Предъявитель

У меня только один вопрос по этому памятнику. Больше ни о чем не буду Ни о художественном своеобразии, ни о тайнах происхождения, ни о статусе… Хотя о статусе надо два слова сказать, чтобы ясно было, о чем речь. Это – памятник-затворник. Он пленник (или хозяин?) круглого двора Академии художеств, иначе сказать, Института им. И. Е. Репина. Многие думают, что этот монумент простой смертный увидеть не может. Режим в Институте им. Репина действительно пропускной. Но если вы идете в музей – туда, на второй этаж, вход будет свободный, и вам удастся поглядеть в окно на бронзового человека, про которого известно, что это Шувалов. Москвичам еще проще – чтобы посмотреть на памятник Шувалову, им не надо приезжать в Петербург, у них есть свой, аналогичный – на Воробьевых горах, перед Фундаментальной библиотекой Университета.

Все верно, Иван Иванович Шувалов, граф, действительный тайный советник, фаворит Елизаветы, попавший в опалу при Екатерине, основал не только Академию художеств в Санкт-Петербурге, но и двумя годами раньше Университет в Москве, отделением которого, собственно, и числилась Академия художеств. С памятниками получилось наоборот – сначала появился в Петербурге, а через год – в Москве. Авторство обоих принадлежит 3. К. Церетели, причем петербургский Шувалов – это дар скульптора городу.

Так вот. Петербургский и московский Шуваловы одинаковы, оба в парадных камзолах, оба сидят на одинаковых скамьях, оба глядят в одну сторону, оба держат в правой руке по рулону чертежной бумаги, а левую руку оба протягивают. Однако у петербургского в протянутой руке ничего нет, и нам дано догадаться, что этим жестом петербургский Шувалов обращает наше внимание на лежащее у него под ногами, а там перед ним развернутый чертеж здания Академии художеств. А московский Шувалов держит в точно так же протянутой руке Указ об учреждении Московского университета. План здания Академии художеств, который будет реализован в Петербурге, у московского Шувалова, разумеется, отсутствует (дело происходит, напомню, в Москве). Точно так же петербургский Шувалов ничем не намекает на реальность Московского университета (ибо дело происходит в данном случае в Петербурге). Иными словами, каждый Шувалов демонстрирует публике нечто важное для данного города и только это.

Хорошо.

Но не странно ли это?

Нет, я не о повторениях. Повторения – в жизни памятников дело обычное. Ну вот пожалуйста. В Петербурге есть памятник «Героям Краснодона», это повторение памятника «Клятва», прежде установленного в Краснодоне. Петербургский (ленинградский, конечно) памятник Чапаеву повторяет самарский (куйбышевский) памятник Чапаеву. И так далее и тому подобное. Сам Зураб Константинович Церетели подарил Нижнему Новгороду копию памятника Минину и Пожарскому, правда, утверждается, уменьшенную – в знак уважения к творению Мартоса – на целых пять сантиметров.

Ленина взять – вот кого повторяли за милую душу. Вспомним работу В. В. Козлова, скульптуру Ильича перед Смольным, поставленную на цилиндрический гранитный постамент (и отлитую, кстати, на бронзово-литейном заводе Академии художеств). Число клонов ее по всей стране – несметно. Каких только не придумывали под этим Лениным пьедесталов! И конструктивистских, и супрематических, и неоклассических, и в стиле тяп-ляп… Но всегда это был один и тот же, всегда занятый одним и тем же Ленин. Он мог обращать энергичный свой жест правой рукой к различным объектам (и тем давать поводы к анекдотам), но это всегда был один и тот же пламенный жест. Никогда не появлялись у этого Ленина в протянутой руке ни план ГОЭЛРО, ни Сталинская конституция, ни первомайский флажок. Этот Ленин везде вел себя одинаково – сообразно тому, как вел себя в Смольном проезде.

Но в случае с памятником Шувалову мы встречаемся с чем-то принципиально новым. Вариации здесь касаются не размеров монумента и не форм пьедестала, а поведенческой характеристики памятника. Сопоставляя эти два варианта одного монумента, мы действительно вправе говорить о такой необычайной материи, как поведение памятников.

Заметьте, линия поведения и там и там одна, но содержание поступков совершенно разное.

Почему в Петербурге Шувалов ведет себя так, а в Москве этак? Потому что ему так предписано поступать. И в Москве, и в Петербурге он как бы при деле, при выполнении функциональной обязанности. Суть ее в демонстрации определенных пособий. Он выступает, он сообщает, он информирует зрителей о вполне конкретных, но для каждого случая особых вещах. От того, отвечает ли его выступление местным условиям, зависит успех выступления.

Примечательно, что демонстрируемые пособия – в одном случае как бы чертеж, в другом стилизованное изображение указа – к историческому Шувалову имеют отношение косвенное. Когда здание Академии строилось по, допустим, таким чертежам, Шувалов, попавший при Екатерине в немилость, жил за границей. И не для того Елизавета Петровна подписала указ об основании Московского университета, чтобы Шувалов, сидя на скамье, всем демонстрировал документ. Но если это подделка (поддельная подпись!), разве стал бы показывать такую бумагу Шувалов?

Невозможно представить, чтобы исторический Шувалов мог позволить себе быть столь функциональным субъектом. Он просветитель, конечно, но не в иллюстративном значении. Действительный тайный советник Иван Иванович Шувалов никогда бы не стал исполнять служебную роль, да еще и с учетом специфики места, более всего подходящую уличному промоутеру.

Но может, это совсем и не просветительский труд, а жизнь под прикрытием, мимикрия? Предъявляемые документы должны доказать, что предъявляющий их – в каждом городе свой документ – не кто иной, как Шувалов.

Вот мое опасение. По сути – это вопрос о самозванстве.

Нет, выражусь деликатнее.

Действительно ли и там и там – Шувалов? А не ряженый какой-нибудь аниматор, зачем-то прикидывающийся Шуваловым, как некоторые прикидываются Лениным или Петром Великим?

Чего он хочет? Что ему надо? Что он сделал с настоящим Шуваловым?