Новая встреча с Бондарчуком («Они сражались за Родину»)
В 1974 году Никулин вернулся к драматическим ролям в кино. Как помнит читатель, первым из режиссеров, кто сделал это, был Лев Кулиджанов («Когда деревья были большими», 1962). В 1964 году это же сделал и Андрей Тарковский, пригласивший нашего героя на роль монаха Патрикея в картину «Андрей Рублев» (1966, 1971).
В 1974 году то же самое сделал Сергей Бондарчук, доверив Никулину роль солдата Некрасова в фильме «Они сражались за Родину». Напомним, что Бондарчук еще в 1962 году собирался снять его в картине «Война и мир» – в роли капитана Тушина, но цирк опять встал поперек. Он же не отпустил актера на съемки фильма Бондарчука «Ватерлоо» (1969), где Никулин должен был сыграть роль английского офицера. В свете этих фактов невольно задаешь себе вопрос: сколько же прекрасных ролей в кино потерял наш герой из-за работы в цирке?! Впрочем, при этом не стоит забывать, что работа на манеже была для него главным смыслом его жизни.
Первая актерская репетиция в фильме прошла 8 января 1974 года. Однако на ней не было Никулина – он находился с цирком на гастролях. Зато почти все остальные актеры, занятые в фильме, на той репетиции присутствовали. Перечислим их: Сергей Бондарчук (он выступал как режиссер и исполнитель роли Ивана Звягинцева), Василий Шукшин (Петр Лопахин), Вячеслав Тихонов (Николай Стрельцов), Иван Лапиков (старшина Поприщенко), Георгий Бурков (Александр Копытовский), Евгений Евстигнеев (он в фильме так и не снимется).
В январе и феврале шли репетиции с уже утвержденными актерами и подбирались новые. Например, через сито отбора прошли такие актеры как Евгений Леонов, Савелий Крамаров, Михаил Кононов, Виктор Павлов, Семен Морозов. Однако Никулин был утвержден заранее, поэтому должен был включиться в процесс сразу после своего возвращения с гастролей. Он вспоминал об этом следующим образом:
«…Когда Бондарчук предложил мне роль солдата Некрасова, я внимательно перечитал роман Михаила Шолохова. Потом долго думал: соглашаться или нет?
– И вы, и я воевали, – сказал мне Сергей Федорович. – Скоро тридцать лет со дня нашей победы. Фильм мы собираемся выпустить к этой дате. Неужели вы еще сомневаетесь? Принять участие в этой картине – наш солдатский долг.
Через два дня я уже подбирал на “Мосфильме” солдатское обмундирование для моего Некрасова. Надел грубое белье, гимнастерку, брюки, сапоги, затянул себя ремнем, примерил пилотку и в таком виде подошел к зеркалу. На секунду мне стало жутко – из зеркала смотрел пожилой солдат. Выгоревшая гимнастерка, стоптанные сапоги заставили вспомнить забытые годы фронтовой жизни, землянки, окопы, бомбежки, голод и тоску тех тяжелых лет…».
17 мая Бондарчук вместе со съемочной группой выехал к месту съемок – хутор Мелологовский, что на берегу Дона. Спустя два дня туда же стали подтягиваться и остальные актеры: Шукшин, Бурков, Василий Меркурьер, Андрей Ростоцкий и другие. Никулин прибыл туда в двадцатых числах. Он вспоминает:
«…Съемки проходили недалеко от рабочего поселка Клетская на берегу Дона. Места эти указал сам Михаил Александрович Шолохов. Именно здесь, по словам писателя, воевали герои его романа.
От хутора Мелологовского осталось несколько полуразвалившихся домов. Вокруг них выстроили настоящую станицу: с избами, амбарами, школой, ветряной мельницей на пригорке. Декорации выглядели натурально. Съемочная группа разместилась на теплоходе “Байкал”, который “Мосфильм” арендовал у Ростовского пароходства.
Из Москвы я вылетал позже многих актеров – был занят в цирке. Сначала летел до Волгограда, а потом на маленьком самолете добирался до Клетской, а оттуда на машине до хутора Мелологовского. Летчик, узнав, что я еду на съемки, специально провел самолет над выстроенными декорациями. Сверху я увидел хутор, пришвартованный к берегу пароход, а вокруг – палатки воинских частей, принимающих участие в фильме. Даже с высоты картина съемок поражала своей масштабностью. Скопление людей, артиллерии, танков, машин, понтонов, кавалерийских лошадей – все это впечатляло.
Потом это место кто-то в шутку назвал донским Голливудом.
Когда мы приземлились, меня повели в небольшую каюту. Там я переоделся в военную форму, которую носил все три месяца съемок. В соседних каютах жили Василий Шукшин и Вячеслав Тихонов.
На следующий день около здания школы, где разместились костюмерные, Бондарчук произвел осмотр наших костюмов. Осматривал он придирчиво. К Ивану Лапикову и ко мне, как к бывшим фронтовикам, артисты подходили за советами. А мы и сами многое забыли. Я вдруг задумался: на каком плече – на правом или на левом – носили скатанную шинель? Потом вспомнил – конечно же, на левом, ведь на правом – ремень от винтовки. Зато я сразу заметил накладку костюмеров, которые прицепили на гимнастерку Василию Шукшину (он играл роль бронебойщика Лопахина) на большой колодке медаль “За отвагу”. В 1942 году такие колодки еще не носили. Вместо них были маленькие, красненькие.
Странно и непривычно выглядели актеры в гимнастерках, сапогах, пилотках. Даже лица стали другими. Особенно ладно военная форма сидела на Лапикове и Шукшине. Казалось, будто они носили ее всю жизнь…».
Первый съемочный день датирован 27 мая – снимали эпизоды на дамбе, отступление полка. Съемки шли с десяти утра до девяти вечера. В них участвовали Никулин, Шукшин, Бурков, Меркурьев, Лапиков, а также солдаты срочной службы, задействованные в массовых сценах. Это были эпизоды из конца первой серии.
И вновь послушаем рассказ Юрия Никулина:
«…Съемки начались с эпизодов отступления полка. За первые полчаса репетиции меловая пыль покрыла нашу одежду и лица. После нескольких дублей, во время которых снимались длинные проходы полка, мы по-настоящему утомились, а к концу съемочного дня еле передвигали ноги. Особенно досталось тем, кто тащил на себе тяжелые пулеметы и противотанковые ружья.
Хотя до моих игровых сцен было далеко, я исправно ходил на все репетиции. Мне хотелось посмотреть, как работает с актерами Бондарчук. Он проводил репетиции за столом в большой кают-компании. Работал с актерами долго. Начинал всегда со спокойной читки, уточняя текст роли. Если что-то актера смущало, какое-нибудь слово ему трудно было произнести, или, как мы говорим, фраза не ложилась, то шла неторопливая работа над каждым словом. Рядом со сценарием у Бондарчука всегда лежал роман Шолохова.
Особенно меня поражал на репетициях Василий Шукшин. Он подбирался к каждой фразе со всех сторон, долго искал различные интонации, пробовал произносить фразу по многу раз, то с одной интонацией, то с другой, искал свои шукшинские паузы. Он шел по тексту, как идут по болоту, пробуя перед собой ногой, ища твердое место.
Вспоминал я наши более чем десятилетней давности встречи с Шукшиным, когда мы вместе снимались в фильме у Кулиджанова. Тогда он держался в стороне, в разговоры не вступал, на шутки не реагировал, все ходил со своей тетрадочкой и, если выдавалась пауза, садился в уголке и что-то записывал карандашом. Тогда я не знал, что через несколько лет рассказы Шукшина будут публиковаться во многих журналах, а вскоре выйдут и отдельной книжкой…».
Отснявшись в первый день, Никулин затем не снимался до 6 июня. В тот день (и в следующий) снимали эпизод «Левый берег Дона» – именно там герой Никулина рассказывал о своей окопной болезни. Послушаем его собственный рассказ об этом:
«…Съемки проходили в основном на натуре. Почти весь текст предстояло потом переозвучивать. Тем не менее, Бондарчук добивался такого точного звучания каждого слова, будто оно сейчас уже войдет в картину. И это было справедливое требование.
Шукшин произносил свои фразы удивительно легко. На первый взгляд он говорил так, как и в жизни, – не повышая голоса, но в то же время в нем чувствовалась внутренняя сила, необузданность характера бронебойщика Лопахина.
Я завидовал Шукшину. У меня с текстом возникло много трудностей. В фильме есть большая сцена, в которой Некрасов рассказывает о своей окопной болезни. Меня пугало обилие текста. До этого все мои роли в кино не отличались многословием, а тут – целый монолог. Своими тревогами я поделился с Бондарчуком. Он сказал, чтобы я не волновался, а спокойно учил текст. Когда все уляжется, когда я “дозрею”, тогда и будем снимать, заверил Сергей Федорович.
Я решил просто выучить текст, а там будь что будет. Крупными буквами написал на картонных листах слова роли и развесил эти листы по стенам каюты. Проснусь утром и лежа читаю. Потом сделаю зарядку и опять повторяю слова. И так почти каждый день.
На третий день, когда мы обедали в столовой, Шукшин меня опросил:
– Ты чего там все бормочешь у себя?
– Да роль учу.
И я рассказал о картонных листах.
Внимательно выслушал меня Шукшин, чуть вскинув брови, улыбнулся краешком рта и сказал:
– Чудик ты, чудик. Разве так учат? Ты прочитай про себя несколько раз, а потом представь все зрительно. Будто это с тобой было, с тобой произошло. И текст сам ляжет, запомнится и поймется. А ты зубришь его, как немецкие слова в школе. Чудик!
Попробовал я учить текст по совету Василия Макаровича. И дело пошло быстрее, хотя на это ушла еще неделя…».
9 июня большая группа участников съемок (Бондарчук, Никулин, Шукшин, Бурков, режиссер Н. Досталь, оператор В. Юсов) выехали в станицу Вешенская для встречи с Михаилом Шолоховым. В памяти Никулина та поездка запечатлелась следующим образом:
«…Когда мы по приглашению Шолохова поехали к нему в станицу Вешенскую, я видел, как волновался Шукшин. Приехали поздно вечером, переночевали в гостинице. Утром зашли в книжный магазин и купили книги Шолохова, чтобы он подписал нам на память. Так с книгами и вошли в кабинет Михаила Александровича.
Встретил он нас радушно. Я первый раз видел его. Думал, Шолохов высокий, а он оказался небольшого роста. Крепкое рукопожатие, взгляд умных живых глаз. Говорил Михаил Александрович спокойно, неторопливо. Мы сразу попросили у него автографы.
– Нет-нет, что вы! – замахал он руками. – Таким хорошим людям и вот так, наспех, что-то написать… Ни за что! Я вот обдумаю, а потом каждому напишу хорошие слова. Книги не оставляйте. Сам пришлю.
Потом в большой комнате, сидя за длинным столом, мы пили кофе. Комната светлая, вся уставленная цветами. За столом шел оживленный разговор, в основном, конечно, о фильме: как снимать, как играть, какие будут пожелания.
Михаил Александрович говорил, что писать и ставить фильмы о войне трудно. Вспомнил он, как в начале тридцатых годов ездил в Берлин и там попал на премьеру картины по роману Ремарка “На Западном фронте без перемен”. Картина шла в каком-то шикарном кинотеатре. На премьеру собралась вся знать Берлина. Мужчины в смокингах, дамы в бриллиантах. Начался фильм с того, что в грязном окопе спиной к зрителям лежал солдат, который поднимал ногу и издавал непристойный звук. Вначале это вызвало в зале шепот, недоумение, а когда солдат звук повторил, то все зааплодировали.
– Я к чему это рассказываю, – сказал Михаил Александрович. – Это вроде бы не для нашей картины, но правду солдатской жизни вы обязаны передать. Пусть все будет достоверно. Может быть, где-то и крепкое словцо прозвучит, это неплохо. Солдатскую жизнь не надо приукрашивать. Хорошо бы показать, как все было на самом деле. Ведь второй год войны был для нашей армии тяжелым.
Около трех часов мы провели за беседой. Шолохов рассказывал о том, как по предложению Сталина начал писать этот роман, как впервые его напечатали. Слушали мы Шолохова с интересом. Говорил он образно, убедительно.
– Интересный он дядька, – говорил позже мне Шукшин. – О, какой интересный. Ты не представляешь, что мне дала эта встреча с ним. Я всю жизнь по-новому переосмыслил. Много суеты у нас, много пустоты. А Шолохов это серьезно. Это – на всю жизнь…».
11 июня Никулин снимался в эпизоде «Левый берег» из начала первой и начала второй серий. После чего он более двух недель не снимался. И в следующий раз вышел на съемочную площадку 28 июня – снимали «Двор Натальи Степановны» (вторая серия, в этой роли снималась Нонна Мордюкова). В эпизоде помимо нашего героя снимались Шукшин, Бурков, Лапиков.
На следующий день, а также 1 июля съемки «Двора» продолжились с теми же участниками.
2 июля Никулин снимался в эпизоде «Третий хутор» и «Поле боя». Его партнерами были Бондарчук, Шукшин, Бурков, Лапиков.
3 июля к ним присоединился Андрей Ростоцкий (ефрейтор Кочетыгов).
4–6 июля снова снимали «Двор Натальи Степановны», причем на этот раз хозяйка двора (Нонна Мордюкова) была в кадре. После этого Никулин покинул место съемок, улетев в Москву.
В следующий раз перед камерой Никулин встал почти через месяц – 3 августа. В тот день снимали эпизод «Дорога среди хлебов» из первой серии. Съемки «Дороги» длились до 6 августа.
7 августа Никулин снимался в эпизодах «Поле боя» и «Высота».
8 августа снимали «Левый берег Дона» с участием Никулина, Шукшина, Буркова, Лапикова.
9 августа те же участники (плюс Вячеслав Тихонов) снимались в эпизоде «У штаба дивизии». Это был финальный эпизод картины, который сняли по сути в середине работы (еще один кадр из финала снимут 11 сентября, но без Никулина). После этого Никулин снова покинул место съемок и улетел в столицу, чтобы вместе с цирком уехать на гастроли. Теперь на съемках он объявится только поздней осенью. Именно в этот период произойдет трагедия – 2 октября внезапно умрет Василий Шукшин. Причем за день до этого отсняли еще несколько эпизодов из финала фильма – «У штаба дивизии».
Юрий Никулин вспоминает:
«…Наблюдая за Шукшиным, я стал смотреть на него как бы через объектив скрытой камеры: как он репетирует, как разговаривает, как держится с людьми. Внешне все очень просто. Я бы даже сказал, что Шукшин был излишне скромен. Большей частью я видел его молчаливым, о чем-то сосредоточенно думающим. Посмотришь на него – и чувствуешь, что в мыслях своих он где-то далеко. В обычной жизни он говорил скупо, старательно подыскивая слова, часто сбиваясь, несколько отрывочно и скороговоркой, вставляя массу междометий и комкая концы фраз. Не все порой становилось понятным при разговоре с ним, но я всегда удивлялся глубине его мыслей, метким замечаниям при оценке какого-либо события или человека. Он удивительно умел слушать собеседника. Поэтому, наверное, раскрывались перед ним люди до конца, делились самым сокровенным.
Слава, известность, признание как бы исподволь подбирались к Шукшину. После выхода на экраны “Калины красной” его имя знали все. В этой картине для меня открылся совершенно новый Шукшин. О нем писали, о нем говорили, его все сразу полюбили. А он необычайно смущался, весь зажимался, когда к нему подходили с просьбой дать автограф или говорили приятные слова.
Василий Макарович любил природу. Он мог остановиться в степи или на берегу Дона, набрать полную грудь воздуха и сказать:
– Господи, красотища-то какая… Запах какой! Ну что может быть лучше русской природы?
Потом сорвет какую-нибудь травинку, понюхает ее и скажет, как она называется. Он знал названия многих трав. Память у него была необычайная.
На одной из репетиций, заметив, что я сижу и по привычке трясу ногой, он сказал мне:
– А знаешь, недавно я у Даля вычитал: когда ногой трясешь. Это раньше называлось – черта нянчить.
На корабле отмечали чей-то день рождения. Позвали Шукшина.
– Да я лучше писаниной займусь, – сказал он, извиняясь. – Да и не пью я…
А мы долго сидели за столом, потом вышли ночью на палубу. Смотрим, в окошке каюты Шукшина горит свет. Подкрались мы и, не сговариваясь, запели хором: “Выплывают расписные Стеньки Разина челны…”. Глянул из окошка Василий Макарович, засмеялся:
– Не спите, черти…
Хотя и помешали ему работать, но он не обиделся. Любил Шукшин песни, особенно русские народные. Часто подсаживался к компании поющих и тихонько подпевал.
К нему тянулись люди. Бывало, к нашему теплоходу причаливали лодки или баржи, выходили оттуда рыбаки, грузчики и, теребя загрубевшими руками свои шапки, обращались к вахтенному матросу:
– Слышали мы, тут Шукшин есть. Повидать бы его нам.
Выходил Василий Макарович.
– Здравствуйте, – говорил, – ну что вам?
– Да вот мы тут на горе, уха у нас, поговорить бы немного.
Горел костер, варилась уха, открывалась бутылка водки. Но Василий Макарович не пил. А вот курил много – “Шипку”. Одну сигарету за другой.
Поздно ночью возвращался в свою каюту Шукшин.
– Ну как встреча? – спрашивал я.
– Да вот, посидели… – неопределенно отвечал он. Потом, улыбаясь, добавлял: – Занятные люди. Занятные.
Василий Макарович любил Шолохова. Нередко на репетициях он восклицал:
– Ну надо же, как фразу-то написал,? Так точно и хлестко! Даа…
В самый разгар съемок Шукшин несколько раз летал в Москву. Там начинался подготовительный период фильма “Степан Разин”. Много лет Шукшин вынашивал идею поставить на экране “Степана Разина”. Он написал сценарий, сам собирался ставить, сам хотел играть. И вот наконец получил разрешение осуществить замысел. Организовалась группа, были отпущены деньги на постановку. Шукшин жил только предстоящей работой.
– Я ведь почему еще к Бондарчуку пошел, – говорил мне Василий Макарович. – Мне обязательно надо вникнуть во все детали массовых съемок. Мне это очень важно.
А у Бондарчука было чему поучиться. Организацию сложных массовых съемок он проводил на высшем уровне. Конечно, сказывался опыт работы над “Войной и миром” и “Ватерлоо”.
В один из приездов Шукшин привез из Москвы сверток с книгами. Помню, стукнул в стенку моей каюты и крикнул:
– Зайди.
Когда я вошел, он протянул мне зелененькую, еще пахнущую типографской краской книжку – “Беседы при ясной луне”.
Михаил Шолохов, Юрий Никулин и Сергей Бондарчук на съемках фильма «Они сражались за Родину»
Главный режиссер Московского цирка на Цветном бульваре, народный артист СССР Юрий Никулин
– Вася, – говорю я, – подпиши.
– Да ну тебя! Что мы, еще друг другу автографы будем давать? И потом, что я, умирать собрался?
Но я упросил его, и он написал на титульном листе несколько теплых фраз.
Часто часов до трех ночи в каюте у Василия Макаровича горел свет. Шукшин писал. Слышно было, как он вставал, ходил по каюте, что-то напевая без слов. Пел тихо. Мелодия была какая-то грустная, незнакомая. А утром вставал бодрый и подтянутый. Будил его обычно актер Георгий Бурков, с которым они очень дружили. С утра – крепкий кофе. Три ложки растворимого кофе на стакан.
В дни зарплаты Шукшин ехал на автобусе в поселок Клетская. Там быстро, деловито покупал в магазинах сапоги, куртки и отсылал это по почте в деревню – своим. Деньги для него ничего не значили.
– А я все трачу, – говорил он мне. – Есть деньги, я их трачу сразу.
Он меньше всего думал о своем личном благополучии…
Как-то во время съемок Шукшин нерешительно, стесняясь, попросил меня:
– Ты это, девчушек моих в Москве в цирк как-нибудь устрой. Я знаю, с билетами трудно. Они давно в цирке не были. Мне б билеты только. Никакой там не пропуск или что, ты это не думай. Ну когда сможешь… Это уж как приедем отсюда.
Просьбу Василия Макаровича я выполнил, пригласил его девочек в цирк. Но не с отцом вместе, как мечтал. Отца уже не было. Они сидели в первом ряду, смотрели представление, смеялись, щебетали от удовольствия…».
Похоронив Шукшина, участники съемок вернулись в Мелологовский и продолжили работу. 9 октября сняли эпизоды «Дорога» и «Берег» с участием Николая Губенко и Ивана Лапикова. А Никулин в эти края тогда больше не вернулся – его съемки должны были пройти на «Мосфильме».
Это случилось 11 ноября. В павильоне № 5 была выстроена декорация «Дом Натальи Степановны», где были сняты сцены из конца фильма с участием Никулина, Буркова, Лапикова.
12–13 ноября съемки в «Доме» продолжились. На этом съемки Никулина в картине завершились. Собственно, тогда же закончились и вообще съемки фильма – последние съемочные дни датированы 14–15 ноября (снимали эпизод «В госпитале» с участием Бондарчука и Горлова).
На озвучании фильма Никулин появился дважды – 22 и 27 ноября.
В эти же дни подыскивали актера, который должен был озвучить роль за безвременно скончавшегося Василия Шукшина. На эту роль пробовались Роман Громадский, Юрий Назаров, Сергей Шакуров, Игорь Ефимов, Игорь Дудник. В итоге Бондарчук остановил свой выбор на Ефимове.
Фильм «Они сражались за Родину» вышел на экраны страны 26 мая 1975 года и собрал очень приличную «кассу» – 40 миллионов 600 тысяч зрителей. К тому времени интерес к военному кино в стране несколько упал, и этот фильм стал последним «кассовым» боевиком на данную тему.