Мифические дворцы

Мифические дворцы

Если бы берлинские правители могли предвидеть судьбу центральных районов города, то строили бы свои жилища на окраинах. К несчастью, многое из архитектурного наследия Берлина перестало существовать в кайзеровскую эпоху; то немногое, что сохранилось при глобальных переделках, было уничтожено в мае 1945 года и позже, при коммунистическом режиме. Именно такой жертвой стал прекрасный Берлинский замок, построенный в начале XVIII века Фридрихом I, бережно хранившийся и украшавшийся его потомками, а затем безжалостно разрушенный властями социалистической ГДР, чтобы на освободившемся месте построить уродливый Дворец республики.

Замковый мост и Берлинский замок

«Население нашей столицы с чувством радости и гордости вступает во владение этим домом. Как добрые хозяева мы будем принимать в нем своих друзей и боевых соратников из всех стран мира. Далеко за пределами нашего Отечества он будет возвещать о трудолюбии и силе созидания нашего народа», – сказал Э. Хонеккер на открытии Дворца республики в 1974 году. Упомянув о народных чувствах, глава социалистической Германии, конечно, преувеличил, ведь гибель взорванной коммунистами королевской резиденции вызвала если не протест, то довольно активное недоумение. После этого варварского акта почти два десятилетия пустота зияла там, где исконно торжествовала красота, пусть даже недоступная простым берлинцам. Негодование усиливал тот факт, что благодаря добротной кладке замок уцелел при настоящем штурме столицы и, увы, не устоял перед напором кинематографистов, разгромивших старые стены во время съемок фильма «Падение Берлина». После второго взятия здание уже не подлежало ремонту. Реставраторы могли бы восстановить его по чертежам, но, в отличие от взрыва, это было слишком дорого и хлопотно.

На строительство Дворца республики потребовалось меньше трех лет, во многом потому, что в данном случае властям вновь помогало население. Вкладывая силы и деньги в дом, по словам одного из строителей, «создаваемый народом и для народа», рабочие, служащие, домохозяйки, студенты и даже школьники не знали, что он окажется не более доступным, чем королевский замок. Однако тот хотя бы радовал взор красотой, тогда как Дворец республики, наделенный чертами прямо-таки нацистского монументализма, выглядел большой бетонной коробкой.

Дворец республики

Длина здания по фронтону достигает 180 м; не менее впечатляюща ширина – 85 м. Две его части кажутся самостоятельными постройками, сливающимися в единое целое благодаря общему вестибюлю. Основным декоративным элементом обширной прихожей является 5-метровый цветок, выполненный из стекла мастерами из Магдебурга. Двумя этажами выше располагается картинная галерея, где когда-то выставлялись крупноформатные работы художников ГДР. Далекие от спорта, грузные, высокопоставленные гости, либо те, которые пугались устремленной ввысь лестницы с бесчисленным количеством ступеней, поднимались на лифтах, и не простых, а скоростных, что для 4-этажного здания было излишней роскошью.

Шиком для небогатой страны казались и такие элементы Дворца республики, как эскалаторы или Большой зал – помещение удивительное по величине, вариабельности и нерациональности использования. По заверению властей, наиболее частыми гостями здесь должны были стать трудящиеся, которым обещали широкую культурную программу: выступления народных ансамблей, симфонических оркестров, конкурсы бальных танцев, балы, банкеты, лекции на всевозможные темы. Для удобства слушателей на каждом из 5 тысяч кресел имелся откидной столик. Верхом технического прогресса представлялась установка для синхронного перевода и аппаратура конференцсвязи, так и не опробованная в реальном деле. Танцевальные мероприятия требовали переустройства помещения, что не преминули учесть проектировщики, разработавшие систему подъема всех шести секторов партера и одновременного спуска потолка.

Вопреки замыслам, грандиозный дворец не повлиял ни на культурную, ни на политическую жизнь Берлина. Вместо рабочих его завсегдатаями стали члены зарубежных делегаций, которым демонстрировали это архитектурное чудо только потому, что настоящие шедевры находились не в лучшем виде. В бескрайних просторах народного дома отчего-то не нашлось места для служебных кабинетов, и, вероятно, к счастью, поскольку сотрудников разместили в более привлекательном сооружении. Немалый штат дворца занимал комнаты манежа, построенного Эрнстом фон Ине в начале XX века, то есть в эпоху, которую принято называть «прекрасной».

Для единой Германии Дворец республики стал тем, чем для Восточной когда-то был Берлинский замок. Жители столицы относились к нему без почтения, со свойственным себе юмором наделив неприглядное здание множеством прозвищ: от нейтрального «балласта республики» до совсем обидного «магазина люстр Хонеккера». Сегодняшние туристы, начиная экскурсию по Берлину с Замкового моста, стараются отвести взгляд от изрядно обветшавшей громадины. Никому не нужный, опустевший, умаляющий достоинство буржуазной столицы, народный дворец, несмотря на решение о сносе, все еще цел на радость представителям концептуального искусства. Художники-авангардисты нашли в его монументальных интерьерах превосходный полигон для испытания новейших идей. В одном из последних шоу горожанам предложили прокатиться по длинным коридорам дворца… на байдарках, предварительно затопив нижние этажи. Окружающий здание забор теперь служит стендом, где всякий желающий может поместить надпись (цензурную), относящуюся или к дворцу, или к погибшему замку.

Разделив судьбу своих каменных собратьев, при коммунистах исчез дворец Иоахима II, построенный на улице Кнуппельдамм, которая некогда соединяла жилище курфюрста с охотничьей резиденцией в Грюневальде. Когда Отто Бисмарк решил превратить ее в бульвар, похожий на Елисейские Поля, в Берлине, вернее, в Шарлоттенбурге, появилась знаменитая Курфюрстендамм – улица с таким сложным названием, что даже берлинцы не утруждаются называть ее полностью, чаще произнося сокращенно: Кудамм. Недалеко от нее, в восстановленном неоренессансном дворце Мартина Гропиуса (нем. Martin-Gropius-Bau), сегодня устраиваются самые важные берлинские выставки. Здесь, например, экспонировались сокровища ацтеков, проходили ретроспективы современного американского искусства и фотографии.

Недалеко от Берлинского замка, в очаровательной Каштановой роще, стоял так называемый Русский дом (нем. Russischer Haus), построенный в 1753 году архитектором Кристианом Фельдманом. Задуманный в качестве гостиницы для знатных гостей, он располагался у крепостного рва, но по виду нисколько не напоминал суровую твердыню. Отслужив 30 лет в качестве отеля, красивое барочное здание перешло в собственность государства, поднявшись до разряда резиденции прусского министра финансов. В годы наполеоновского нашествия эту должность, как и роскошные залы дворца, занимал прославленный реформатор барон фон Штайн. Немного позже здание утратило официальный статус и стало полностью жилым, хотя в нем по-прежнему обитали главные финансисты страны.

В 1864 году для повышения престижа тех, кто занимал эту почетную должность, был устроен Мраморный зал, своим великолепием напоминавший о дворцах римских императоров. После бомбардировок Второй мировой войны дворец в Каштановой роще превратился в руины, но, в отличие от многих старинных строений, вскоре был восстановлен по сохранившимся чертежам. Возрожденное здание заняли члены Общества русско-германской дружбы, они не покинули его и по сей день.

Дворец Монбижу

Судьба небольшого дворца Монбижу (от франц. mon bijou – «моя жемчужина») могла бы стать основой для увлекательного романа. История здания, построенного в начале XVIII века и названного по аналогии с парковыми увеселительными павильонами Франции, удивительно богата на события. В доме, окруженном маленьким парком с живописным бассейном в глубине, останавливался во время своего визита в Германию русский Петр I. Шумная свита русского императора устроила в королевских покоях такой погром, что вскоре после отъезда гостей дочь владелицы замка пожаловалась дневнику: «Здесь царит иерусалимское опустошение; думаю, королеве придется все перестраивать…»

Дворец Монбижу еще стоял в лесах, когда датский мастер резьбы по янтарю Готфрид Вольфрам по личной просьбе Фридриха I прибыл в Берлин, чтобы оформить заказ на создание в нем янтарного кабинета. По неизвестной причине король и резчик не договорились, поэтому работу поручили местным мастерам, которые руководствовались проектом Андреаса Шлютера.

В 1711 году легендарный кабинет был завершен, а спустя несколько лет прусского монарха навестил русский император, прибывший по обыкновению с богатыми дарами. Правивший тогда Фридрих-Вильгельм сделал ответный презент, как отмечено в летописях, «преизрядный», преподнеся русским золоченую яхту и янтарный декор из дворца Монбижу. Трудно сказать, что сподвигло скуповатого немца проявить столь редкую щедрость, сила российского оружия или обаяние царя, но подарок посчитался слишком роскошным даже для монарха. К русским перешла еще одна реликвия дворца, а именно картина «Выход княгини Лигниц в парк Шарлоттенбурга» кисти немецкого портретиста Франца Крюгера. Известно, что этот художник пользовался расположением Николая I, и сегодня десятки его работ находятся в собрании Эрмитажа. Исконно украшая одну из гостиных Монбижу, в 1942 году полотно было переправлено вместе с другими произведениями искусства в хранилище, устроенное в районе парка Фридрихсхайн на северо-восточной окраине Берлина. Как нетрудно догадаться, после войны содержимое всех нацистских бункеров оказалось в Москве и Санкт-Петербурге. Шедевр Монбижу проехал гораздо дальше, попав в Киргизию, где оставался до недавнего времени, пока безымянный коллекционер не надумал возвратить его законным владельцам, то есть передать Фонду музеев и парков Бранденбурга.

Когда-то Берлинская стена ограждала большой пустырь, образовавшийся на месте дворца принца Альбрехта. Совершенно правильно поступили немцы, не возражая против сноса этого красивого здания, поскольку оно вызывало слишком тяжелые чувства: за классическим фасадом долгие годы скрывались застенки гестапо. Сам дворец, как и улица Принц-Альбрехтштрассе, не изменил старых названий, но, зная специфику учреждения, жители Берлина вздрагивали лишь от одного упоминания о нем.

Первый хозяин дворца, бранденбургский принц Альбрехт Гогенцоллерн, судя по хроникам своего времени, был весьма колоритной фигурой. Сын маркграфа Ансбахского Фридриха, племянник польского короля Сигизмунда, он происходил из самого знаменитого в Германии царского рода. Будучи совсем еще молодым человеком, Альбрехт управлял обширными землями Восточной Пруссии, а в двадцать лет удостоился титула гроссмейстера Тевтонского ордена.

Пользуясь дипломатическим талантом, юный Гогенцоллерн сумел заручиться поддержкой влиятельных германских князей, но, разбив войско дяди-курфюрста, попал в зависимость к союзникам, освободиться от которых оказалось не так просто, как воевать с поляками. Не рассчитывая на помощь папы римского, принц решил употребить свой дар, теперь уже обратившись к Реформации, вернее, к ее лидеру Мартину Лютеру. Встреча состоялась в Нюрнберге: Альбрехт вышел к знаменитому реформатору в черном бархатном костюме, предварительно сняв доспехи, оружие и освободившись от всех золотых украшений. Содержание разговора осталось тайной, но после нее Гогенцоллерн из фанатичного католика превратился в ревностного протестанта и, самое главное, окончательно раздумал воевать.

Альбрехт не смог, как страстно того желал, распространить лютеранство даже в своих владениях: задача была непосильной для такого слабого владыки. Все же заслуги бранденбургского принца принижать не стоит, ведь он немало постарался в сфере развития культуры и науки, причем действуя в глухом уголке Европы, где меч почитался выше бога. Он считается основателем Кёнигсбергского университета; по словам современников, истовая вера не мешала ему пропагандировать истинно светское образование. Жители городка Кёнигсберг обязаны Альбрехту появлением первой печатной книги. Одно время помощником в культурных делах правителя был прославленный белорусский первопечатник и просветитель Франциск Скорина. Резко сменив веру, принц развил бурную деятельность, но значительных успехов в политике не добился, если не считать того, что при нем Восточная Пруссия обрела силу в военном отношении. К концу жизни, разочаровавшись во всех религиях, Гогенцоллерн обратился к оккультным наукам.

Потомок легендарного тевтонца, курфюрст бранденбургский Иоахим II Гектор принял лютеранство в 1539 году, но привычки, приобретенные в католической вере, менять не стал. Бессовестно опустошая казну, он заботился о будущем увеличении страны, в частности, путем наследования титула герцога Силезского. Не сумев прославить себя во время турецкого похода, он также неудачно начальствовал над имперским войском в Венгрии, где не нашел ни славы, ни выгоды, ни богатых трофеев. Скромные церемонии не слишком увлекали государя, удивлявшего всех своей расточительностью, которую поощрял его финансовый агент, еврей Липпольд. Вероятнее всего, этот человек, о котором не слишком распространяются хроники, финансировал строительство и отделку резиденции, известной под названием Дворец Иоахима.

Значимую часть средневекового Берлина составляла площадь Молкенмаркт, связанная со старой крепостью Кёльн мостом Мюлендаммбрюке. До середины XV века единственным ее украшением была статуя берлинского Роланда, уничтоженная в ходе переделок района. Через три столетия площадь вновь обрела произведение искусства, на сей раз архитектурного. В 1704 году здесь появился городской дворец графов Шверин, построенный французским архитектором де Бодтом. Творение великого зодчего тоже существовало недолго, хотя, если полезная и, безусловно, красивая скульптура была снесена полностью, то графская обитель – только частично. Во вновь отстроенной части здания, непримечательной внешне, зато комфортной внутри, до недавнего времени проходили заседания министров германской культуры. Сегодня многострадальные старые стены можно узнать лишь по статуям львов перед главным входом. В бывших графских апартаментах сохранилась лестничная клетка и прекрасные потолки с лепниной.

К этому странному дворцу примыкает построенное позднее здание берлинского монетного двора. Оно притягивает взгляд красивыми барельефами, скопированными с фризов Готтфрида Шадова, которые тот выполнял для старого монетного двора, уступившего место новому. Выполняя желание членов муниципалитета, великий скульптор образно раскрыл секрет изготовления денег: на плоской скульптуре стены процесс чеканки монет изображен полностью, от добычи руды до литья готовой продукции.

Во времена двух Германий печально известный Дворец слез (нем. Tranenpalast) являлся всего лишь пограничным пропускным пунктом между Западным и Восточным Берлином. В те не столь отдаленные времена в нем размещались таможня и паспортный контроль. Ныне от сложного лабиринта подземных переходов и лестниц сохранился только павильон с северной стороны вокзала – зал ожидания, в котором, рыдая, прощались родственники из разных миров. Теперь слезы проливаются здесь разве что от счастья, поскольку на месте пропускного пункта появился концертный зал, где выступают джазовые оркестры.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.