Дожди-пистолеты

Я понял, что «Голод» выстрелил, именно на гастролях. И узнал я об этом не из прессы, не от журналистов, которые пишут рецензии. Это я увидел на концертах, когда заметил, что люди поют со мной каждую песню. А ведь кроме двух вещей, на которые были сняты клипы, никто ничего не знал. Альбом разошелся по сарафанному радио, а не по «Нашему». Толчок, конечно, был дан, чтобы хоть как-то заявить населению, что есть такая группа. А дальше хотите — не хотите. Жесткого навязывания не было. Но когда я увидел, что люди знают все песни из альбома и хором их поют, очень обрадовался. И тогда я понял, что любая песня может крутиться на радио или на любую можно снять клип, если она все равно известна людям. И тут встал вопрос: на какую композицию тогда снимать клип? Я почувствовал, что открылось больше возможностей, появилось больше свободы. А от этого и сомнений: если эта песня все-таки очень сложная, наверное, надо взять попроще?

Все время лили дожди. Поздно вечером после студии Саша подвозил меня до 9-й Парковой, потому что метро уже не работало. И мы еще долго сидели в машине и обсуждали, на какую песню снимать видео. Стоит ли брать «Дожди-пистолеты»? Стоит ли идти по этому пути, который не гарантирует успех, или пойти по проторенной дорожке, снять на что-то вроде «Просто такой сильной любви»? Дождь, дворники машины шуршат… Такое состояние героическое — решение принимаем, договариваемся. Поговорим, поговорим, потом сидим, молчим и думаем. Однажды кончилось тем, что мы оба заснули в машине…

Вообще-то текст в песне «Дожди-пистолеты» не мой, а Валеры Полиенко, один из тех десяти, которые он написал для нашего проекта в самом начале. Точнее, наполовину не мой, потому что я его немного переписал под себя. «От Versace эксклюзив» — это, понятно, он. «Губы тают на губах» — мое. «Паровоз мой на веревках» — тоже мое, это путешествие в Новороссийск к Свете. Мальчик тащит за собой этот паровоз на веревке, был настоящий паровоз, а потом оказался игрушечным. «Стеклянная остановка» находится на Стромынке, метро «Сокольники», я не знаю, почему в Москве, а не в Новороссийске. Я сейчас объясню, где это. Представляешь себе парк? Вот арка метро. Здесь эта улица. Через дорогу башня пожарная стоит. И здесь возле метро справа дорожка маленькая к магазину «Зенит». А ближе к светофору остановка. Когда я ехал на студию на 41-й маршрутке, проезжал мимо нее и видел, как «разлетаются, звеня, мимо сердца, мимо, мимо капли летнего дождя по витринам, по витринам». Это вода на стеклах остановки. Заглавие — это Полиенко. Но у него смысл песни был другой — дожди, пистолеты, манекены вокруг. Вообще не про любовь.

Нельзя же было так все взять и рассказать. Конечно, можно было потом оправдаться: я всю эту историю просто выдумал. Но там настолько все естественно прозвучало, причем еще и из-за моего южного акцента люди восприняли мой монолог как реальную историю. Людей ведь очень трудно обмануть, да? Они же все чувствуют. И Саша оказался прав, прикольно получилось с этой вставкой. Но все равно, когда я это слушаю, мне немножко неловко. Будто взяли и обезоружили меня. Да, это революционная вещь, я просто охуел, когда Саша вставил мой монолог в песню. Если бы это начитал актер, ничего бы не получилось, фальшь была бы слышна. А тут простой человек, да еще и жаргон у него южный. «Да ты гонишь!» Был страх — рассказать о себе не с помощью рифмы, а монологом из жизни. У меня тогда даже температура поднялась от эмоций. Этот мой монолог и оказался идеей песни, я понимаю, почему она нравится людям — у человека, который ее слушает, тоже поднимается температура, он вспоминает свое. И этот эффект нельзя вызвать искусственно, к счастью. Люди на концертах ждут, когда монолог оборвется и я заору: «Любовь!» Саша честно говорит, что этого не понимает — надо говорить по существу, а чего кричать-то?

В итоге все-таки решили снимать клип на «Дожди-пистолеты» в виде музыкального трека, потому что история уже рассказана в самой песне. У клипа аудиосюжет, это устный кинематограф, если хочешь. Ничего больше не надо, иначе будет отвлекать. Человек просто стоит на сцене и рассказывает, что с ним происходит.

Одежду нам снова помогала выбрать стилист Галя Смирнская. Мы съездили с ней в секонд-хенд и купили белую рубашку и шорты. Она увидела их: «О, прикольненько!» Так все легко решает. Я говорю: «Галя, ну я в шортах… Как-то странно, нет?» — «Да нормально! Примерь, посмотрим. Прикольно: лето, дождь, улица. Ты в белых шортах и в белой рубашке с коротеньким рукавом. Нормально». И ребят так же одели в какие-то полухендовские вещи. Галя может из любой одежды подобрать что-то, что смотрелось бы неплохо, в тему.

Мы думали, как снимать. Раз песня у нас «Дожди-пистолеты», мы должны быть под дождем, ничего плохого в этом нет, это не банально, это правильно. Пусть все заливает дождем. Красиво, героизм! А как показать мой монолог? Нельзя же, чтобы я смотрел в камеру и наговаривал. Это будет пошло, глупо, бессмысленно. А что тогда показывать? Мы решили просто поставить рапид, сделать замедление. Сначала мы сняли для этого куска крупно мое лицо. Капельки медленно стекают по щекам, закрытые глаза, я погрузился в мысли… А потом резко — ЛЮБОВЬ!!!!!! Мы отсняли и увидели на мониторе мое синее от холода лицо, которое не спасет ни одна цветокоррекция. Причем клип мы загнали в такие холодные цвета, что я выглядел как труп. Да еще и крупным планом! А у меня к тому же лицо не совсем пропорциональное, асимметричное, да? Если посмотреть на мои глаза — один выше другого! В общем, так оставлять было нельзя. Тогда мы сняли еще рапидик: люди смотрят, вода течет, ветер дует. И родилась идея пустить расшифровку моего монолога поверх изображения. Он был записан на диктофон, качество записи было очень плохое. Мы попытались вытянуть по частотам, чтобы речь была более внятной, разборчивой, но это не сильно улучшило ситуацию. И появилась прекрасная идея пустить синхронно моему голосу субтитры с тающими словами, плюс карта маршрута «Краснодар — Новороссийск». Но это никакая не фишка, это просто для того, чтобы люди точно могли разобрать мои слова.

Место на Гольяновских прудах нашел я. Нам нужен был жилой микрорайон с какой-то площадкой. Думали с баскетбольной найти, как обычно во дворах бывает. Но там места очень мало. И когда мы начали искать натуру, я тут же вспомнил, что рядом с моим домом было пространство у пруда, за которым стоят многоэтажки. Нам фактически нужны были только дома для бэкграунда, но там был еще и пруд, и сцена, которая стоит до сих пор для самодеятельности — рубись сколько хочешь! Все, проблема с локейшеном тут же отпала. Но появилась другая головная боль: как поливать водой в кадре, какая будет погода? В итоге поливали поливальные машины, водовозы — несколько цистерн с водой. От них тянулись шланги, был распылитель; когда давали воду под давлением, бил фонтан, это походило на дождь. Плюс большие вентиляторы, которые дули, и вся вода лилась на сцену. Есть такой киношный эффект — когда дождь волнами идет и создает ливень и порывистый ветер. Вода была очень холодная. Еще был месяц май кажись.

Мы встретились с активистами нашего фан-клуба и попросили разместить на своем сайте информацию о съемках, чтобы пришли фанаты. Но мы очень переживали, что не придут или их будет недостаточно для картинки, поэтому взяли на всякий случай человек сто массовки. Но фанатов пришло довольно много, массовка слилась с ними, как одна дружная семья. Если тебя пять часов подряд поливают холодной водой, вольно-невольно сроднишься. Когда время работы у массовки закончилось, они все равно остались и тусили с фанатами.

На площадке работала милиция — ее нанимают в таких случаях. Но она же всегда плохо работает, поэтому какие-то моменты все время происходили — это же неуправляемая штука. Приходили на площадку люди: а чего у вас тут? Концерт? А почему водой поливают? С «раёна» пришли чисто конкретные пацаны гольяновские, стояли и смотрели испепеляюще на все происходящее. Много желающих просто поглазеть зевак. Начинается хаос, камера не может проехать, или не дают осветителям оттащить свет, работа парализуется. Мы в конце концов уже перестали внимание на этих «гостей» обращать — путь тусят, нам бы только работать. Одна девочка утопила в пруду какую-то деталь от крана, на котором перемешалась камера. Она проходила, где ходить нельзя, смахнула эту штуковину ногой в воду. А без нее кран теряет 60 процентов своей функциональности. Эта деталь нужна, чтобы то ли его переместить на другую позицию, то ли разобрать банально. Техник, отвечавший за кран, говорит: «Давай лезь в воду! Ты уронила, ты и ищи! Иначе я тебя живой отсюда не выпущу!» — «Я не полезу, там глубоко!» Тогда он кинул клич в народ: кто хочет десять баксов, ныряйте в пруд и доставайте. И какая-то девчонка полезла в воду, долго искала, но так и не нашла ту железочку. Ну а еще какие происшествия? Бухачи, драки…

Камера, стоп! Свет перемещается на другую точку, и на площадке начинается хаос — все расползаются в разные стороны. Кто идет в вагончик за бутербродами с чайком, чтобы пожрать скорее. Кто курить. Всех надо гонять, потому что все моментально расслабляются. Пока пять человек работают, десять стоят, массовка ходит… И когда все уже установили, начинается: а где этот? где тот? где массовка? Собралась. Забыли что-то настроить. Стали настраивать. Массовка — что? Расползлась! Когда все снова собрались, выясняется, что надо буквально на пять метров переместиться. А это еще минут сорок, а то и час. Обычно все держит в руках помощник режиссера или директор клипа. Наступил момент, когда поклонники и массовка перестали слушать и режиссера, и его помощника. Все уже просто потеряли интерес к громко агитирующим их людям. Тогда рупор взял я. О, Рома! Давайте слушать его!

На площадке нужно очень жестко с людьми, не только с массовкой, со всеми: со световиками, с техниками, с постановщиками. Когда нет диктатора, все разваливается. Всем нужен командир, который орет. Но на фанатов ты же так орать не будешь, ведь они пришли тебя поддержать. Поэтому просто какое-то общение, автографы, конечно. Они мокрые стоят все как цуцики. Им холодно. Мы пытались их как-то подбадривать, ставили им наш альбом, они пели, мы поили их чаями, алкоголем, что могли, делали. Вроде все терпели. Молодцы! Никто же из них не предполагал, что так все растянется. Они думали, придут, будет весело, все будут плясать. А потом, когда прошло пять часов, все уже попритухли. Я бегал с рупором орал: «Соберитесь, тряпки! Еще чуть-чуть осталось! Давай!»

Короче, съемка — это очень сложно. А еще когда ты знаешь, как должно быть, как задумано, ты не только за это переживаешь, а еще и за работу нанятых людей, начиная со световиков и заканчивая гримерами. Потому что для них это какая-то повседневная вещь, рутина. «Вот я пришла на работу, щас отработаю сменку, получу денежку и пойду домой». А для тебя-то это событие! Для тебя это всё: твои деньги, силы, идея, песня. Это твой клип. И конечно, ты за это переживаешь и, сука, хочешь удавить кого-нибудь, если кто-то что-то не то делает, либо что-то не успевает, либо работает плохо. Конечно, ты весь в напряжении, срываешься и орешь.

Наверное, поэтому мы от души били инструменты. Били свое, то, что практически уже не использовалось: барабаны, клавишные, гитары, колонки. Я не знаю, кто конкретно предложил это все расхерачить в кадре. Состояние позволяет, песня располагает — крик, ор, угар. Мы брали инструменты с мыслью о том, что после съемок их уж больше не будет в живых. Было кайфово… Не так чтобы: приготовьтесь, по моей команде бьем! Все естественно. Инструменты у нас еще до этого момента были на грани разлома, моя гитара была уже фактически без грифа — он держался на соплях. Когда снимали первый припев, где я подпрыгиваю, у меня гитара соскочила, упала и треснула, колки отломились. И я уже старался держать ее остаток съемок так, чтобы она не развалилась в руках — запасной-то не было. А эту мы купили накануне за сто пятьдесят долларов специально для съемок, чтобы не жалко было ее там убить. В основном это были Сашины инструменты. Весело было, били их от чистого сердца, рубились как надо. У Кирюхи все руки были в кровище — так он по клавишам фигачил, пришлось после съемок бинтовать ему руки. Насчет техники безопасности все ок, заземление было.

И это был единственный день, когда светило солнце, которое нам было не нужно. Мы так надеялись на этот дождь — вот была бы экономия! Но мы снимали, и целый день светило солнце. А им управлять очень тяжело, оно ведь тупо бьет в лицо, и всё. Его нужно закрывать экранами, чтобы оно не лезло в кадр. И как только мы закончили съемки, как только поливальные машины уехали, ливануло так! С грозой, со всеми делами бабахануло. Так обидно, сука!