Тема: немцы на чужбине

Использование проблематики эмиграции немцев в целях политической пропаганды не было находкой гитлеровцев. Напротив, они имели возможность обращаться к богатому опыту, накопленному предшественниками, добавляя к нему лишь некоторые элементы, связанные с новыми пропагандистскими запросами. Облаченная в разные тематические формы, эта проблематика вошла и в нацистский кинематограф. Например, когда правление национал-социалистов только начиналось, в моду вошел мотив возвращения на родину, призванный, в частности, приглушить шум, поднятый в связи с массовой эмиграцией из гитлеровской Германии. Первые две картины на эту тему вышли уже в 1933 году. И если в «Мечте о Рейне» («Der Traum vom Rhein») Герберта Зельпина еще трудно разглядеть явный заказ геббельсовской пропаганды, то совершенно иное можно сказать о фильме Густава Учицки «Беженцы» («Fl?chtlinge»)[192], политическая тенденция которого проступает вполне отчетливо.

Это экранизация одноименного романа, едва успевшего на тот момент попасть на полки книжных магазинов. Его автор, Герхард Менцель, был талантливым писателем, которому гитлеровский режим открыл возможности для карьеры. Тематические линии романа представлены в сценарии фильма, написанном автором книги. Герои — группа поволжских немцев, идущих из далекого Харбина на родину. Возвращение затруднено боями и революционными событиями; однако у беженцев прекрасный предводитель, и благодаря его железной воле и отваге миссия завершается успешно. За приключенческим сюжетом стоит ряд пропагандистских мотивов: страдания и исключительный героизм немецких эмигрантов, вождизм и, наконец, антисоветизм. В съемках принял участие блестящий актерский состав, в том числе любимец публики Ганс Альберс. Качество картины высоко оценили и зрители, и цензура: «Беженцы» первыми в Третьем рейхе удостоились государственной кинопремии (в 1934 году).

Мотив возвращения на родину получил развитие в двух кинолентах 1934 года, имеющих ярко выраженное политическое звучание. Первая — «Человек стремится в Германию» («Ein Mann will nach Deutschland»), режиссерская работа известного актера Пауля Вегенера[193]. Фильм посвящен приключениям немецкого эмигранта, который во время Первой мировой войны, несмотря на множество трудностей, решает вернуться домой и присоединиться к сражающейся армии. Вторая картина — «Блудный сын» («Der verlorene Sohn»; реж. Луис Тренкер)[194]; тут режиссер связал тему жизни немецких эмигрантов в Нью-Йорке с показом красоты родных горных пейзажей. Эстетические качества фильма были отмечены высокой оценкой цензуры, а на кинофестивале 1935 года в Венеции «Блудному сыну» присудили кубок итальянского Министерства культуры.

Гитлеровская пропаганда с невероятной изобретательностью эксплуатировала мотив страданий, которые якобы испытывают немецкие меньшинства в других странах. Это делалось при любом подходящем случае, в том числе и в игровом кино. Впервые данная тема дала сюжетную основу для антисоветского фильма 1935 года «Фризы в беде» («Friesennot»). «Бедствующими фризами» были объявлены немецкие эмигранты — крестьяне, живущие в нищете и к тому же подвергающиеся страшным преследованиям со стороны коммунистических властей. Фильм снимал Петер Хаген по заданию киноотдела Имперского управления пропаганды НСНРП. Главные роли исполнили Фридрих Кайсслер и Хелена Федмер. Нацистская цензура признала картину особо ценной в политическом и художественном отношении, а СССР был вынужден заявить протест против распространения этого лживого произведения. Протест был проигнорирован, и фильм шел на экранах многочисленных немецких кинотеатров вплоть до 1939 года. После нападения Германии на СССР он вновь вышел в прокат, уже под другим названием: «Деревня среди красной бури» («Dorf im roten Sturm»).

Яростная пропагандистская кампания, посвященная «преследованию» немецких меньшинств в Польше и имевшая целью усиление антипольских настроений, велась не только по радио, в прессе и книгах, но и в кино — сначала в хронике и короткометражных «документальных» фильмах, затем и в художественных картинах. Первая из них — с красноречивым названием «Враги» («Feinde»)[195] — вышла в ноябре 1940 года (режиссер Виктор Туржанский). В ней речь идет о судьбе фольксдойче[196], живших в приграничном населенном пункте на территории Польши до сентября 1939-го. Поляки предстают сборищем бездельников, забулдыг и подстрекателей, одержимых патологической ненавистью к немцам (это, как написано в рекламном проспекте, «банда германофобов»); немцы же — честными, скромными, работящими, мирно настроенными гражданами. Главных героев, ищущих спасения на территории соседней Германии, сыграли Бригитта Хорней и Вилли Биргель. На близкую тему — применительно к другим странам — Карл Риттер снял фильм «Превыше всего в мире» («?ber alles in der Welt»)[197]. Его премьера, провокационно организованная в оккупированной Познани, состоялась 19 марта 1941 года. Обе работы, высоко оцененные за их политические качества, были признаны подходящими для широкого распространения среди молодежи.

Этот мотив представлен и в антиюгославском художественном фильме Фрица Петера Буха «Люди среди бури» («Menschen im Sturm»)[198]. Главные роли в картине исполнили Ольга Чехова (помещица Вера Осватич, которая вспоминает о своем немецком происхождении в момент, когда сербы — не хорваты — третируют местных немецких жителей) и Зигфрид Бройер (сербский капитан). Текст сценария пестрит оскорбительными эпитетами по отношению к сербам. После просмотра «Людей среди бури» некритически настроенный зритель выходил из зала преисполненным ненависти к сербам и убежденным в правильности военной акции против Югославии. На это и рассчитывали нацисты, ведь не стоит забывать, что значительная часть немецкого общества, полностью удовлетворенная уже достигнутыми успехами, приняла нападение на Югославию без воодушевления.

К преследованиям «фольксдойче» в Польше гитлеровское игровое кино обратилось повторно во время войны. На этот раз за эту тему взялись Густав Учицки и — в качестве автора сценария — Герхард Менцель. Плодом их сотрудничества стал фильм «Возвращение домой» («Heimkehr»)[199], который пусть и не вызвал в мире такого резонанса, как «Еврей Зюсс», но точно превзошел его по уровню ненависти и агрессивности. Его анализ в данном случае можно заменить подробным пересказом сценария.

Действие начинается в маленьком городке на Волыни в марте 1939 года[200]. Немцы уже вошли в Чехословакию. Поляки меж тем с удвоенной силой преследуют немецкое население. Так, здание немецкой школы превращают в отделение польской жандармерии. Надписи на немецком языке замазывают, а мебель выбрасывают из окон и сжигают. На костер попадают глобус, книги и — тут камера приближается — школьные доски, исписанные ровным детским почерком.

Грязные и непослушные польские дети смеются над немецкими, обзывают их и бьют. Немецкие дети, вежливые и опрятные, ничего не понимают, поскольку режиссер велел всем актерам, играющим поляков, для контраста говорить по-польски. Учительница немецкой школы Мария Томас (Паула Вессели), дочь местного врача, активно ходатайствует перед польским бургомистром (Богуслав Самборский), который отказывается отменить уже принятое решение и заодно отпускает циничные замечания по поводу немцев. Действуя от имени немецкой колонии, Мария вместе с отцом, доктором Томасом (Петер Петерсен), и женихом, доктором Мутиусом (Карл Раддац), отправляется в столицу воеводства (Луцк), чтобы обратиться за помощью к воеводе. Секретарь последнего (Юзеф Артур Хорват) с саркастической усмешкой, не вынимая сигарету изо рта, сообщает просителям, что воевода их не примет. Делегаты решают добиваться справедливости в суде, но и тут им приходится долго ждать, так что свободное время они используют, чтобы сходить в кино. На экране кинохроника: маршал Рыдз-Смиглы принимает парад, звучит обращение — откровенно антинемецкое. Зрители встают с мест и поют польский национальный гимн. Немцы не встают и не поют, говоря между собой по-немецки. Начинается драка, в ходе которой зрители страшно избивают и затаптывают доктора Мутиуса. Полиция, разумеется, умышленно прибывает слишком поздно, а владелец кинотеатра, на вид еврей, грубо требует выкинуть раненого из зала. По приказу польских властей больница отказывается принять избитого немца. Он лежит в бричке, стоящей посреди дороги и окруженной враждебной толпой. Раны столь серьезны, что вскоре д-р Мутиус умирает.

На экране вновь городок, вновь антинемецкие выступления поляков. Несколько оборванцев, скрывшись за деревом, стреляют в Томаса, из-за чего он слепнет. Преследование немецкого населения усиливается. Польские власти конфискуют немецкий трактир. Жена хозяина трактира становится очередной жертвой — поляки убивают ее, забрасывая камнями. Местом действия становится также Варшава. Посол Третьего рейха передает министру иностранных дел Польши ноту протеста в связи с преследованием немецкого меньшинства. Министр Бек (Тадеуш Жельский) отвечает, что права немецких жителей ни в чем не нарушаются. За его ответом следуют сцены насилия, которые свидетельствуют, что утверждения министра расходятся с действительностью. После каждой такой сцены эхом возвращаются слова Бека о том, что права немецкого меньшинства в Польше защищены законом. Группа омерзительного вида мужчин гонится за молоденькой светловолосой девушкой, но до изнасилования не доходит, поскольку девушка слишком быстро убегает. Тогда летят камни, и девушка падает замертво. При приближении камеры на шее погибшей можно разглядеть цепочку со свастикой.

^{Кадр из фильма «Возвращение домой» (Паула Вессели и Петер Петерсен)}

Перед нами вновь волынский городок. Начинается война, и немцы втайне, скрываясь в овине, слушают по радио обращение Гитлера. Овин окружают жандармы, немцев арестовывают, в том числе с применением силы. Власти принимают решение вывезти немцев из городка. В страшной тесноте, в крытых грузовиках, обмотанных сетями, чтобы никто не сбежал, немцы — в том числе женщины с маленькими детьми на руках, беременные, старики и калеки — едут в Луцк, где их ожидает тюрьма. Мимо них проезжает повозка с двумя вальяжно развалившимися польскими солдатами.

Луцк. Двор тюрьмы имеет весьма мрачный вид: высокая стена с колючей проволокой, решетки, цепи. Внутри тюрьмы стоит Мария, обхватив тонкими руками крепкие прутья решетки. Она говорит со своими товарищами по несчастью, утешает их, воодушевляет, объясняет, что их страдания не напрасны. Лампы освещают фигуры заключенных, идут крупные планы. Мария произносит долгую речь — фактически это ее монолог. В какой-то момент камера приближается к ее лицу, и возникает ощущение, что Мария обращается к зрителям в кинозале. Тем временем поляки принимают решение расстрелять всех немцев, включая женщин и детей. Слышны даже звуки приготовления к казни. Однако немцы, воспрявшие духом благодаря словам Марии, хором поют: «На родину хотел бы я вернуться» («Nach der Heimat m?cht ich wieder»).

^{Рут Хелльберг в фильме «Возвращение домой»}

Поляки ведут арестованных в подвал. Мрачное подземелье, пол залит водой, из зарешеченного окошка торчит дуло пулемета. Раздается первая очередь, но практически сразу слышится звук сирены, объявляющей воздушную тревогу. Стража в панике разбегается. Узники вновь переживают часы мучительного ожидания. Однако вскоре после налета бомбардировщиков в городок въезжают немецкие танки. Заключенные освобождены.

Наступает зима 1939 года. Семьи волынских немцев со всем их скарбом стоят на морозе и ждут отъезда на родину[201]. Среди них Мария и ее ослепший отец, живое свидетельство зверств поляков. Рядом и другая жертва — хозяин трактира (Аттила Хёрбигер, муж Паулы Вессели), чью жену поляки забили камнями. Он печален и одинок, так что Мария его опекает. Вереницы повозок приближаются к границе. Со стороны Германии их приветствует большой портрет Гитлера, звучит воодушевляющая «Песнь немцев» («Deutschlandlied»).

Премьера фильма прошла 10 октября 1941 года в венском кинотеатре «Скала». Своей музыкой ее украсил Венский филармонический оркестр, исполнивший увертюру Бетховена «Кориолан». Режиссер картины сказал: «В фильм „Возвращение“ я вложил все лучшее, что у меня есть, и думаю, что он мне удался». Того же мнения был Геббельс: «Возвращение» квалифицировали как особо ценный в политическом и художественном отношении фильм, рекомендовали молодежи, а также удостоили титула «Народный фильм». На Венецианском кинофестивале 1941 года его наградили кубком министра культуры Италии. К повсеместным дифирамбам создателям картины и актерам с большим энтузиазмом присоединились «Национальсоциалистише монатсхефте» Розенберга. Д-р Навсикая Фишер, пожалуй, была единственным рецензентом, взявшим на себя смелость высказать замечания по поводу режиссуры и игры актеров[202].

«Возвращение домой» показывали в многочисленных кинотеатрах Рейха и оккупированных им территорий, в том числе и в Польше, где большую часть смотревших этот фильм составляли немцы. Торжественная премьера прошла в лодзинском кинотеатре «Касино», принадлежавшем «Уфа». Собиравшаяся публика состояла из переселенцев. Местная пресса использовала этот факт, чтобы дать антипольские комментарии. Руководство Генерал-губернаторства даже полагало, что фильм окажет серьезное влияние на немцев, проживавших на этой территории[203]. О том, какое именно, можно судить хотя бы по последствиям показов «Еврея Зюсса», вышедшего годом ранее[204]. Признавая, что поляки неизбежно сочтут «Возвращение домой» провокацией, власти принимали меры предосторожности, чтобы воспрепятствовать актам саботажа. Однако это не всегда давалось им легко.

Проблеме немецкого меньшинства в Чехии посвящен фильм «Золотой город» («Die goldene Stadt»)[205], по кассовым сборам безоговорочно занявший первое место[206]. Своим успехом он был обязан прежде всего тому, что стал первым полнометражным цветным фильмом, вышедшим на немецкие экраны[207]. Поставил картину Файт Харлан, а главную роль сыграла Кристина Зёдербаум. В музыкальном сопровождении были использованы мотивы из «Влтавы» и «Проданной невесты» Бедржиха Сметаны, прекрасно гармонирующие с местами действия картины — Прагой и ее окрестностями. В центре сюжета, основанного на пьесе австрийского писателя Рихарда Биллингера «Гигант», — конфликты между чешским населением и немецкими колонистами. Трудолюбивые, честные и благородные немцы противопоставляются чехам, олицетворяющим все наихудшие черты человеческого характера. На примере супружеской драмы немецкого земледельца Мельхиора Йобста и трагедии его дочери Анны (Кристина Зёдербаум) показано, что не стоит и помышлять о родственных связях между немцами и чехами, которые только того и ждут, чтобы заполучить в собственность немецкие крестьянские хозяйства. Поскольку в картине есть сцена, показывающая, как чех «бесчестит немецкую расу», по понятным причинам его запрещалось показывать в чешских кинотеатрах.

«Золотой город» пользовался огромной популярностью, и не только в Германии (другие немецкие фильмы, наиболее часто шедшие в кинотеатрах, представлены в таблице 20; см. в приложении). Не меньший успех его ожидал во многих других странах — оккупированных, союзных и нейтральных. На премьеру картины в Стокгольме приехали Харлан и Зёдербаум. Шведы приняли их со смешанными чувствами. Наверняка для многих из них главным был полный драматических поворотов сюжет, и, возможно, они гордились, что их соотечественница стала одной из первых звезд немецкого кинематографа. Вероятно, из этих побуждений студенты Уппсальского университета присвоили Зёдербаум и Харлану звания почетных студентов своего университета. Успешен был и показ «Золотого города» в Венеции, где он получил приз президента Международной кинопалаты за качество цвета. Зёдербаум за свою игру получила Кубок Вольпи.