1905 год и окончание Академии

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Общеизвестно, что людям свойственно идеализировать свое прошлое, а иногда и историю. Но в истории нашей страны есть страницы, которые навсегда останутся окрашенными красным цветом, цветом крови. Не случайно, выдающиеся художники и в высшей степени порядочные люди, что, увы, не всегда совпадает, - Валентин Серов и Василий Поленов - подали прошение в Академию художеств, уведомляя, что слагают с себя звания академиков, протестуя тем самым против того, что расстрелом 9 января в Петербурге руководил великий князь Владимир, президент Академии художеств.

В письме родителям Бродский писал: «Вчера у нас в круглом дворе (Академии художеств. - В.Б.) был большой митинг, просто грандиозный, я до сих пор под сильным впечатлением, не мог никак уснуть. Зрелище массы людей, и горячие ораторы, и слушающие их - все было, очень волновало и красиво. Всюду красные флаги. Надо было рисовать, конечно, но уже был вечер, а света было мало, только из окон, но я, кажется, все хорошо запомнил и смогу сделать эскиз». Как и для каждого художника, зрительные впечатления для Бродского играли важную роль. Но помимо этого понадобился и эмоциональный шок, когда художник, оказавшись на улице Петербурга при разгоне демонстрации, чудом избежал гибели. Кроме того, для молодого человека, которому суждено было жить за чертой оседлости, если бы он не являлся учащимся Академии, воплощение в картине темы борьбы за гражданские права и оплакивание жертв этой борьбы стало насущной необходимостью.

По цензурным соображениям эскиз картины Красные похороны был снят с весенней выставки в Академии художеств и арестован. «С 1906 и вплоть до 1917 года она пролежала свернутой в трубку, и только после Октябрьской революции я разыскал ее и подарил Музею Революции».

Возможность «переключиться», выйти из круга привычного и увидеть: несмотря ни на что, мир вокруг полон красоты, - является счастьем человеческой натуры.

«Пребывание в Академии, особенно последние два года (1907-1908) совпало с моим увлечением пейзажной живописью. Я горячо полюбил пейзаж, затейливость его узоров, изумительный его рисунок, чудесную искренность природы. Прочное овладение рисунком было одним из тех достижений, которые я сумел вынести из Академии...» Уже в ранних пейзажах Бродского были черты, определившие его стиль: мягкость, певучесть, музыкальность, ажурность рисунка.

Людмила Бурлюк, вспоминая годы учебы вместе с Бродским, позднее писала: «В те годы (1905-1907) Бродский... любил оживлять свои пейзажи многочисленными фигурками. Как правило, это не бездействующие фигурки - они живут своей жизнью, и в этом сказывается любовь Бродского к человеку».

Аркадий Рылов в своих воспоминаниях очень точно характеризует пейзажную технику художника: «Бродский, как ювелир или ткач, покрывает узорами свои пейзажи и женские портреты. Эти красочные узоры оригинальны и красивы. Он не пишет, а рисует красками тонкой кистью».

Красные похороны. Эскиз. 1906

Музей-квартира И.И. Бродского, Санкт-Петербург

Сквозь ветви. 1907

Музей-квартира И.И. Бродского, Санкт-Петербург

Аллея, освещенная солнцем. 1908

Музей-квартира И.И. Бродского, Санкт-Петербург

Академическая дача. 1907

Музей-квартира И.И. Бродского, Санкт-Петербург

Выработанный с помощью одесского преподавателя Бродского Костанди длительный опыт изучения всех деталей изображаемой натуры позволил художнику свободно сочинять у себя в мастерской самые разнообразные пейзажи - вроде бы не существующие, но абсолютно правдоподобные. Уже упоминалась музыкальная одаренность Бродского. Возможно, эта музыкальность повлияла на возникновение в его пейзажах особого «ажурного» стиля. Сам художник был уверен, что влияние на него таких блестящих скрипачей-виртуозов, как Яша Хейфиц, Иосиф Ахрон, Мирон Полякин, Ефрем Цимбалист, с которыми он дружил в молодости, несомненно.

Возможно, именно в картине Старая церковь (В Тверской губернии) (1907) художник нашел тот художественный прием, который потом будет часто повторяться в его пейзажах: декоративно решенные тонкие ветки деревьев, украшенные множеством разноцветных листьев - синих, оранжевых, фиолетовых, висят, как плети. Подобный прием встречается и в картине Академическая дача (1907).

Портрет жены художника, Любови Марковны Бродской, на террасе. 1908

Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

Дети на лужайке. 1913

Музей-квартира И.И. Бродского, Санкт-Петербург

В окрестностях Парижа. 1909

Музей-квартира И.И. Бродского, Санкт-Петербург

Летом 1906-1907 годов Бродский жил во Владимиро-Мариинском приюте, как официально называлась академическая дача в Тверской губернии. Купец Кокоринов пожертвовал земельный участок с постройками для учеников Академии, «не имеющих приюта в летнее время», чтобы они могли там работать. Многие его однокашники в поисках интересных мотивов уходили за несколько километров от дома. «Я поселился на даче недалеко от имения Манзей-Волковой. Работая над этюдами, я часто бывал на берегу озера, где стояла скамейка у большого мраморного льва.

В год моего выпуска на конкурс я женился на Л.М. Гофман, портрет которой мне давно хотелось написать на фоне пейзажа. Здесь, на даче, у меня возникла идея сделать ее портрет с натуры прямо на воздухе.»

Кажется странным, что Бродский, не благоволивший объединению «Мир искусства», хотя и участвовавший в их выставках, создал произведение столь близкое им по духу. Рука художника не была равнодушной, когда он писал этот красивый, салонно-романтический портрет. Он умело соединил в органическое целое пейзаж и портрет. Мир живой и неживой природы, нежная, трогательная женская фигурка и холодная мраморная скульптура - все находится здесь в контрасте, но не в противоречии. Противопоставление замечаешь, лишь когда всматриваешься в спокойную модель и трепетную рябь воды. Почти квадратный холст придает всей работе устойчивость и равновесие.

В портрете живет таинственность, соотносимая со стихами Осипа Мандельштама:

Истончается тонкий тлен.

Фиолетовый гобелен.

К нам на воды и на леса

Опускаются небеса.

Нерешительная рука

Эти вывела облака,

И печальный встречает взор

Отуманенный их узор.

Недоволен стою и тих

Я - создатель миров моих,

Где искусственны небеса

И хрустальная спит река.

Теплый день. 1908

Музей-квартира И.И. Бродского, Санкт-Петербург

Дом в Париже. 1909

Музей-квартира И.И. Бродского, Санкт-Петербург

Удача этого портрета-картины подготовлена долгой и серьезной работой в предыдущие годы. Еще в 1904 году Бродский с товарищами по Академии отправился на остров Валаам писать золотую осень. «Тогда он не стремился изобразить какой-то один момент солнечного освещения, передать свое “впечатление”, - вспоминал его однокашник Михаил Панин. - Изображая воду - лужи, озера, - он передавал мелкую зыбь, рябь на воде в красивых серебристых тонах. Когда он писал небо, то видел в нем потоки струй, перламутровую паутину в нежных переливах колорита».

Не удивительно, что художник за это произведение и картину Теплый день был удостоен высшей академической награды - золотой медали и поездки за границу. Взыскательность строгой экзаменационной комиссии привела к тому, что из 28 выпускников восемь не получили звания художников, а за границу были посланы только четверо.

Как много узнаем мы из картины Теплый день о предметном мире той поры. Большие и маленькие детские коляски, куклы, игрушки, обручи-серсо. Тут же взрослые и дети всех возрастов, около ста фигур, - все, казалось бы, смешалось на полотне и растворилось в теплом свете. Этот мотив спокойно струящегося света неторопливо протекающего дня, радостного гомона детей рождает ощущение красоты незатейливого бытия. Сам же художник считал полотно слегка «замученным»: он заканчивал картину осенью, когда свет и солнце изменились.

Конкурсные работы Бродского были оценены всеми, кто писал о выпуске Академии художеств. Аркадий Рылов, заметивший Бродского еще на академических выставках, писал: «Портрет его жены, красивой брюнетки в черном платье, сидящей возле каменного льва на берегу озера, просто удивил меня. Это работа не ученическая. Фигура женщины, пейзаж с озером, подернутым легкой рябью, далекое небо, насыщенное светом тихого летнего дня, говорят о большом художнике с поэтической душой».

Даже Александр Бенуа, лидер художественного объединения «Мир искусства», противник устаревших традиций Академии художеств, не мог не отметить: «Благодаря двум художникам годичный экзамен Академии перед публикой оказался на этот раз интереснее обыкновенного. Можно так или иначе относиться к работам Савинова и Бродского, но несомненно, что оба талантливы, что они вложили большие усилия в свои произведения, что они имеют понятие о художественных задачах...» Далее следует интересная характеристика Бродского: «Его искусство доходит до педантизма, его строгость доходит до сухости. Бродский не живописец, а рисовальщик, как говорят теперь, - “график”... И его большая картина Теплый день (масса ребятишек, возящихся в песке под лучами весеннего солнца) не что иное, как огромный рисунок почти орнаментального характера, в котором главный интерес заключен в хитросплетении ветвей, в мозаике всюду рассеянных солнечных бликов, в разнообразии поз и групп. Но именно в этой определенности задачи сказывается, что Бродский - настоящий художник. Он - маниак. И я бы сказал, что маниачество есть подкладка всякого таланта».

В январе 1909 года Бродский назначается пенсионером Академии художеств и в марте того же года покидает Россию, чтобы через Берлин и Мюнхен добраться до Парижа. Когда-то, начиная с конца XVIII века, выпускники Академии отправлялись в Италию. Именно там, на родине великих мастеров Возрождения, они совершенствовали свое мастерство. Пройдет столетие, и выходцы из петербургской Академии художеств устремятся уже не в Италию, а в Париж. К этому времени в нем сосредоточились интереснейшие художественные силы со всего мира. Бродского интересовало современное французское искусство, но посещение Салона вызвало негодование: «Я видел Весенний салон, Салон карикатуристов и Салон “независимых”, которые произвели на меня отвратительное впечатление. Я мельком осмотрел это странное искусство, крайности школы, ужасающую живопись недоучек и сумасшедших». Тонко чувствующий искусство талантливый художник, он никогда не полюбит не только живопись авангарда, но и любые произведения, выходящие за рамки классических.

Бой быков в Мадриде. 1910

Музей-квартира И.И. Бродского, Санкт-Петербург

Дворец Хенералиф. Гренада. 1909

Музей-квартира И.И. Бродского, Санкт-Петербург

Резкость его высказывания ничуть не большая, нежели «приговоры» других мастеров, коим новации искусства XX века были чужды. Даже доброжелательный Репин, увидев ныне знаменитую картину Валентина Серова Ида Рубинштейн, назвал ее «гальванизированным трупом». Оценки Репина всегда были язвительными и изощренными. Некоторых художников он называл «нахальными недоучками, вольномажущими красками».

Подводя итог этому путешествию, художник отметил: «Я ставлю себе в заслугу, что будучи в Париже не заразился пошлостью, а, наоборот, смог избавиться от всего скверного, что только было у меня неискреннего и напускного. Эти уроды мне дали понять еще больше, насколько велики старики и такие художники, как Пюви де Шаванн, Милле, Сегантини, Коро, Добиньи, Сислей, Клод Моне, Менцель, Дега, Левитан, Нестеров и другие...»

По совету Репина Бродский из Франции переехал в Испанию, в Мадрид и Гранаду, а потом в Англию, Лондон. Всюду художник много работал, представив по возвращению в Россию массу этюдов и несколько вполне законченных картин. В отчете о поездке он напишет: «Представляя работы на усмотрение совета, я преисполнен сожаления о том, что не был в Италии и не осуществил своего намерения копировать Веласкеса в Прадо. Еще с большей степенью сожалею, что я не сосредоточился весь на одном крупном произведении, и, если благоугодно будет совету оказать мне доверие снова, чтобы я мог довершить задуманное, я приложу все мои силы и способности, чтобы оправдать это доверие и дать более крупное произведение, как плод моих упорных исканий...»

Совет профессоров Высшего художественного училища ознакомился с работами своего пенсионера, выполненными за границей, и единодушно высказался за предоставление ему вторичной командировки. Это решение подтвердило собрание Академии художеств, постановившее продлить ему пенсионерское содержание еще на год.