Киев

Моя задача достаточно проста и одновременно сложна. Мне необходимо писать песни. Как я это делаю, где я это делаю — абсолютно неважно. Хоть на Луне. Всё. Самое главное — это материал. Без песен у тебя не выйдет альбом. Не будет ничего. Поэтому песня — это самое главное, что есть вообще. Самый смысл.

Я начал пробовать какие-то варианты, как можно себя в это состояние погрузить. Что нужно? Одиночество. Как мы его создадим? Я должен жить один. Но я же живу с супругой. Значит, нужно уехать в другой город и в этой творческой командировке поработать, погрузить себя в другую среду. И я уехал в Киев. Я всем сказал, что в начале года меня не будет, еще весной 2006-го, как вышел альбом. Задолго до отъезда, потому что у нас все расписано на год вперед. У тебя есть график, и ты точно знаешь, когда и где окажешься.

Меня никто не должен трогать какое-то время. Я не был уверен, что если попаду в другую обстановку, это поможет написанию песен. Но это нужно было сделать все равно. Если ты дома, даже если откладываешь все дела, все равно что-то всплывает. «Просто отключить телефон» — не вариант. Даже если я буду сидеть дома один и отключу телефон, то неделю просижу. А потом не сдержусь и поеду на студию, к Сергеичу. Когда что-то рядом, тяжело избежать этого искушения. И, скорее всего, я плюну на этот собственный запрет, да ну на фиг! Организм требует общения, какого-то движения, работы. Подмосковье не катит — слишком близко, сел в машину и приехал. И чтобы не возникало желания вернуться, с кем-то встретиться, надо уехать далеко. Киев, конечно, не край Вселенной, но дальше, чем Мытищи. Если на тебя нахлынет «а не слетать бы домой», много пройдет времени: надо купить билет, добраться до аэропорта, и, скорее всего, тебе перехочется. Было два варианта: Киев и Минск. Но, во-первых, в Киеве меньше знают мое лицо. В Минске мы два дня подряд с аншлагом собираем площадку, если что, а Киев процентов на 80. И плюс еще Минск немножечко все-таки пустоват для прогулок, архитектура там проще.

Я приехал в Киев на поезде 29 января. С собой у меня были гитара, ноутбук и чемодан с вещами. Я был с товарищем по имени Вова, он сам там снимает квартиру, знает агентов по недвижимости, которые могут подыскать вариант за один день. Мы оставили вещи у него, поехали смотреть мне жилье, нашли подходящее, подписали документы, заплатили деньги, перевезли вещи ко мне, вечером потусили. На второй день потусили и на третий день… Вова мне все время говорил: «Рома, тебе нужно недельку потусить, чтобы у тебя впечатлений накопилось. А то так ты приедешь, сядешь — и что напишешь? Отдохни сначала, а потом запрешься для творчества своего». Я был согласен: нельзя же так — приеду, сяду один и буду ждать вдохновения. Глупость какая! Тем более что пока есть такая возможность, пока он в Киеве. Одному достаточно тяжело.

Потом я понял, насколько. Было тяжело даже в магазин сходить. Я стеснялся. Дома сидишь: нет сигарет, ну и бог с ними. Выходить даже не очень хотелось. Потому что февраль, холодно, в магазин спуститься — а вдруг кто-то узнает? Даже не то что узнает. Просто вечер… дома спокойней. Был какой-то страх, когда один. Легкий. Или как быть: вызвать такси или поймать машину на улице? Проще поймать, чем вызывать, эти номера у них странные. Я не люблю такие проблемные вещи, которых у меня уже давно не было. Когда ты один, а тебе нужно пойти в магазин, купить сковородку. Нужно найти обменник. Всеразличные мелочи. И поэтому хорошо, что был Вова: через него я вникал в суть городскую, знакомился с разными людьми.

Я жил на улице Грушевского, параллельной Институтской. Рядом Мариинский парк, вниз — Европейская площадь, вверх — гостиница «Киев», а туда дальше — Киево-Печерская лавра. У меня была двухкомнатная квартира с большим застекленным балконом. С меня взяли полторы тысячи. Они сдают и посуточно, но когда снимаешь надолго, делают скидку. Правда, мне потом сказали местные, что это достаточно дорого. Там все рядом. Вот я пешком и ходил сам или с кем-то. Хотя с кем-то я не ходил, в основном с компанией. Я изучал местную кухню. У меня быстро образовалась огромная пачка скидочных карточек ресторанов. Я освоился, понял, где что можно поесть, какая атмосфера, обстановка. Ну и пару клубов. Один я никогда не ходил в клубы, мне там неуютно, что мне там делать? А с компанией нормально.

А много бродил по городу, по центру. Конечно, Андреевский спуск, Киево-Печерская лавра, я спускался в пещеры… Крещатик, бульвар Леси Украинки, Бассейная улица, Золотые ворота, Подол, само собой, прокатился на фуникулере за 50 копеек. Ко мне подходили, но не так часто, как подходят в Москве. Я и не маскировался. У меня черный шарф из ламы, очень длинный, им обмотаешься весь — нос в тепле, глаза только видны, лица не разглядеть. Идешь, гуляешь. К тому же я чаще передвигался на такси: холодно же на улице.

Мне очень понравилось, что люди в Киеве достаточно простые, отзывчивые, им не очень важно, кто ты. Из-за какого-то особенного своего менталитета Киев чуть-чуть расслабленный. Понятно, что он медленный, как бы немного с ленцой, спокойный. Тут если и панибратство, то непошлое. Они это искренне делают — если ты в Москве так сделаешь, про тебя подумают, что ты дурак какой-то. А там это нормально. Откуда бы ты ни приехал, к тебе достаточно ровно относятся, без предубеждений. Ну, садись за стол. А что ты не ешь? Ты болеешь? Не пьешь? Худеешь? То есть по-свойски: что в голову придет, то и говорят. Таксисты хорошие. Можно ведь город и по ним оценить — они полялякают с тобой, даже если ты не хочешь, расскажут тебе, как, что, зачем, где чего взять, куда сходить: «Ой, да куда ты собрался? Не ходи туда! Я там был на прошлой неделе и чё там видел…»

Люди, с которыми я общался, были абсолютно разными. Были два диджея. Рома и Толик. Арт-директор кафе «Прадо», которого тоже звали Рома. Стилист Наташа Каменская в каком-то журнале работает. И очень много моделей, скажу я тебе. Вова познакомил меня с одним мужичком, у которого свое якобы модельное агентство. А по факту он для моделей состоявшихся сутенер. Фотосессии, кому что нужно, кто на что готов. Типа Пети Листермана — папа, папочка. Модели — это хорошо, тем более что с моделями я знаком, жизнь меня проводит рядом с ними. Мир модельного бизнеса — он примитивный, грустный отчасти, но при этом интересный. Все получают своё. И это как в жизни — всё всем понятно. Только официально. Красиво напоказ, да? Девочки ходят по подиуму, чтобы понравиться мальчикам, мальчики хлопают и бегут за ними. Здорово ведь? Здорово.

Я тусил с девочками, трали-вали, но без интима, мне это не очень было интересно. Я, по правде сказать, не думаю, что они так уж обламывались на этот счет. Я же для них как пришелец, добрый волшебник, который может устроить приятные вещи. Мужчина, который от них не требует за это интима. А от них всегда его требуют, они с этой мыслью живут. Со мной же — другое дело: какой хороший парень, гуляем, танцуем, и никто ничего не просит взамен. Я — друг моделей. Лучше, чем бриллианты. Мне важнее само общение с людьми, особенно с женщинами. Это же так занятно — смотреть, что и как. Что она тебе говорит, что ты ей отвечаешь. Игра «кто кого». Интересно их изучать. Вот с этими моделями бывали приключения: модные кинотеатры, славные попойки, съемные квартиры. Музыка, поездки в другие города. Утром по пьяни: «А давайте из Киева полетим в Донецк, ко мне на родину, а на обратном пути заедем в Харьков, там есть одна пиццерия…» Такое прожигание жизни.

В Киев навестить меня приезжала Марина. Она бывшая модель, всю эту кухню знает. Она мне доверяет, и я легко приглашал ее потусить с моими новыми подругами. Иначе я бы не делал этого, будь там какие-то тайны, интриги. Она сама ценит женскую красоту. Если видит красивую девушку, может обратить мое внимание.

Когда приехала Марина, Вова потащил нас в модный клуб «Царь», рядом с детским кукольным театром. И там какие-то бандиты пригласили нас на дачу жарить шашлыки. Была ночь глухая. Мы ехали в их огромной машине, играла группа «Кино». Я громко подпевал Виктору Цою. Уже на выезде из Киева мы заехали в супермаркет, купили все недостающее для шашлыков… А утром мы проснулись с Мариной на втором этаже загородного дома на красной кровати в виде сердца. Мы спустились в легком ужасе вниз и увидели картину: на первом этаже за огромным столом сидят те самые мужики из клуба, рядом какие-то женщины приносят еду, подливают им водку. Классическая бандитская хаза — прямо как из «Место встречи изменить нельзя». Собаки во дворе тявкают. Мужики не ложились спать. Сидят по пояс голые, все в татуировках зоновских, кто-то по телефону дела разруливает. Они с понятиями, еще с теми, старыми: ты должен отвечать за слова и, если пообещал, должен сделать. Такое благородство, как у бандитов прежних времен — как дети, играющие в эти игры. Мужики видят нас: «Проснулись? Завтракать будете?» Марина мне тихонько говорит на ухо: «Ром, надо уезжать отсюда, пока не поздно». Мы отказались, они отвезли нас обратно в город. Нормальные нам бандиты попались, незлые…

В Киеве я ходил на «Агату Кристи». Я позвонил в Москву, попросил, чтобы меня на площадке встретил их директор и провел за кулисы, в гримерку. Короче, изъявил желание прийти на концерт. Конечно, все удивились, что я в Киеве, а я еще к тому же отрастил бороду. До этого у меня никогда не было возможности не бриться месяц, мне было интересно посмотреть, как я буду выглядеть. Можно, конечно, на компьютере пририсовать и посмотреть, но это уже не то. Концерт «Агаты» был в середине февраля, так что я пришел у ним уже довольно бородатым. Я зашел в гримерку, поблагодарил за приглашение. И вот им уже надо на сцену, все выходят из гримерки.

Братья Самойловы мне жалуются:

— У нас все время такая проблема: мы почему-то после концерта не можем попасть в гримерку. Потому что ключ у директора, а он все время не успевает вернуться перед нами или вообще забывает, а мы стоим под дверью.

— Да у нас то же самое! Давайте ключ будет у меня. Когда вы отыграете, у вас стопудово будет открыта дверь!

Я предложил им свою помощь, потому что сам знаю, как это стоять у гримерки после концерта, когда она, сука, закрыта. Даже если она десять или пять секунд закрыта, ты все равно стоишь и материшься: «Блядь! Какого хрена?! Заканчивался концерт — неужели нельзя было открыть гримерку и зайти туда?» На этот раз у «Агаты Кристи» было все о’кей: они пришли с биса, а гримерка открыта. В этот вечер у них был еще второй концерт, уже в каком-то ночном клубе. Я поехал вместе с ними. К началу выступления я уже подпил, и мне было так хорошо. На первом концерте у меня была бутылка шампанского, а Самойловы там пили коньячок. В клубе я уже перешел на виски. Зал был небольшой, людей набилось много. Я стоял с краю у сцены, меня чуть-чуть охранники отгородили от толпы, чтобы ко мне не лезли. И я вовсю подпевал, танцевал, орал. Я не большой знаток их творчества, но ведь эти песни у всех на устах… После выступления Глеб пригласил: «Кто еще поедет бухать?» Вадим отказался: «Я не поеду. Вы там, смотрите, аккуратней». И вот мы с Глебом и их барабанщиком поехали… Что потом — не помню. Точка. На другой день они улетали на следующий концерт. Я позвонил спросить, жив ли Глеб. «Ну так, голова немного побаливает», — говорит.

Были, были приключения в Киеве, и не только. Как-то звонит мне Вова: «Слушай, я тут с девушкой одной познакомился по Интернету. Разговаривали много, видел ее фотки, нормальная. Пару раз встречи срывались, не смогла приехать в Киев. Давай съездим к ней в Харьков?» Билетов на самолет не было, и мы поехали на машине. По пути он с ней все время созванивался. Мы ехали на «Мерседесе», бухали всю дорогу. Как круто! Путешествие! Едем к какой-то девушке, знакомой из Интернета. А что, он же фотки ее видел. Едем, Вова меня подбадривает: «Э, Рома, не переживай, она говорит, у нее подружка есть!» — «Ладно, Вова, я еду с тобой, потому что я люблю путешествовать».

Мы уже подъезжаем к Харькову, он с ней созванивается, она назначает встречу в ресторане. Приезжаем туда, садимся, ждем. Сами проголодались, заказываем покушать, он ее опять набирает, она в ответ: «Накрашусь, подружку дождусь и приеду». Проходит час, ее нет, два… За соседним столиком сидит девушка, дамочка лет под тридцать, и за нами наблюдает, потом встает и бесцеремонно к нам подсаживается и спрашивает меня: «Ты не Рома?» А я же небритый — попробуй угадай.

— А то тут у меня знакомые говорят, что не ты. А я вот отважилась и подсела спросить.

А Вова нервничает:

— Извините, у нас тут встреча с девушками.

— Да ладно! Придут ваши девушки, я уйду, чего вы! Давайте пообщаемся.

И мы сидим, общаемся… Вова выходит позвонить, телефон его интернет-подруги выключен, абонент недоступен. Проходит еще час.

— Вова! А не кажется ли тебе, что тебя просто кинули? Развели тупо. Прислали чужие фотки. Она просто испугалась прийти. Или сидит где-то сейчас и хихикает.

— Не может быть! Мы же с ней столько общались!

— Вова, ты же не маленький!

В итоге нам помогла эта девушка, которая меня узнала. Барышня хорошая оказалась. Сочная, красивая, интересная. Лёлей зовут. Она отвезла нас в хорошую гостиницу. Предложила культурную программу: «Что будем делать? Посмотрим город? Я сейчас сеструху младшую заберу, и мы поедем погулять. Хотите боулинги? Клубешники? Кофейни? Казино? Чего хотите?» Мы протусовали вчетвером весь остаток дня, потом к нам присоединились какие-то ее друзья, мы посетили несколько клубов… А ночью я побрился. Я больше не мог ходить с этой бородой. Не знаю почему, но мне ужасно приспичило ее сбрить. Я в гостинице увидел бритву, потом забрал у Вовы его станок, потому что мне одного не хватило. Сначала-то надо было ножницами состригать, а потом уже бриться… Но! Перед тем как все сбрить подчистую, я оставил себе усы. Такие, знаешь, подковкой а-ля 70-е. Сфотографировал себя на телефон — и быстренько сбрил! Потому что это было, конечно, что-то с чем-то. Вид наистраннейший.

Нет, я там не только тусовался, я там работал, писал. Я засел за творчество как раз где-то через неделю после приезда, когда уже немного находился, насмотрелся, насиделся в ресторанах, облазил центр, обустроил быт. Купил какие-то сковородки, прочую утварь, нужную для дома. Какие-то скребочки — я не знаю, как это называется? Которыми еду переворачивают на сковородке? Вот, их купил и там по мелочи: туалетной бумаги, бытовую химию, салфеточки, ершики — всю эту ерунду. Колонки купил для компьютера, чтобы не через наушники музыку слушать. Набил холодильник обязательно. Конечно же, многое из еды пропадало. Вроде бы купил только необходимое. А потом раз — вечером ужинать в ресторанчик, а с утра можно на завтрак в кафешку сходить. Оно же кайфово. Утречком прошелся, сел один. Кофе дымится. Яишенка с беконом, круассанчик, сок. А за стеклянной витриной кафе «Киев»… Знаешь, это как в детстве у меня была мечта такая: прийти утром в ресторан. Утром, конечно же, круче. Вечер в ресторане предполагает тусню. А утром ты сидишь задумчивый, перед тобой на столике блокнот, ты его открываешь и как бы хочешь что-то записать, но тут подходит официант: «Еще кофе?» Смотришь на людей в окошко. Легкий снежок пошел. А ты сидишь и думаешь: «Да… Я писатель, поэт… Я тут пишу… Черпаю, понимаешь, вдохновение». Вот такое состояние было. Ты один, и голова твоя освобождается от общения с другими людьми. Ты начинаешь думать о своем, о происходящем. И обратиться тебе не к кому, кроме как к себе самому. И начинается потихоньку вот это, то, что называют вдохновением или музой. Потихонечку тебя начинает распирать. Но в основном такое все-таки происходило в квартире. Потому что в ресторане опять же люди. К тебе подходит официант и начинает спрашивать, либо какая-то музыка отвлекает. А дома ты сел, у тебя все есть в холодильнике, включая лед, водку и «ред булл». Полный джентльменский набор бухла и закусь всеразличная. И ты сидишь дома. Ну, раз залез в Интернет, два, телек посмотрел. Все надоело. И что делать? А вот она, гитара. Ты садишься и начинаешь что-то писать, мурлыкать себе под нос. Особенно когда темнело… вообще такая тоска! Тут и начиналось творчество…

Это не то что тоска по чему-то конкретному. Просто ты один. Ты опять как в кино. Я рассказывал, как в поезде ночью ехал к Свете? Так и тут: ты сидишь один, никого нет. Бухло есть. Это не алкоголизм, когда один пьешь. Просто бывает, распирает очень сильно. Особенно когда пишется, ты сидишь с бутылкой, куришь… и оно приходит. Так, что сделать? С кем поделиться? Начинаешь дергаться. Выходишь на улицу — там люди. Вернулся. Что-то дописал. Потом все это записываешь в компьютер чистовичком. Я сам писал новые песни, а еще я связывался с Витей Бондаревым, он присылал какой-нибудь текст, и если мне нравилось несколько фраз, может, больше, я брал их, писал куплеты. Про жесткую любовь. Грустную. Любовь как борьбу. Я связывался с ребятами из группы по скайпу или просто по почте отсылал им в студию эти черновики, записанные под гитару. Они делали аранжировки, высылали мне. Я напевал голос, отправлял им. Так происходила работа на расстоянии.

А под конец я написал очень лирическую акустическую песню. Она оказалась самой цельной и внятной, с грустным киевским настроением. Я собрал в кучу все свои впечатления, всех этих барышень, с которыми там виделся. Но одной из них больше в песне. Мы просто общались. И вроде бы призрак романа какого-то витает в воздухе. А я прекрасно же понимаю, чем все кончится. Мне неинтересно. Я там играл — не играл. Она там чего-то строила — не строила. Ресторан, прогулялись, о чем-то поговорили. Задумчивое и достаточно взрослое отношение к происходящему. Поэтому я в тексте где-то цинично, где-то нет, но все от души и с пониманием того, что происходит. А кому будет обидно? Ей? Так ведь это творчество, это сублимация, как ты говоришь. К тому же это все же больше собирательный образ.

Я часто знакомился с разными людьми. Приходим с одной компанией куда-то, а потом передвигаемся с одной квартиры в другую, из одного клуба в другой, из одного ресторана в третий. Обычный тусовый процесс, когда ты знакомишься со всеми, в процессе общения находишь с кем-то что-то общее, кто-то от этого общества отваливается, кто-то, наоборот, к нему приклеивается. Кто-то начинает с тобой заигрывать из женского пола, что-то думать себе. Эта ночь никогда не закончится… Да и не девушки вдохновили, а больше сама ситуация, обстановка. Общаясь с ними, я понимаю, чего они хотят, чего они ищут. На что они надеются, как они живут. Что им важно, что нет. Что для них смешно, а что не очень. Как и кого бы они хотели видеть рядом с собой, а кто есть у них сейчас. Вот эти проблемы отражены в песне. Я не могу сказать имя и фамилию этих девушек. Одну я вообще видел раза два, наверное. Но когда я писал «Говори», она почему-то в ней отпечаталась, видать, что-то такое сделала, что меня зацепило. Ты смотрела в окно, а я просто пел. «Говори» — это песня-рассуждение длиною в одну ночь.

То время в Киеве несло в себе ощущение такой праздной легкости, как в фильме Феллини «Dolce Vita», когда все о чем-то мечтают, ничего не делают.