю постоянно достаются какие–то личности, обкуренные и страдающие спастическим параличом, которые, словно одержимые, пичкают меня каким–то никчемным коммерческим мусором. Я каждый раз милостиво отвечал на это: «Сложи свою болтовню в пакетик и выброси за порог!» Но такие люди, как правило, стоят вокруг меня в два — в три ряда, у меня в ухе не успевает высохнуть слюна первого болтуна, как подступает следующий. После них всех Янина была отдушиной для меня. Потому что у нее была только одна тема для разговора: секс. Кто с кем, и когда она делала это в последний раз. Ходячий справочник половых сношений. В высшей степени занимательно, в высшей степени поучительно.
Янина упорхнула, и я позволил Дженни очаровать меня. Через два часа Янина снова возникла перед нами, порядком упившаяся и взбешенная:
«Ты, старая корова, стащила мою сумочку!» — набросилась она на Дженни.
«Эй, ты спятила?» — отрицала Дженни, — «Что мне делать с твоей идиотской сумочкой? Все равно она уродливая!»
Теперь вмешался Йенс и попытался примирить их: «Оставь, Янина! Ты же не думаешь, что Дженни украла твою сумочку? Она все время сидела здесь».
Во время таких вот перепалок я обычно держусь в сторонке, но у меня не было никакого желания терпеть перепалку двух дур прямо под моим носом. Потому я поспешил вставить свое словечко: «Да, правда, Янина, иди поищи в другом месте».
Янина впала в отчаяние и затряслась всем телом. В сумочке были все ее деньги. Ее мобильный. Ее косметика. Десяток презервативов. Все то, что ей нужно было в этот вечер.
Янина не могла сдержаться. В бешенстве она набросилась на Дженни: «Ты, тупая б…!» — бушевала она, пытаясь за руку поднять соперницу с дивана и влепить ей пощечину.
Правду мы с Йенсом узнали позже. Дженни, змея подколодная, действительно свистнула сумочку Янины при помощи сообщника. Она собиралась поиздеваться над конкуренткой, пока та не сделает что–нибудь необдуманное.
Расчет Дженни оправдался в полной мере. Аммер подоспел к концу ссоры. Он схватил мнимую нарушительницу спокойствия и без лишних церемоний выставил ее на улицу: «Вон отсюда! Сгинь». Янина стояла посреди дюн, воплощенный комочек несчастий, и рыдала.
Как выяснилось, у нее не было своего номера в «Вальтерсхофе», она только для вида приплелась в холл вместе с другими. Она, заплаканная и разбитая, полуночным поездом вернулась в Гамбург на пару со светловолосой супругой нашего знаменитого хозяина.
А вечеринка в «Боевом Шлеме» продолжалась до утра. Итог: две сотни пустых бутылок из–под шампанского и сто пятьдесят бутылок из–под водки, над которыми Йенс, Гельмут и я от души потрудились.
В семь часов утра мы в полном составе приплелись в отели и прилегли на три часика.
На одиннадцать было запланировано возвращение в Гамбург. Геликоптер уже ждал на поле. У нас чертовски раскалывались головы, мы нацепили черные очки и едва могли держаться прямо.
«Здорово, здорово» — непринужденно поприветствовал нас пилот с трехдневной бородой и в расстегнутой рубашке. На носу у него тоже сидели черные очки. Потом он пошел в кабину.
«Глянь, странно! Разве он идет не криво?» — обратился я к Гельмуту. Мне это почему–то показалось странным. Несмотря на головную боль. «Почему же он так качается?»
«Верно, старое вьетнамское ранение!» — попытался сострить Гельмут. А потом застонал: «Давай, смирись с этим! Это все равно! Может, у него просто большие яйца! Я хочу домой! Давай наконец–то сядем».
Мы с заспанным видом влезли в машину в надежде, что она по возможности быстро взлетит. Пока пилот укладывал багаж, меня раздражало непрерывное мигание красной лампочки в кабине пилота. У меня и без того уже болела голова.
«Скажи–ка», — обратился я к пилоту, когда он сел, — «а вообще с этой лампочкой все в порядке? Почему она мигает? Это нормально? Так и должно быть?»
«Да–да, все нормально!» — услышал я в ответ.
«Но она меня жутко раздражает! Ты не можешь ее выключить?»
«Нет–нет», — ответил парень и надел наушники, — «это происходит само по себе!»
Конечно, не само по себе. Мотор загудел, лопасти винта зашуршали «Флаш! Флаш!» и леталка поднялась в воздух. Двести метров. Триста метров. Четыреста метров. Я подумал, что сейчас меня вырвет, как раздалось громкое «румс!»
Жуткий ветер ударил мне прямо в лицо, и вдруг раздался адский грохот. Сначала я совсем не понял, что случилось. Сначала Йенс сидел подле меня. А теперь он наполовину свисал из двери вертолета, лицо его было расцарапано вдрызг, глаза широко распахнуты, он яростно молотил руками и что–то кричал.
В том миг я понял только одно: очевидно, дверь геликоптера была закрыта не до конца. И теперь она распахнулась и отъехала назад. Йенс висел между небом и землей, и лишь тоненький ремень безопасности мешал воздушному потоку, исходящему от вертолета, выбросить его.
Пилот бросил через плечо испуганный взгляд и начал рывками снижать вертолет. Шок словно парализовал меня. К счастью, Гельмут отреагировал быстрее меня. Он схватил Йенса за ремень брюк и втащил его на место. Через две минуты мы приземлились в нескольких метрах от моря на коровьем выгоне на Зюльте.
Йенс был совершенно вымотан, на лбу у него блестели крупные жемчужины пота, волосы были влажными, рубашка вся в поту, лицо белое, как полотно. Гельмуту пришлось поддержать его при выходе из геликоптера и провести мимо тихо гудевших лопастей винта. У Йенса так дрожали колени, что он, оказавшись на твердой земле, растянулся на траве во всю длину.
Мы с Гельмутом присели рядом.
В тот самый миг из–за машины вышел пилот, сдвинувший темные очки на макушку. Впервые я смог увидеть его глаза: неподвижные и покрасневшие. «Ну, конечно», — сообщил он нам, — «такое бывает! Я сейчас быстренько починю дверь! Это не продлится долго! Потом мы сможем лететь дальше».
Йенс только громко застонал, а мы с Гельмутом ответили хором и без промедления: «Нет, спасибо, мы лучше подождем запасную машину!» Мы с благодарностью отказались от услуг такого разини, который подверг наши жизни опасности лишь потому, что не принял всерьез предупредительные сигналы.
И что сделал этот тип?
Он, ни слова не говоря, залез назад в кабину, завел машину и поднялся в воздух без нас. Он долетел до моря. Через триста метров машина вдруг накренилась, пролетела немного назад, добралась до земли, он открыл дверь кабины и выбросил наши чемоданы.
" У этого типа не все дома!» — воскликнул я, — «Ненормальный! Он же пьян!»
Когда я немного упокоился — в конце концов, я не собирался провести этот день на коровьем выгоне — я по мобильному позвонил в аэропорт «Вестерланд» на Зюльт.
«Эй, наш пилот совершенно свихнулся. Мы чуть не выпали. Теперь он оставил нас сидеть на идиотском пастбище и, возможно, возвращается к вам. Заберите парня и пришлите нам другой вертолет».
«Нет–нет», — ответили с контрольно–диспетчерского пункта, — «у нас не объявляли ни о каком вертолете. Он сейчас по пути в Гамбург!» Хоть вешайся.
«Сделайте мне одолжение», — не унимался я, — «позвоните сейчас же в Гамбург! Я клянусь вам! Этот тип спятил и к тому же пьян в стельку! Когда он приземлится, пусть возьмут у него пробу на алкоголь!»
К сожалению, парень так и не добрался до Гамбурга. Он приземлился без разрешения где–то между Нибюлем и Фульсбюттель. И исчез в кустарнике, так и не дыхнув в трубочку.
Зато у нас внезапно возникла совсем другая проблема. Дело в том, что мы приземлились не на коровьем, а на бычьем выгоне. И пока я звонил, раздалось внезапное: «Топ–тук! Топ–тук! Топ–тук!»
К нам с грохотом приближалась группа воинственно настроенных быков с массивными рогами на головах. Йенс приподнял верхнюю часть туловища, изрек лишь: «Что это?» — а затем молнией проскользнул под забором из колючей проволоки. Мы с Гельмутом как ненормальные следовали за ним.
Теперь я так разъярился, что мне понадобилось выплеснуть на кого–то свой гнев. Я позвонил по мобильному Аммеру, чтобы как следует расчихвостить его: «что за чокнутого пилота ты нам послал? Позаботься о том, чтобы мы выбрались отсюда!» — проорал я в аппарат. Мне стало легче.
Но вот чего я не учел: тусовщик Аммер, конечно, осознал, что настал его звездный час, устроить для себя пиар.
Когда через час прибыл вертолет, он не был пуст. На борту: съемочная группа RTL и журналист из газеты «Бильд». Своего «спасения» мы дожидались еще два часа. Сначала нам пришлось дать интервью.
”Болен и Рива — Страх гибели в вертолете!» — Гласили на другое утро экспрессивные заголовки газет.
Подобные переживания, разумеется, крепко сплачивают. И если моя дружба с Йенсом и прежде была крепка, теперь она стала супер–крепкой. По крайней мере, я так думал. Я даже одолжил ему зеницу очей моих, мой мега–клевый Ягуар–кабриолет черный леопард, предоставленный мне спонсорами. В нем Йенс совершал прогулки по Гамбургу, с очередной показной подругой на переднем сидении, всегда принаряженной и хорошо заметной. Йенс и женщины — это отдельная тема: потому что лично я никогда не видел, чтобы он ласкал хоть одну.
Стоит мне протянуть людям палец, они частенько желают заполучить Дитера целиком. Йенс вдруг решил, что ему дозволено грубо сплетничать о моей личной жизни. Я не узнавал его: куда подевался сдержанный, тактичный товарищ?
За моей спиной он звонил Наддель, строил из себя доброго друга и рассказывал ей: «Ля–ля–ля! Та–ра–ра! А, кстати! Ра–ра–ра!» — сплошь истории обо мне. «Да, Дитер, он с ней познакомился! Да, и этот Дитер, он и ее хорошо знает! Ты тоже знакома с ней?» Ничего удивительного, что Наддель от ревности подпрыгнула до потолка.
Собственно, это классическая уловка закулисных заправил: раздувать кругом искры, интриговать, а потом посмотреть, что из этого вышло.
Стоило мне заговорить об этом с Йенсом, он отвечал всегда одно и то же: «Нет–нет–нет! Правда, нет! Честно! И нет! О Боже, Дитер, я никогда не стал бы этого делать! Как ты можешь так думать обо мне? Она просто выдумала все это».
Хотя я волновался и был сбит с толку, но я все еще считал его своим другом. Я просто думал: он просто–напросто не умеет держать язык за зубами. Я же еще не знал, откуда ветер дует.
Есть в Гамбурге один человек, чье фото я с удовольствием прикрепил бы посреди доски для дартса — Реца Гомам. Известный педик и визажист, который, среди прочего, судился с ведущей «Обзора событий дня» Дагмар Бергхоф и ведущей RTL Бриджит Шрованге.
«Послушай, поверь мне», — уверял меня Йенс, беспрестанно кивая головой, — «мне наплевать на него, на этого типа!»
Как это часто случается в жизни, я случайно из третьих рук узнал, что Йенс и Реце — лучшие друзья на свете. Классическое предательство: Йенс рассказывал Реце всякий вздор обо мне. А мне всякий вздор о Реце. В игру впутали и Наддель. На нее оба вылили особо большой ушат гадостей обо мне. И на заднем плане закулисный интриган, как толстенький паучок в паутине: «Мистер обзор событий дня» Йенс Рива, чей язык не только раздвоен на конце, но, возможно, еще при рождении обтрепался до бахромы.
В другой раз спектакль растянулся на целый день. Наддель вернулась со съемок «СОС Баракуда» совершенно растерянная: «Куда ты ходишь? Ты действительно ходишь туда, куда ты говоришь, что ты ходишь?» — донимала она меня.
Это было ужасно, я вообще не мог больше ходить на свои маленькие свидания.
Несколько дней спустя я получил неожиданную кошмарную посылку, на которой в графе «отправитель» значился Йенс Рива.
Мне предлагалось выступить в качестве почетного гостя на презентации Ягуара с пятьюстами приглашенными в зале гамбургскоого Фишхаллеи продемонстрировать свой черный Ягуар–кабриолет.
Моя миссия: визжа шинами на высокой скорости проехать через бумажные ворота а-ля Джеймс Бонд и затормозить в холле. Потом выход, приветствия, интервью. И приветики. И всего–то делов.
На место ведущего совершенно случайно была предложена кандидатура Йенса.
Я влез в машину и ждал условного сигнала. Один из сотрудников фирмы «Ягуар» считал на пальцах: «…четыре… три… два…один! — и поехали!» Я усердно нажал на газ. Бампер с треском разорвал бумагу, и прямо перед капотом радиатора я увидел ничего не подозревающего гостя. Кто–то из постановщиков заснул и не проконтролировал, чтобы путь был свободен. Я со свистом пронесся на волосок от этого человека.
У меня вообще не было времени, чтобы передохнуть после этого кошмара. Едва я остановил машину на сцене, как Йенс распахнул водительскую дверь, сунул мне под нос микрофон и воскликнул в восторге: «Даааамы и господааа! — Наш почетный гость! — Дииииитер Бооооолен…!»
Я был совершенно ошеломлен. Йенс мог бы угадать это по выражению моего лица, ведь он знает меня. Но он весело и бодро продолжал: «Ну, Дитер, и как тебе это, водить такой Ягуар?» — выпытывал он. Я потерял дар речи. На такой идиотский вопрос действительно я не мог придумать ответа.
Йенс попытался спасти ситуацию и рефлекторно изобразил веселье: «Ах, этот Дитер! Все еще не пришел в себя после этой сумасшедшей поездки!» Ведь он был опытным специалистом и постарался представить все как большую шутку.
Расплата за то, что я не смог изобразить восторженного почетного гостя, последовала немедленно. Не прошло и двадцати четырех часов, как зазвонил телефон. На другом конце провода — сотрудник отдела сбыта Ягуара.
«Ну, господин Болен, мне действительно очень жаль! Только что выяснилось, что мы срочно должны забрать машину назад. Дело в том, что у нас на носу новый важный проект. Дело не терпит отлагательства. Могу я, скажем, часа в два, прислать к Вам нашего сотрудника?»
«Окей, как хотите», — ответил я гневно. Конечно, я учуял подвох. Я же не глупец. Нетрудно было заметить, что меня хотели одурачить. «Мне, правда, жаль. Но, знаете, что? У меня достаточно машин! Если она вам так нужна. Давайте! Заберите ее себе».
Этот спектакль фирмы Ягуар я бы еще мог понять. Но то, что последовало потом, это уж было слишком! Дело в том, что через два дня я прочел в газете, что теперь Йенс катался на машине. Друзья и недруги с удовольствием рассказывали мне, что господин Рива воспользовался удачным моментом, чтобы вкрасться в доверие к жене шефа фирмы Ягуар. В итоге: Болен — вон, Йенс — добро пожаловать.
Я в ту же секунду позвонил Йенсу и покончил с этой гадюкой: «Запомни!» — кричал я, — «Ты предатель! Я не желаю иметь с тобой ничего общего!»
«Да, но! Послушай, Дитер! Дай мне объяснить!» — хныкала трубка.
«Нет, можешь поцеловать меня в зад!» — и я положил трубку.
Через два дня пришло длиннейшее письмо с извинениями. Но я решил окончательно покончить с этим. С той поры Рива был на веки вечные отлучен от моего дома в Тетенсене. В противном случае ему грозит отсечение головы на самозапускающейся гильотине прямо у входной двери.
1992