Памятник, который меня достает

Чем-то этот объект меня от себя отвращал. Я к нему присматривался еще в пору написания первой книги о тайной жизни петербургских памятников, долго раздумывал, надо ли связываться с ним, и все во мне говорило, что нет, не моя это тема. Мне даже трудно объяснить, почему так был я предубежден против него. Вряд ли из-за своей фамилии. Скорее всего, потому, что Нос майора Ковалева на углу двух проспектов – Римского-Корсакова и Вознесенского – памятник, как ни крути, изначально бессмысленный, а объяснять его смысл и значение или, наоборот, оспаривать таковое – значит играть в чужую игру и ставить себя в ложное положение. Ведь сам же написал когда-то в комментариях к «Доске», замечательной поэме Геннадия Григорьева: «Не лучше ли было бы здесь увековечить память другого литературного героя – на этом месте извозчик задавил Мармеладова…»[12] Хотя, если по правде сказать, кенотаф Мармеладова, при всем моем уважении к Семену Захаровичу, смотрелся бы тут еще нелепее, так что Мармеладова, признаюсь, я упомянул тогда для красного словца и только. Что же до появления памятника Носу на этом месте, о тайных тому причинах мы можем узнать у Михаила Золотоносова, определившего оный Нос по разряду «концептуального реализма», – в своей книге «Бронзовый век» он пишет: «Хотя Гоголь и указал, что цирюльник Иван Яковлевич жил на Вознесенском пр. (но гораздо ближе к Исаакиевской пл., иначе бы попытался утопить нос не в Мойке, а в Екатерининском канале), памятник Носу выглядит неуместно на углу пр. Римского-Корсакова и Вознесенского – просто финансово-экономическая группа “Роско” <…>, которая финансировала фестиваль “Золотой Остап” и создание объекта, арендовала помещение в этом здании. Здесь же находились офисы администрации фестиваля “Золотой Остап” <…> и “Дом юмора и сатиры”»[13]. Ну вот, а вы говорите – Гоголь.

И потом, что это такое все-таки – памятник или все же доска мемориальная? И главное, чем бы объект ни являлся, чему же он посвящен все-таки? Да, конечно, предъявленный во всей своей полноценной объемности нос этот с раздутыми ноздрями не зря почитается как памятник. И памятник – Носу, гоголевскому персонажу. «НОС МАЙОРА КОВАЛЕВА» – написано на известняковой доске. Но с другой стороны, в основательном справочнике «Мемориальные доски Санкт-Петербурга» (1999) объект закономерно значится среди мемориальных досок, причем посвященных лично Гоголю – так и сказано в заголовке: «Гоголю Н. В. (Нос майора Ковалева)»[14]. То есть – автору «Носа», а не самому Носу доска (или памятник?). Гоголю – Нос.

Вот скажите на милость, зачем надо было привозить розовый мрамор для Носа майора Ковалева не иначе как с родины Гоголя?

К чему этот манерный «концептуализм»? Его и установили сначала, Нос этот, аккурат на углу здания, чтобы он буквально – торчал, словно в поисках приключений. Конечно, искать они себя не заставили. Нос однажды исчез. Но что же еще вы хотите от Носа майора Ковалева? Всем стало казаться, что от него только и ждали чего-то такого. А когда, спустя год, он вдруг обнаружился, причем на лестничной площадке едва ли не соседнего дома, тут уже весь город мысленно ему аплодировал, как заправскому фокуснику, удовлетворившему публику.

Все его «тайны» как будто на виду, есть что-то нарочитое в его приключениях. Словно он специально не хочет обманывать ожиданий.

И в том, что, пока он отсутствовал, успели ему сварганить заменитель и теперь в городе два почти одинаковых Носа, тоже есть какая-то нарочитость. И эта деталь – бородавка, которую нарочно «вырастили» на втором Носе (Носу?), тогда как на первом никакой бородавки не было…

Ну да, всеми любим. И хорошо. Рад за него. Но пусть он сам по себе, а моя книга сама по себе. Этот памятник – не мой персонаж. И я решил его не касаться.

И не касался до последнего времени.

И все же он меня заставляет скорректировать планы.

Третьего дня получил послание от однофамильца майора.

«Добрый день! Меня зовут Влад Ковалёв. Я студент Университета кино и ТВ, учусь на режиссёра ТВ-программ. Ситуация сложилась так, что волей случая или судьбы я Вас нашёл. Дело в том, что в университете нам дали задание снять фильм о доме, и я снимаю фильм о доме на Вознесенском, 36, где жил Нос майора Ковалёва (по Гоголю). Фильм псевдодокументальный в жанре “мистика”. Есть очень много задумок и идей, но уже 2 месяца я бьюсь над сюжетной линией и драматургией в общем. Вчера, проезжая в метро, в конец отчаявшийся, я увидел рекламу Вашей книги “Тайная жизнь петербургских памятников”… Я понял, что тема абсолютно идентична. И, простите за каламбур, фамилия Носов ещё больше привлекла моё внимание, что ещё больше вселило в меня некий мистичный настрой. Однако я почти не надеюсь, что Вы прочтёте это сообщение и решите мне помочь, но если мистика есть в нашей жизни, мы могли бы сделать очень интересный совместный проект. Очень жду ответа, т. к. времени совсем нет».

У меня тоже совсем нет времени, что я и объяснил молодому человеку в ответном письме, а заодно поделился с ним своими небогатыми знаниями о памятнике – вдруг ему пригодится. Он мне тут же написал, что у него есть «куча фактов и историй про этот дом и про сам Нос» и что он просто не может «разложить это по полочкам». Следом послал мне заявку на фильм и смонтированный двухминутный материал, подтверждающий серьезность намерений и степень владения ремеслом. «Может, хотя бы одна встреча мне поможет?» – писал студент Ковалев.

Не мытьем так катаньем Нос меня доставал – через третьих лиц. Увиливать смысла не было.

Мы договорились о встрече, и, когда в условленный час я вошел в кафе, полное посетителей, сразу же понял, кто здесь Влад Ковалев – молодой человек, все в котором выдавало творческий поиск. На столе перед ним лежала открытая тетрадь. Мы поздоровались.

Интересный получился у нас разговор – кажется, в конечном итоге мне удалось вдохновить начинающего режиссера на кое-какие решения, но сейчас речь о другом: он мне сам рассказал занятные вещи. О том самом доме, на котором Нос установлен.

Я же ничего об этом доме не знал.

В двух словах, дом не простой – с причудливыми лестницами, замысловатыми проходами и глухим двором, накрытым зачем-то световым фонарем. В доме сейчас никто не живет (из людей никто не живет). Во дворе на карнизах деревья растут, в большинстве секций фонаря разбиты стекла. Отличная фактура для фильма. Стоит ли удивляться, что в узких кругах дом этот пользуется репутацией? Дом-то, оказывается, с чертовщинкой.

Ну-ну. Предсказуемо. А в чем чертовщинка?

Вот в чем. Дескать, последние лет двадцать странные вещи в доме том происходят, словно какая-то зловещая сила внедрилась в него. Уже в нынешнем столетии расселяли его не менее шести раз – и всегда со скандалами и эксцессами. На каких бы правах ни обитали здесь жильцы, с обустройством всегда возникали проблемы. Личностей, мягко сказать, весьма загадочных привлекали эти заброшенные помещения – сквот один исчезал, появлялся другой. Энтузиасты попытались образовать арт-пространство с характерным названием «Н.О.С.» (Новое Образовательное Содружество) и вроде бы даже с этим преуспели, но череда «выставок в носу», «звуковых инсталляций» и прочих молодежных проектов прервалась внезапным пожаром, рейдом правоохранительных сил, очередным выселением и делом против, как выяснялось, мнимого арендодателя, будто бы распоряжавшегося чужой территорией. Мой собеседник сам посещал одну из здешних полуподпольных секций и знал жизнь дома изнутри, но в подробности не вдавался, а я не расспрашивал, – пусть это все останется для его фильма, и так понятно, что дом «нехороший», даже «хуже», пожалуй, «нехорошей квартиры» на Большой Садовой в Москве.

С этим понятно. Другого и быть не могло. На самом деле меня по-настоящему изумил только один казус: по словам Ковалева – может ли быть такое? – у дома, на фасаде которого установлен пресловутый Нос, нет номера. Дом якобы «нигде не состоит на учете». «Не может быть», – сказал я. «Ну я-то знаю», – сказал Ковалев. Странно. Нет, если так, то это действительно очень странно, не правда ли?

Вот так мы и сидели в кафе, два человека – Ковалев и Носов, и говорили о Носе майора Ковалева, о его влиянии на действительность. Ковалев был настроен мистически. Ему даже мистика виделась в том, что принимать работу будет у него зав. кафедрой, человек по фамилии Кривонос. «О! – воскликнул я. – Передайте привет Александру Петровичу». – «Вы что, знакомы?» – вскинул брови Ковалев. «Да мы с ним больше ста передач на канале “Культура” сделали!..» И тогда для полноты картины я поведал Ковалеву о (процитированном выше) Михаиле Золотоносове, о моем суровом оппоненте и ревностном критике моей предыдущей книги[15]. Специалист по новейшим памятникам, Золотоносов М. Н. уже подробно описал памятник Носу майора Ковалева, так что за справками по существу – это к нему Студент Ковалев ссылку на Золотоносова внес в свою толстую тетрадь и даже вроде бы захотел с ним связаться.

И это правильно. Золотоносов М. Н. про памятник Носу ему все-все расскажет. А я к новейшим памятникам интерес практически потерял, и отчасти из-за Михаила Нафтальевича Золотоносова. Это не моя – его тема.

Но ведь сюжет этот помимо воли моей сам из себя появляется…

Говорите, мистики захотелось? Так тут же все на поверхности. Надо только отказаться от мысли, что гоголевский персонаж имеет отношение к данному месту. «Дом, в котором жил Нос». Вот в этом ошибка. Как раз он в этом доме не жил, и мы уже говорили об этом. Просто этому дому мраморный Нос (у Золотоносова в книге, кстати, гранитный) был навязан в явочном порядке, и здесь устроители праздника как бы совершили метафизический грех против реальности, причем не только против литературной реальности, но и против реальности в лице постояльцев этого дома. Нос, не будь дураком, начал по-своему самоутверждаться и дом захватывать. И очень успешно. На данный момент Нос единственный хозяин несчастного дома. Кто виноват? Понятно кто. Автор идеи Вадим Жук, скульптор Василий Аземша, архитектор Вячеслав Бухаев, художник Резо Габриадзе… Ну и далее – «Золотой Остап».

Да, мне показалось это забавным…

То есть памятник Носу – это вроде как голем. Вот одушевили его, и он теперь никому не подвластен.

А?

Но и это не все. Идем дальше. Нос пропал с угла дома, потом вдруг нашелся, его повесили на фасад. Говорите, украли. А потом подбросили? Украдите-ка такую махину, а потом еще и подбросьте. Но какая разница, что с ним случилось, если единственным результатом этого случая стало удвоение Носа? Он своим исчезновением одного добился – изготовления себе двойника. А потом возвратился как ни в чем не бывало. Понимаете? Он сам управляет ситуацией. Это не его крадут-возвращают, а он сам добивается того, что ему надо. Был один – стало двое. В результате он теперь еще и во дворе Музея городской скульптуры висит на стене. И на эту территорию распространяется его экспансия.

Ну и тому подобное. Мой собеседник тоже стал рассуждать в том же духе. Мы славно поговорили с Владом Ковалевым – он повеселел, я повеселел, и оба, довольные друг другом, разошлись по домам, вдохновленные разговором.

Вернувшись к себе, я уже не мог не думать о Носе. Первым делом я захотел проверить, действительно ли нет номера у того углового дома, о котором так долго мы говорили в кафе. Оказалось, что с этим адресом вообще большая путаница. По проспекту Римского-Корсакова на одних картах его отмечают номером 11, на других – 13 (в этом случае он почему-то делится на два дома – 11 и 13, хотя там определенно один дом). А по Вознесенскому проспекту номер у него не обозначен. Следующий дом – 36, но это – соседний, следующий, а не этот. Между тем в разных источниках по разным случаям, да хотя бы в связи с адресом памятника Носу, номер ныне пустующего дома приводят обычно таким: 36/11. Но 36, говорю, это следующий, а у этого по Вознесенскому действительно нет номера. Номер 34 – по другую сторону проспекта Римского-Корсакова. А между 36 и 34 дом в самом деле без номера. Выходит, студент Ковалев меня не мистифицировал! Так все и есть!

Нет, бывает и такое – угловому дому не присваивают номер со стороны одной улицы, но это, если не ошибаюсь, когда нет входа с этой улицы в дом. А тут все на месте – парадные с Вознесенского проспекта. А номера нет.

Что же это? Памятник Носу майора Ковалева установлен на как бы не существующем доме?

А когда Вознесенский проспект был проспектом Майорова, был ли у этого дома собственный номер?

Вообще-то я большую часть жизни называл Вознесенский проспектом Майорова. В институт ходил по проспекту Майорова. Чебуречная была на Майорова, и благодаря этому заведению тогдашнее имя проспекта до сих пор у нас на слуху. Легендарное место и сейчас называется так – «Чебуречная на Майорова».

И вспомнилось мне, что читал где-то про какое-то недоразумение, связанное с этим Майоровым.

Снимаю с полки «Топонимическую энциклопедию Санкт-Петербурга», открываю на статье «Вознесенский пр.» и читаю об одном из его названий. Обычно в этой энциклопедии о каждом названии сухая справка: когда и в чью честь, а тут целый исторический экскурс, да такой… Надо цитату привести полностью, без купюр. Про этот проспект сказано:

«С 9 июня 1923 г. по 4 октября 1991 г. именовался пр. Майорова – принято считать, что в честь П. В. Майорова (1889–1919), участника Гражданской войны 1918–1920 гг. в России, комиссара 4-й армии. Однако, как следует из письма в архив ЛВО секретаря губисполкома Кондратьева в 1927 г., установить личность комиссара 4-й армии не удалось: “По инициативе работников 4-й армии Президиум Ленгубисполкома в заседании от 9-го июня 1923 г. постановил переименовать Вознесенский проспект в проспект тов. Майорова, политического комиссара 4-й армии, погибшего на Уральском фронте в 1919 г. Не имея письменных сведений о названном тов. Майорове, Президиум Ленгубисполкома просит выяснить характеристику и революционные заслуги тов. Майорова, а также и его имя и отчество”. Из ответа секретарю губисполкома Кондратьеву: “В архиве ЛВО никаких сведений о товарище Майорове не имеется”»[16].

Фантастика. Столько лет одна из главных магистралей города называлась проспектом Майорова, и никто не знал, в честь кого или чего и почему? Поневоле вспоминается мотив «Мертвых душ», да и не только – тот же «Нос» приходит на ум: привет нам от Гоголя.

Так, может быть, действительно, коль скоро цирюльник Иван Яковлевич обнаружил злополучный нос, запеченным в хлебе, у себя на Вознесенском проспекте, то и проспект этот не просто проспект Майорова, а проспект Майорова Носа?

Тогда все становится на места. Проспект Майорова Носа – это хотя бы со смыслом. А иначе – абсурд, полная чепуха. Проспект Майорова – это же невозможное что-то.

Подождите, тут дело серьезное.

Мистика там или нет, но в отношении к данной материи все даже круче, чем то, что хочет выразить Влад Ковалев своим фильмом про Нос.

Позитивистский мой ум явно посрамляется всей этой историей с Носом.

Попробуем все обобщить и поглядим на проблему по возможности шире.

Возьмем за исходное – «Нос» уже написан, всеми прочитан и обитает в читательских умах как парадоксальный неясный образ. Представим себе, что этот образ, как ментальный флюид, возжелал утвердиться (самореализоваться, материализоваться) в нашей эмпирической реальности с максимально возможной для того эффективностью. Чтобы это у него получилось, умопостигаемый образ Носа майора Ковалева (а иначе – флюид) должен управлять в своих целях поведением людей, как, прошу простить за сравнение, биологический паразит иногда управляет поведением своего хозяина. Не знаю подробностей заседания Президиума Ленгубисполкома 9 июня 1923 года, но наверняка там на заседателей что-то нашло, умопомрачение какое-то: ведь что-то заставило их, ничего, конечно, не подозревающих, переименовать Вознесенский проспект в пользу самого странного персонажа Гоголя – Носа майора… ну то есть Майорова Носа… ну то есть просто Майорова. Они не заметили, что фамилия мнимого комиссара ими самими употреблена как завеса, прикрытие чего-то другого, совсем, бесконечно далекого от их повседневности. Вероятно, тому же ментальному воздействию, спустя восемьдесят лет, подвергнется сознание Вадима Жука, поэта, актера и режиссера. Его осенит идея. Он выступит как автор идеи памятника. На самом деле это идея – идея памятника Носу на Вознесенском проспекте (уже не проспекте Майорова) – использует Жука как свой инструмент. Вадим Жук заражает идеей других – Резо Габриадзе, Василия Аземшу, Вячеслава Бухаева, а также иных лиц, без административной и финансовой поддержки которых материализация Носа была б невозможна. Вышепоименованные творцы блестяще справляются со своей задачей, и Нос майора Ковалева, весом центнер почти, обнаруживает себя на углу того самого дома, который ныне без номера.

Дальнейшее нам известно. Состояние дома признают аварийным, всех жильцов, кроме Носа, даже тех, кто клялся в причастности к Носу, выселяют из дома, а Нос, чья прописка здесь более чем сомнительна, утверждается как настоящий хозяин. Попутно мраморный Нос простым приемом внезапного исчезновения принуждает своих создателей к изготовлению запасной копии. Двойник с бородавкой занимает выгодную позицию во дворе Музея городской скульптуры, да так, что «глядит» на парадный вход музея, словно он смотрящий за всеми петербургскими памятниками.

Манипулируя вниманием журналистов, новонайденный Нос майора Ковалева без труда влюбляет в себя весь город. И ведь думают все, что он действительно жил в этом доме.

Наконец, студент Ковалев снимает учебный фильм о памятнике Носу майора Ковалева, чему еще даст оценку зав. кафедрой Кривонос А. П., с которым доводилось творчески сотрудничать мне, Носову С. А., все-таки втянутому в эту историю с Носом… Что до Золотоносова М. Н., он о памятнике Носу уже написал все, что хотел.

Я тоже, получается, уже почти написал о памятнике Носу, а ведь давал зарок никогда не касаться этой сомнительной темы…

Да не я написал – очерк сам написался! Как же так?

А вот именно так!

И что же делать теперь?

Точку ставить как можно скорее.