Новый дворец

Новый дворец

В середине XVIII века после десятилетия мирной жизни Европа вновь оказалась на пороге войны. Предчувствуя скорое нападение, Фридрих приготовил армию и предупредил первый удар нападением на Саксонию. В оккупированном Дрездене были конфискованы все казенные суммы и, разумеется, очищены арсеналы. Европейская общественность посчитала действия пруссаков прямым разбоем. Король так не думал, но ради сохранения авторитета представил оправдание в виде публикации документов, раскрывающих «коварные» планы России, Австрии и Франции в отношении Пруссии.

Затем его войска вторглись в Богемию, разгромили австрийскую армию в Пражской битве, не сумев, однако, захватить Прагу. В летописях того времени рассказывается, как, начиная проигрывать, Фридрих перекладывал в ближний карман флакон с ядом. Впрочем, эти меры предпринимались на крайний случай, а таковой не наступил, хотя несколько раз казался реальным. На войне прусский владыка всегда сохранял хладнокровие, действовал энергично, напористо, порой нагло и, проигрывая, возрождался, словно феникс из пепла. Там, где политическая ситуация или проигрыш на поле боя расстраивали планы, помогало золото, и в результате фортуна всегда благоволила королю.

Фридрих Великий

В трудном сражении под Бреславлем французы потеряли 10 тысяч воинов, 7 тысяч солдат попали в плен, тогда как потери прусских войск составляли немногим более сотни человек. Интересно, что после того ненавистный «солдафон», как называла Фридриха Елизавета Петровна, сделался героем в Париже, где над побитыми соотечественниками смеялись. Не случайно с этого момента прусский король начал привыкать к прозвищу Великий.

Рассматривая прижизненные портреты короля, можно понять, почему его называли так и приближенные, и противники. Именно тогда во внешности и характере Фридриха произошли резкие перемены. Приближавшаяся старость накладывала отпечаток на лицо, бремя государственной власти давило на плечи, он похудел, сгорбился, взирал тяжелым взглядом, невольно заставляя собеседника склонять голову. Многим казалось, что духовная сила этого человека неисчерпаема.

В конце Семилетней войны Фридрих поверил в свое бессмертие: «Ядро, которое должно убить меня, упадет свыше». Если знать, сколько раз его жизнь подвергалась опасности, из которой он всякий раз выходил без единой царапины, то можно подумать, что судьба в самом деле хранила своего избранника. Загадочная неуязвимость прусского короля внушала почтение даже врагам. Однажды в походе 1758 года король ехал по лесной дороге впереди небольшой свиты. Неожиданно из кустов послышались выстрелы. «В вас прицеливаются!», – крикнул Фридриху адъютант, увидев, как сидящий в кустах француз наводит дуло в грудь господина. Тот повернул голову, и, потрясая тростью, крикнул: «Ты! Ты!», – после чего неприятельский солдат медленно опустил ружье и поклонился.

Несколько раз ядра закатывались под круп его коня и взрывались; был случай, когда, испугавшись, лошадь взвилась на дыбы и получила в голову пулю, которая явно направлялась во Фридриха. Еще одна нечаянная пуля попала в золотую табакерку, которую он всегда носил в кармане камзола. Рассказывают, как после боя король прилег в повозку и уснул так крепко, что не услышал начала обстрела. Ядро разорвалось рядом и осколки, разметав телегу, вновь его миновали. В отсутствие большой армии он рассчитывал на скорость передвижения и собственную храбрость. Ярким примером тому послужила битва при Лейтене зимой 1757 года, победу в которой обеспечила дерзкая выходка полководца.

Уставшее после боя прусское войско расположилось на отдых прямо в поле среди мертвых и раненых. Все быстро уснули, но вдруг ночную тишину нарушил громкий голос, затянувший «Хвала Богу!». Никто не понял, зачем во время долгожданного сна солдату понадобилось распевать псалом, но вскоре вся армия пела вместе с ним. В это время австрийцы спешно отступали в сторону ближайшей деревни Лисса. Таким же образом разбуженный Фридрих бросился их преследовать, взяв с собой несколько гусар. Задача не могла быть исполненной, однако смертельная усталость и напряжение дня притупили разум настолько, что войско, недавно не имевшее сил разбить лагерь, поднялось и форсированным маршем кинулось вслед за командиром. Под Лиссой началось сражение; пока солдаты бились врукопашную, Фридрих, под огнем прорвавшись в деревню, нашел взглядом штаб и в одиночку направился к австрийским генералам. То, что произошло дальше, знает любой военный историк. Едва ли не на коне ворвавшись в штабную палатку, он крикнул: «Добрый вечер, господа!». Изумление австрийцев было настолько велико, что ни один из них не догадался до такой простой вещи, как арест короля, за спиной которого не было даже ординарца.

В феврале 1762 года в большом зале замка Губертсбург был подписан мирный договор между Австрией, Пруссией и Саксонией, оставлявший все державы в довоенных границах. Семилетняя кампания сделала Фридриха героем в устах народа и, по его собственным словам, «стариком, каждый день проживающим по году, инвалидом, израненным, с подагрой…». Возвратившись в родной город, он узнал только стены, не увидел близких сердцу людей, не старые друзья встречали его у порога, а лишь новые раны народа и бесчисленные заботы об их исцелении. Рассказывали, как по прибытии в Берлин король отправился в придворную церковь Шарлоттенбурга, где состоялись молебен и панихида по погибшим. Завершив молитву, придворные не увидели впереди себя государя и после долгих поисков нашли его стоящим в углу на коленях: опустив голову на руки, бесстрашный полководец плакал как дитя.

Несмотря на победу, Пруссия мало приобрела от столь продолжительной войны. Некогда цветущая страна напоминала пустыню, и преображать ее поначалу было некому. Тотчас после заключения мира восстановлением умирающего хозяйства занялись уволенные из армии ветераны, вновь ставшие крестьянами. Вскоре города опять наполнились людьми, жители восстановили дома, и король, намереваясь показать Европе, что Пруссия не только жива, но и сильна, с энтузиазмом приступил к строительству, разумеется, начав с Сан-Суси.

Новый дворец

В 1763–1769 годах в дальней части парка был выстроен Новый дворец. Король объявил его посвященным победе страны в Семилетней войне, постаравшись сделать таким же внушительным, каким тогда представлялось прусское оружие.

Всего через семь лет в западном конце главной аллеи уже возвышалось здание, до сих пор изумляющее своими размерами и невероятно богатым скульптурным убранством. Вначале строительством руководил автор проекта Иоганн Бюринг. Через год его сменил Карл фон Гонтард, но ко времени приезда нового архитектора здание в целом было закончено, и ему досталась работа над интерьерами.

Центральный корпус достигал 240 м в длину и за счет боковых флигелей образовывал второй в Сан-Суси «двор почета». Два небольших купола, помимо большого над парадным входом, венчали гигантскую кровлю. Три скульптурные грации на крыше гармонировали с 292 большими статуями аттика, выполненными из песчаника по сюжетам античной мифологии. Свод поддерживали 196 детских фигур. Барельефы на фронтоне с обратной стороны здания повествовали о рождении Пегаса из крови убитой медузы, освобождении Андромеды, превращении в камень Пинеуса, неосторожно взглянувшего в глаза коварной Медузе. Своим пластическим богатством дворец обязан 12 скульпторам из мастерских Экштайна, Хеймюллера, Бенкерта, Волера и братьев Ренц.

Несмотря на помпезную сущность, Новый дворец предназначался для жилья, ведь прусский король строил его для потомков. Он мечтал, чтобы они отдыхали и развлекались здесь с семьями или, как он, с друзьями. Архитектор предусмотрел четкое разделение именных квартир и снабдил каждую отдельной лестницей.

Центральная часть фасада Нового дворца

Ряд помпезно оформленных ступеней имелся в северном боковом флигеле, где еще на стадии планирования решено было поселить брата Фридриха II, принца Генриха. Его апартаменты занимали весь первый этаж и, не отличаясь от других жилых комнат, включали в себя вестибюль, спальни, кабинет и гостиные, которые при желании можно было переустроить, например, превратив лишнюю спальню в столовую или музыкальный салон. Вместе обитатели дворца могли собираться в парадных залах, галереях, театре.

В Новом дворце еще больше, чем в комнате Вольтера, ощущается дух немецкого рококо с его богатой натуралистической отделкой. Стоит заметить, что создатели Сан-Суси часто возвращались к одним и тем же решениям, в итоге доводя какой-либо прием, тему или мотив до совершенства. Именно так произошло с Мраморным залом, здесь превзошедшим свои прототипы в Старом дворце и Городском дворце Потсдама.

Архитектор выделил под главное помещение два этажа, покрыл его куполом и блестяще оформил все поверхности, включая плафон с изображением сцены возведения Ганимеда на Олимп. Лепные украшения на потолке выполняли итальянские мастера. Четыре картины были заказаны еще до войны, а 12 мраморных статуй работы голландского скульптора Эггерса почти столетие дожидались переезда в берлинском Городском дворце.

Систему коридоров начинали вестибюли, верхний и нижний, которые объединяла похожая планировка вкупе с торжественным декором. Нежно-розовая обивка стен создавала романтичную атмосферу на верхней галерее, откуда открывался путь к покоям принца Фридриха-Вильгельма, племянника и наследника короля. В прихожей второго этажа для покрытия пола использовалась крупная плитка из белого бука и розового дерева. О былой роскоши этой части дворца свидетельствуют двери, вернее, помещенные над ними четыре лепных украшения работы Феххельма. Каждый обитатель апартаментов Нового дворца старался отметить свое пребывание в них. Фридрих-Вильгельм продолжил традицию самым стандартным образом, то есть приобрел картины. Одна из них – портретная композиция «Прусский принц Генрих и Фредерика-Луиза» заслуживает внимания хотя бы потому, что написана женщиной, берлинской художницей Тербуш.

Картинная галерея в Новом дворце

Палата телесного цвета получила название по колориту стен. Самой привлекательной деталью здесь стали фарфоровые вазы в виде снежных комьев, установленные на консолях и камине. Фактически являясь прихожей, она служит первым помещением в квартире Фридриха Великого. Отделка апартаментов короля в отношении палитры и убранства напоминает комнаты Старого дворца. Спокойный рисунок на обоях и статичный характер лепных элементов свидетельствуют о постепенном уходе рококо из германского искусства. Розоватый тон господствует в рабочем кабинете монарха и в спальне, где на камине стоит его бронзовый бюст. В письменном кабинете взгляд посетителей притягивают зеркала. Стоя напротив этих роскошных вещей, можно не заметить собственного отражения, ведь гораздо интереснее разглядывать рисунок рам, выполненных из белоснежного, покрытого глазурью берлинского фарфора.

Голубая палата, или передняя перед апартаментами Фридриха II, предназначалась для выставки полотен итальянских и фламандских мастеров барокко. Нужное освещение в этой комнате обеспечивала люстра, также выполненная на фарфоровой мануфактуре Берлина.

В Мраморной галерее король обедал, видимо, изредка поднимая глаза к потолку – достойному произведению Роде. Будучи учеником знаменитого Песне, художник аллегорически изобразил сутки, уподобив утро, полдень и вечер красивым дамам в античных платьях.

Незабываемое впечатление на гостей Нового дворца производил зал с гротами. Сначала его стены были покрыты стеклянным шлаком, ракушками, минералами и обломками кораллов. Позже непритязательный материал дополнился драгоценными камнями и окаменелостями. Природную композицию комнаты логически завершило покрытие пола: разноцветные изразцы с силуэтами морских растений и животных делали помещение похожим на подводное царство.

Спокойный характер отделки, особенно присущий палатам Фридриха, заканчивается в Нижней княжеской квартире, точнее, в первой передней, приспособленной под картинную галерею. Следующее помещение изумляет густо-красной обивкой стен. Издавна стоящие здесь большие напольные часы по заказу короля были выполнены в одной из самых известных мастерских Парижа. Восемь портретов работы Песне развешены над массивной мебелью. Два комода с инкрустацией в виде цветов составляют комплект с диванами, креслами и стульями из Потсдамского дворца.

Таким же ярким узорчатым атласом покрыты стены смежных спален, мужской и женской. Кровать в проходной дамской опочивальне, по традиции того времени, устроена в алькове и покрыта балдахином. Некоторые предметы мужской спальни, в частности, угловой шкаф, часы с богатой инкрустацией и бронзовым окладом еще в позапрошлом веке относились к ценными произведениям немецкого искусства. Соседняя, примыкающая к террасе, комната когда-то служила малой столовой, где королям подавали первый завтрак. В теперешнем своем виде она является одним из немногих помещений Нового дворца, сохранивших первоначальную обивку стен, то есть великолепные обои из алой камчи с золотой парчовой каймой. В ней на комоде работы мастера Камбли по-прежнему стоит колокол из берлинского фарфора, сохранявший тепло после того, как остывал камин.

По лестнице северного бокового флигеля можно попасть в верхние княжеские покои и полюбоваться тонкой резьбой на секретере, оценив виртуозную работу саксонских мастеров эпохи Фридриха Великого.

Значительная часть мебели Нового дворца заказывалась в мастерской братьев Шпиндлер. Для Зеленого кабинета – комнаты со стенами, обитыми тканью изумрудного цвета – они выполнили палисандровую инкрустацию корпуса напольных часов. Изначально это помещение служило второй приемной, где посетители ожидали аудиенции, рассматривая фантастическую живопись де Мушкерона, знаменитого итальянского мастера начала XVIII века. Как выполненный в виде медальона бюст, так и бронзовые украшения на стенах свидетельствовали о наступлении классицизма. Для полноты стильного убранства позже здесь поместили шкаф для хранения монет, до того стоявший в Античном храме.

В отделке верхнего музыкального салона ярко проявилось богатство приемов позднего немецкого рококо. Художники, работавшие в этой комнате, отличились от своих коллег, сделав давно известные рельефы с изображением детей круглыми и поместив их в скульптурные рамы.

Украшая пол и потолок, они решили намекнуть на тему следующей комнаты, для чего вновь обратились к мифологии. Центральное место в потолочной росписи отведено богине охоты Диане, фигура которой повторяется на гладких плитках пола. Выложенный паркетчиками рисунок воссоздает сцены охоты, особенно четко представляя ежей и гончих. Столь необычная для дворцовых покоев тема призвана подготовить зрителя к резкой смене впечатлений при переходе в следующую комнату.

В проемах Охотничьего кабинета развешены чучела собак, а дверные косяки выглядят как настоящие дубовые стволы. Оскаленные морды любимых королевских псов стали прообразами скульптурных окончаний подлокотников кресел. Кабинетный шкаф этого своеобразного помещения стоит на подставке и, кроме того, имеет антресоль. Такой же тяжеловесностью отличаются стол со множеством ящиков и даже люстра, изготовленная из тонкого берлинского фарфора.

С трудом выдержав Семилетнюю войну, король изредка выезжал на охоту, но совершенно утратил желание воевать, хотя повод выступить в поход время от времени находился. Так, в 1777 году Австрия сделала попытку присоединить к себе Баварию, и Фридриху пришлось вновь собрать армию. Эта маленькая война совсем не походила на прежние баталии. Противники избегали крупных сражений, словно дожидаясь, пока императрица, не найдя одобрения своей политике у европейских монархов, решит уладить конфликт: «Нам обоим не слишком выгодно рвать друг у друга седые волосы».

Зато в управлении Пруссией деятельный характер короля проявлялся в полной мере. Он был упрям, деспотичен и склонен к эксцентричным поступкам, что, впрочем, никак не влияло на его популярность. Любовь к философии для него ограничивалась беседой в кругу друзей, и никогда не переходила в дела правления, где у прусского монарха не было советников. Слова о том, что он знает «свою страну, свой народ и своих подданных лучше, чем они сами» не были пустой похвалой. Государство казалось ему большим имением. Ежедневно подаваемые отчеты о родившихся, умерших, женившихся, о посевах, жатве, строительстве всегда прочитывались и обдумывались. Старый Фридрих помнил, сколько сукна или полотна произведено в стране, сколько продано за границу, какой продукцией славится каждая провинция и какой доход имеет каждый завод или мануфактура.

Несмотря на деспотизм правителя, в Пруссии так и не прижилась тайная полиция, а цензура никогда не была слишком строгой. На подмостках столицы высказывались крамольные мысли, порой доходившие до провинциального Потсдама, где тоже действовал театр. Открытый в 1768 году, он располагался в южном флигеле Нового дворца и, согласно новым веяниям архитектуры, был отделан в стиле рококо. Просторный театральный зал позволял разместить 300 кресел, изумление вызывали восходящий партер и два опиравшихся на колонны яруса. После недавней реконструкции в театральном флигеле дворца открылся соответствующий ресторан. Сегодня в обновленном театре Сан-Суси снова собираются зрители. Здешняя труппа, согласно характеру помещения, ставит оперы и спектакли XVIII века, а приезжие музыканты дают концерты, лаская слух потсдамской публики старинными мелодиями.

Несмотря на множество дел и приятный досуг, Фридрих страдал от одиночества. По его собственным словам, семьи у него никогда не было, к старости в окружении остались чужие люди, труд не радовал. Прусский монарх почти не общался с женой: супруги не переносили друг друга, хотя старались соблюдать приличия. В дневниках одного из придворных упомянута сцена королевского ужина, когда король «приглашал к столу ненавистную королеву. Они сходились молча, почтительно раскланивались друг с другом, садились за стол и с такой же церемонией расходились по завершении трапезы. В 1783 году таким образом ими была отпразднована золотая свадьба. К тому времени умерли все друзья и близкие Фридриха. Давно покоилась в могиле горячо любимая сестра Вильгельмина, в память о которой в Сан-Суси был воздвигнут Храм дружбы.

Потсдам. Сан-Суси. Скульптуры в парке Нового дворца

«Все гении в некотором роде безумцы», – заметил римский историк Сенека. В последние годы жизни Фридрих ограничил свиту несколькими солдатами, собаками, лошадьми. Королевский конь Цезарь вышел на заслуженную пенсию; построенная специально для него конюшня находилась вблизи Городского дворца и, приезжая в Потсдам, король в первую очередь направлялся туда. Увидев хозяина, старая лошадь весело ржала, принимала угощение – сахар или булку, а затем брела за ним следом по дорожкам сада, где ей разрешалось гулять одной. Когда на площади устраивался развод или смотр, Цезарь, заслышав военный марш, являлся на плац сам, останавливался возле короля, и, положив голову на седло, не отходил до тех пор, пока хозяин не возвращался домой.

Фридрих иногда объезжал городские улицы, всегда в одиночестве, не глядя на толпу, собиравшуюся на тротуарах, чтобы посмотреть на странного монарха. Взрослые стояли молча, а дети, прыгая впереди лошади, подбрасывали верх шапки, но не столько в качестве приветствия, сколько из баловства. За спиной над ним смеялись, не признавая правителя в сгорбленном старике, одетом в грязный, потертый мундир, который всегда молчал, и только если толпа становилась слишком густой, расчищал себе дорогу палкой.

Дворец в опустевшем Сан-Суси не охранялся: всякий мог подойти к окнам и заглянуть в них. Страдая бессонницей, Фридрих делал записи в дневнике: «Я чувствую все признаки старости, то подагра, то боль в пояснице, то лихорадка потешаются насчет моего существования и напоминают, что давно пора бросить изношенный футляр моей души». В начале августа 1786 года королю стало немного лучше, но последняя вспышка бодрости окончательно истощила его силы. На следующий день он уже никого не узнавал, а ночью вдруг приподнялся, открыл глаза и сказал: «Я взошел на гору… хочу успокоиться». Придворные утверждали, что именно в этот момент остановились каминные часы, которые позже Наполеон увез на остров Святой Елены.

Фридрих хотел обрести вечный покой у ног Флоры в склепе, который уже давно построил для себя в Сан-Суси. Фридрих-Вильгельм II волю умирающего не исполнил, приказав похоронить дядю в гарнизонной церкви Потсдама. Неблагодарными оказались и другие потомки. Так, последний кайзер Вильгельм II, уезжая в 1918 году в ссылку в Нидерланды, забрал с собой статуи из Нового дворца. Многие десятилетия ценные вещи лежали забытыми в ящиках и возвратились в Потсдам только в конце века.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.