Рузский район

В северо-восточной части Рузского района, в селе Никольском (Никольское-Гагарино), сохранилась бывшая усадьба Никольское-Гагарино. Эта усадьба является выдающимся архитектурным ансамблем раннего классицизма, созданным по указу знатного и богатого князя С.В. Гагарина в 1774–1776 гг.

Князь Сергей Васильевич Гагарин (1713–1782) был действительным тайным советником, сенатором. Он имел много влиятельных друзей и знакомых, были среди них и влиятельные графы Орловы. Для внебрачного сына императрицы Екатерины II и Г.Г. Орлова – графа А.А. Бобринского – он создал огромное имение в Богородицке. Там он познакомился с великолепными мастерами своего дела А.Т. Болотовым и И.Е. Старовым и привлек их к созданию своей усадьбы в Никольском-Гагарине.

Проекты планировки и чертежи для строительства зданий усадьбы Никольское-Гагарино создал один из основоположников русской классической архитектуры И.Е. Старов. Необычную оригинальность усадебному дому придает домовая терраса, в виде круга наполовину вдающаяся в дом. Как памятник классики первой трети XIX в. исключительно интересна Никольская церковь. Она служила и усыпальницей владельцев усадьбы. Живописный парк усадьбы был разбит по рекомендациям известного садовода и агронома А.Т. Болотова, который заложил теоретические основы русского пейзажного парка, является одним из основателей русской агрономической науки, а также писателем, ученым-естествоиспытателем.

Андрей Тимофеевич Болотов (1738–1833) происходил из семьи небогатых дворян. Ему было 10 лет, когда умер его отец, и 14, когда умерла его мать, и он был вынужден сам прокладывать себе дорогу. Он служил в полку, участвовал в Семилетней войне, познакомился и подружился с Г.Г. Орловым. Как только позволили обстоятельства, вышел в отставку и посвятил себя любимым занятиям – чтению, сочинительству, рисованию, сельскому хозяйству, поселившись в своем сельце Дворянинове (ныне в Тульской области, около границы с Московской областью). Он много читал, изучал зарубежный опыт, стал первым русским ученым-агрономом, по некоторым вопросам сельского хозяйства опередившим ученых Запада. Болотов написал новаторскую по тем временам книгу «О разделении полей» (1771 г. – первое руководство по введению севооборотов и организации сельскохозяйственных территорий).

Никольское-Гагарино. Усадебный дом. 1774–1776 гг.

А.Т. Болотов

Село Денежниково приносило Болотову небольшие доходы, и он временами был вынужден служить на гражданском поприще. Но постепенно внедряя свои предложения, он поправил дела в деревне, разбил там прекрасный сад. Затем стали приносить доход написанные им статьи и книги по сельскому хозяйству. Ставший влиятельным вельможей Г.Г. Орлов предлагал ему свою помощь и покровительство. Но Болотов предпочел сам, своим трудом, умом, знаниями, созидательными трудами оставить о себе добрую память. Дивный когда-то парк в Никольском-Гагарине – одно из доказательств этого. Болотов вывел сорта плодовых культур, разработал принципы лесоразведения и лесоиспользования, написал интересные мемуары «Жизнь и приключения Андрея Болотова» (т. 1–4, 1870–1873 гг.).

Иван Егорович Старов (1745–1808) был ярким русским архитектором, одним из основоположников русской классической архитектуры. Его мастерство высоко ценили соотечественники. В Петербурге он построил Покровскую церковь, Таврический дворец (1783–1789), Троицкий собор Александро-Невской лавры (1776–1790), в Казани возвел Богородецкий собор (1796), в Подмосковье – усадьбу, в том числе дом в Никольском, создал генеральный план Екатеринослава и многое другое.

И.Е. Старов в родился Москве в семье дьякона, учился в школе для детей «духовного чина», в гимназии при Московском университете. В 1761 г. в Академии художеств 16-летний Иван Старов занял первое место по архитектурному классу. Он оказался в числе воспитанников первого выпуска Академии художеств (1762). Ему вручили шпагу (знак личного дворянства), а также за успехи в учебе золотую медаль и заграничную творческую командировку. 6 лет он изучал архитектуру во Франции и в Италии. С 24 лет началась его практическая работа в России, он утвердил себя как талантливый неординарный зодчий с характерным творческим подчерком. Он работал по заказам влиятельных и богатейших людей России, в том числе князя Г.А. Потемкина, графини А.В. Браницкой, А.Г. и П.Г. Демидовых и им подобных, проектировал и для императрицы Екатерины II. Он находил время и для преподавательской работы в Академии художеств, считал своим долгом готовить новые хорошо образованные национальные кадры архитекторов и строителей. Старов был профессором, адъюнкт-ректором архитектуры, членом Совета Академии художеств. За свои многочисленные труды он был награжден орденом. У Старова и его жены (урожденной Натальи Григорьевны Демидовой) родились 5 сыновей и 2 дочери; четверо сыновей имели отношение к архитектуре, но не обладали талантом их отца. Старов в большой мере жил и творил в Петербурге, где он и умер.

Архитектурно-художественные достоинства усадьбы Никольское, созданной по проектам И.Е. Старова, несомненны. В конце 1941 г. при отступлении фашисты взорвали колокольню приусадебной церкви в Никольском-Гагарине, которая являлась уникальным архитектурно-художественным произведением, нанесли огромный урон усадьбе, старинному парку. После восстановительных работ в бывшей усадьбе открылся дом отдыха. Сохранились главный усадебный дом с флигелями и оградой, остатки конного двора, служебный флигель, церковь, парк. Кирпичный 2-этажный усадебный дом с бельведером имеет сложную объемную композицию, запоминается и план дома с овальными залами. Кирпичные 2-этажные флигели идентичны по архитектуре. Кирпичная дугообразная ограда связывает флигели с домом. В архитектурной обработке ограды и двух ворот ощущаются отзвуки барокко. Никольская церковь (1770 г., арх. И.Е. Старов) выполнена в строгих классических формах. Этот храм центрического типа представляет вариант однокупольной церковной постройки. Кубический объем постройки увенчан невысокой купольной ротондой, несущей деревянный, обшитый железом барабан, первоначально завершавшейся главкой. В интерьере храма сохранилась масляная живопись конца ХIХ в. Сохранился также живописный усадебный парк.

Недалеко от Тростенского озера, к северо-западу от села Никольское, находится село Покровское, где раньше была уютная усадьба Шереметевых. Село Покровское связано с декабристом И.Д. Якушкиным, а также с замечательными женщинами – матерью и дочерью Н.Н. и А.В. Шереметевыми. В 1822 г. летом и весь 1823 г. И.Д. Якушкин, женатый на А.В. Шереметевой, жил в Покровском, в семье Шереметевых, где он отдыхал, писал и оставил многие свои рукописи, в том числе спрятал под половицей в кабинете усадебного дома секретные бумаги антигосударственного толка. После событий 1825 г. на Сенатской площади в Санкт-Петербурге его теща Н.Н. Шереметева успела до его ареста и обыска в этой усадьбе поручить верному человеку (отпущенный ею на волю крестьянин Соловьев, ставший управляющим в этой ее усадьбе) сжечь бумаги И.Д. Якушкина, спрятанные в Покровском.

Долгое время жители Покровского и его окрестностей помнили добрую помещицу и их владелицу Н.Н. Шереметеву, ее приветливого и непонятного им зятя И.Д. Якушкина, любившего поговорить с ними на не вполне им ясные темы, его почти девочку жену – А.В. Якушкину (урожденная Шереметева), помнили и брата А.В. Якушкиной – их следующего владельца, человека неплохого, но скупого на общение с ними, только иногда помогавшего им, – графа А.В. Шереметева.

Судьба обитателей усадьбы Покровское заставляет уважать людей, думающих о благе других, но и напоминает о том, что в безоглядном, всепоглощающем стремлении достичь великих целей государственного масштаба, совершить эпохальные дела можно не заметить и лишиться простых и главных человеческих радостей, обречь самых верных, преданных, близких людей на тревоги, а то и мучения.

Иван Дмитриевич Якушкин (1793–1857) учился в частном пансионе, затем в Московском университете, три года провел в сражениях, воевал в Отечественную войну 1812 г., имел боевые ордена и нагрудный крест за храбрость. Он служил в Петербурге, затем был переведен в Москву. Был одним из основателей «Союза спасения», а также одним из учредителей и руководителей «Союза благоденствия», одним из вождей декабристов. Именно он в 1817 г. выступил с предложением убить императора Александра I. В 1818 г. он вышел в отставку в чине капитана в возрасте 25 лет и почти все свои силы отдал подготовке восстания в Петербурге, при этом предлагал поднять восстание и в Москве среди расквартированных в ней войск.

Многое в жизни Якушкина определилось в связи с его роковой, несчастливой любовью к княжне Наталье Дмитриевне Щербатовой, сестре его друга и боевого товарища И.Д. Щербатова. Наташа любила его только сестринской любовью, одаривала дружбой, но не более. В 1817 г. Якушкин решился на самоубийство, его друзьям удалось его удержать от этого шага отчаяния, но он тяжело заболел и едва не умер, спасли его опять забота и внимание друзей. Якушкин был подавлен и искал смерти, кругом видел почти одно плохое и по-прежнему любил Щербатову. Все это усиливало его решимость в делах тайного общества, он отстаивал (1817, 1821) именно свое право на акт цареубийства. В 1819 г. Щербатова вышла замуж, стала ненадолго счастливой женой князя Ф.П. Шаховского (он был также членом тайного общества, позже его сослали в Сибирь, где в 1828 г. он сошел с ума, в 1829 г. умер в монастырской тюрьме Спасо-Ефимиева монастыря в Суздале). 1817–1819 гг. были пиком духовного кризиса Якушкина.

В 1820 г. Якушкин встретил сильную волевую женщину, ставшую для него матерью и главным другом на всю его жизнь – графиню Надежду Николаевну Шереметеву (1775–1850, урожденная Тютчева, тетка поэта Ф.И. Тютчева). Это стало началом нового этапа в его жизни. Он стал частым гостем в ее доме. Н.Н. Шереметева была незаурядной личностью, считалась одной из самых оригинальных москвичек, имела высокие связи, смелые суждения, высокоинтеллектуальных друзей (как В.И. Жуковский, Н.В. Гоголь называл ее своей духовной матерью, П.Я. Чаадаев был ее другом). Она недолго была хорошей женой: ее муж умер от случайного удара лошади. Она осталась с маленькими детьми (сыном и двумя дочерями), ради их счастья и спокойствия отказалась от личной жизни (дети должны были видеть верность матери их отцу), одевала только черную одежду, полностью посвятила себя детям, хозяйским делам, помощи нуждающимся в ней людям. В ее московском доме и подмосковном имении Покровское не было роскоши, все деньги шли на обучение детей, скромный быт и помощь ее крестьянам. Все крепостные крестьяне в Покровском боготворили ее, видели в ней их первую защитницу и помощницу (а не эксплуататоршу-помещицу, какими были владелицы соседних земель). В ней и Якушкин приобрел мощного в духовном плане друга. В большой мере именно она вернула ему покой и способность видеть радости в жизни, доказала необходимость подавить чувство сожаления и отчаяния от неудач первой любви, помогла ему увидеть и оценить его успех в обществе красивых, добрых и умных девушек. Неудивительно, что в 1822 г. 29-летний Якушкин стал мужем ее 16-летней дочери Анастасии Васильевны Шереметевой, в замужестве Якушкиной (1806–1846 гг., разница в их возрасте – более 13 лет) и зятем 47-летней Шереметевой (разница в их возрасте 18 лет). Н.Н. Шереметева была Якушкину духовно значительно ближе, чем его молодая, редкой красоты и скромности жена. Якушкин по-своему любил красавицу-жену, но видел в ней прежде всего неискушенного ребенка и мать их двоих сыновей, а его разум и неподвластное ему сердце принадлежало теще, с которой он отводил душу в разговорах.

Одна из особенностей Якушкина была в том, что он особенно любил то, что было ему недоступно, и тех людей, кто был в духовном плане сильнее его и обладал репутацией неординарной личности. Он был неспособен заметить и оценить искренние, простые чувства к нему человека скромного, не думающего о своем заметном месте и броском успехе в обществе, мечтающего только о его внимании и благополучии. Его жена была как раз таким человеком. В ней он оценил внешнюю редкую красоту и неискушенность, однако в духовном плане видел в ней только слабый отблеск сильной личности – ее матери. Но он жестоко ошибся – не оценил, не увидел главный подарок судьбы, посланный ему Богом. А.В. Якушкина на деле была яркой личностью (хотя ее формирование происходило постепенно), не способной на внешние эффектные поступки (а скорее всего – осуждавшей их), редкой по силе духа, любви, верности мужу, долгу, детям женщиной. Она была в силах перенести все беды и невзгоды, кроме – не столь сильной (как у нее) привязанности мужа к ней, ее любовь к нему была несравнимо чище, самоотверженнее, чем мужняя доброта к ней. Неадекватность их чувств приносила ей главные страдания, но горячо любимый муж очень долго оставался главным в ее жизни.

Когда произошло восстание в Петербурге в декабре 1825 г., Якушкины были в Москве, Иван Дмитриевич ожидал ареста. Он все рассказал теще, она поняла его высокие стремления, но осознавала и то, что, имея их, он не должен был жениться на его дочери, иметь двоих детей. И тем не менее она поняла его. Н.Н. Шереметева не упрекала зятя, она прежде всего помнила о христианском милосердии и любви к ближнему, снисходительности к тому, кто в худшем положении. Можно только догадываться, как мучилась она догадками о судьбе ее дочери и внуков из-за дел зятя, и все-таки она нашла в себе силы поддержать его в этот страшный период. 32-летнего Якушкина арестовали, приговорили к смертной казни, замененной 20-летней каторгой в Сибири. Через 12 дней после его ареста жена родила второго сына. Его 20-летняя жена с полугодовалым младенцем, двухлетним сыном и матерью успели повидаться с ним на свидании в Петропавловской крепости в Петербурге в 1826 г. В 1827 г. трижды они приезжали в Ярославль и один раз увидели его при отправлении со ссыльными дальше, в Сибирь. В Ярославле он категорически запретил жене пытаться приехать к нему в ссылку, поскольку ее долг был – воспитать достойных сыновей (детей в Сибирь брать не разрешали). А.В. Якушкина несколько лет просила его разрешить ей приехать в Сибирь, но он не разрешал. Только в 1829 г., когда она была на грани полного отчаяния, только по настоянию тещи он согласился на ее приезд. При помощи влиятельной Н.Н. Шереметевой и ее друзей добились разрешения царя на ее отъезд, но младший сын опасно заболел, ее отъезд отложили, а когда он выздоровел – разрешенный срок отъезда уже прошел.

А.В. Якушкина с детьми была полностью зависимой от матери и брата, жила замкнуто, все силы отдавала детям, писала мужу трогательные письма и тайно вела для него одного свой откровенный дневник (письма ее прочитывали чиновники, а также мать, которая сама дописывала конец каждого послания). С 22 лет она снова стала добиваться у царя разрешения поехать с детьми к мужу в Сибирь, но ее родственники – графы Шереметевы, стыдившиеся ее мужа, государственного преступника, способствовали отказу в этой просьбе. Муж не писал ей письма, столь полные любви и благодарности, как она ждала и заслуживала. А ее письма к нему были переполнены безграничной любовью к мужу. В письмах И.Д. Якушкина ощущалось, что мать жены ему духовно ближе, и он очень страдает от отсутствия именно ее общества. Кроме того, прежняя роковая любовь Якушкина к Н.И. Щербатовой не давала ему сил писать жене об эмоциях, на которые он уже был неспособен. Якушкина со временем поняла, что в жизни мужа (при всем его уважении к ней) она среди женщин не занимает первое место. В последние годы ее жизни она уже не писала ему письма в Сибирь, а ее мать писала ему столь ожидаемые им письма из дома. Выйдя в 16 лет замуж и прожив с мужем немногим более 3 лет, А.В. Якушкина 22 года жила без него, была «соломенной вдовой». В его письмах разных лет она не ощущала – в той мере, как она ждала, – мучительную для него тяжесть его разлуки с ней, ее необходимость ему. Она вырастила великолепных сыновей, но замкнулась в себе, разочаровавшись в самом дорогом человеке – муже и сполна испив чашу унижения от финансовой зависимости ее от родственников. Якушкина умерла на 41 году своей жизни, ее муж пережил ее на 10 лет (он умер в возрасте 64 лет, когда после амнистии и манифеста об освобождении в 1856 г. он вернулся в свое имение Новинки в Тверском уезде).

Где-то в душе И.Д. Якушкин был одновременно романтиком и эгоистом, решительным реформатором-смельчаком и ограниченным политиком. Так, в своей деревне Жуково в Смоленской губернии в первой половине 1820-х гг. он предложил крепостным крестьянам вольную и возможность арендовать у него землю, они – отказались. Он не понимал, что в жизни время практических реформ тогда в России еще не пришло. Принадлежность к масонам-декабристам еще более усугубила его политическую незрелость, привела к мучениям его и его семьи. Он слишком много мечтал о своих личных ярких и всепоглощающих любовных эмоциях, был способен принимать любовное восхищение, не будучи готовым платить тем же. Замечательный ум его жены, ее образованность, скромность и верность ему он должным образом не оценил, постоянно сравнивал ее с его неудачной первой любовью и блеском интеллекта тещи. Он принес много горя тем, кто его любил, уважал, жертвенно поддерживал и помогал. Но к концу жизни (когда жена уже умерла) он, кажется, понял, какую непоправимую ошибку он совершил, и память об умершей жене стала чуть ли не главным в его жизни, как и любовь к их детям, в которых они были соединены.