Безумные развлечения
Безумные развлечения
«Серьезные и благоразумные народы, как, например, испанцы, становятся безумными, когда предаются развлечениям». Слова французского путешественника XVII века относились не только к Мадриду, где присутствие королевского двора обеспечивало пышные торжества едва ли не каждую неделю. Власти крупных провинциальных городов, не отставая от столичных алькальдов, старались учесть запросы толпы, по крайней мере в том, что касалось отдыха. В старину поводом для веселья могло послужить самое незначительное событие, прибавлявшее несколько выходных к солидному числу национальных праздников. Благочестивые жители страны дружно отмечали перенесение мощей, освящение нового храма, объявление святым очередного праведника, не забывая о светских событиях, подобных рождению принца, королевской свадьбе, визиту правителя в свой или соседний город.
Вид на город с берега Тормес. Гравюра, XIX век
В отношении праздников испанцы никогда не разграничивали земное и небесное. Различные по сути, формально все торжества походили друг на друга, представляя собой вереницу развлечений, сменявшихся с удивительной быстротой. В дни свадеб, канонизаций, на Пасху или Рождество Богородицы люди надевали лучшие наряды и бродили по улицам, глазея на шествия, уличную корриду, любовались горящими еретиками, танцевали, пели, смотрели театральные представления, позволяли себе лишний кусок мяса и большой бокал вина.
В октябре 1543 года жители Саламанки стали свидетелями торжественного въезда португальской инфанты Марии, прибывшей для бракосочетания с Филиппом II, которой тогда еще не был королем. Трудно сказать, почему университетский город был выбран для столь значительного события, но можно предположить, что того пожелал здешний благодетель Альба, устроивший и оплативший все свадебные мероприятия.
Принцесса проследовала по улицам Саламанки на муле, в окружении свиты, состоящей из военных и профессоров университета, одетых ради такого случая в парадные мантии с мехом горностая. Показавшись народу, блистательное шествие направилось к дворцу герцога, где Мария прожила несколько дней до венчания. Обряд состоялся в Новом соборе, ознаменовав заключение королевского союза и начало праздников, которые по испанской традиции не ограничивались одним днем. Каждый день салоны герцогского дворца и других благородных домов наполняла толпа блестящих кавалеров и дам. Пока гости состязались в роскоши нарядов, хозяева старались превзойти друг друга в дороговизне банкетов, турниров, коррид. По словам историка, лишь через две недели «шум веселья сменился глубокой тишиной, более подходившей мрачным стенам Саламанки».
Любимая испанцами коррида проводилась всюду, но если в крупных городах в качестве тореадора выступал нарядный рыцарь на коне, то провинциалы довольствовались плебейским зрелищем, то есть наблюдали за местным любителем острых ощущений, который противостоял быку пешим, в платье отнюдь не праздничного вида.
Праздник Тела Христова (исп. Corpus Cristi) привлекал прежде всего маскарадами, в этот день проходившими по всей Испании. Впереди торжественной процессии, сопровождая ларец со Святыми Дарами, шли приходские священники, монахи, рыцари орденов, профессора университета. Описывая похожее шествие, вышеупомянутый француз утверждал, что почтенные мужи «шутили, подпрыгивали, скакали, будто участвуя в спектакле. За ними несли картонные статуи с огромными головами, скрывавшими тех, кто их нес. Наконец появлялась огромная змея на колесах, с телом, покрытым чешуей, с ужасным брюхом, широким хвостом, вызывающими ужас глазами и разверстой пастью, откуда выглядывали три языка и острые зубы. Картонное страшилище катилось вперед, устрашающе шевеля членами, которые приводились в движение с помощью механизмов. Рабочие, сидевшие внутри, действовали настолько искусно, что могли сорвать шляпу с головы какого-нибудь крестьянина, чем тот бывал очень недоволен».
Несмотря на присутствие образованных людей, карнавальные шествия Саламанки отличались дурным вкусом и часто служили прелюдией к хулиганским выходкам, которые не считались таковыми лишь у веселящихся испанцев. С наступлением темноты поперек улиц протягивались веревки, а горожане запасались тухлыми яйцами либо каким-либо другими зловонными продуктами за тем, чтобы закидывать отбросами участников шествия или гуляющих сограждан.
В Саламанке до сих пор устраивают прогоны быков в духе знаменитых праздников Сан-Фермин в Памплоне. В эти дни молодые люди, желающие стать тореро или просто искатели приключений, бросаются в схватку с животным, не думая о том, что игра может завершиться трагедией. В назначенный день февраля население университетского городка весьма своеобразно радуется цветению миндального дерева (исп. Fregeneda). Празднование состоит в том, чтобы на лодке переплыть реку Дуэро, незаметно пробраться в Португалию и погулять по приграничному рынку.
Саламанкские студенты золотого века придумали себе праздник под названием Водный понедельник. В день, следующий за Светлым воскресением, они собирались у реки, дружно рассаживались по лодкам и плыли на другой берег, чтобы вернуть в город проституток, изгнанных на время Великого поста. Вначале это развлечение лишь продлевало Пасхальную неделю, однако горожанам оно понравилось и впоследствии стало традиционным. Сегодня девушек легкого поведения из города не выгоняют, поэтому жители Саламанки просто катаются по реке на украшенных цветами лодках, пьют вино, большими кусками поглощая пирог орнасо.
В середине августа поклонники Девы Асунсьон отмечают день Дара (исп. Ofertorio). Стиль этого праздника соответствует барокко, великолепие которого можно заметить в сверкании фейерверков, колорите национальных костюмов, песнях и танцах, завершающих веселье поздней ночью. На следующий день на улицы Саламанки выходят шуты, рыцари, демоны и прочие существа, являющиеся главными героями праздника Восхваления (исп. La Loa). Кроме того, по выходным древний город превращается в своеобразный парк, куда жители со всей страны приезжают, чтобы вкусно поесть и побродить по живописным окрестностям. Оригинальная кухня Саламанки известна всем испанцам. Наиболее типичным блюдом, пожалуй, является чафайна – вареный рис, дополненный кусками мяса и копченой колбасы. Привычный местным, но экзотический для приезжих чичас приготавливается из свиного фарша. На десерт здесь чаще подают пышные бисквиты маймон. Многие изготавливаемые в Саламанке продукты имеют индивидуальные названия и особый знак, удостоверяющий качество. К ним относятся деликатесные сорта сыра и приготовленные особым образом ветчина и фасоль. Саламанкская колбаса фаринато удивляет изысканным белым цветом, а блюдо под названием «миндаль святой Терезы» способствует благостному настрою.
Климат Саламанки позволяет выращивать некоторые виды южных фруктов, однако местные жители предпочитают виноград. Ощущая себя потомками кельтов, они очень любят мясо и едят его много. В недорогом ресторане «Феликс» подается добротная крестьянская еда: форель, запеченный барашек и знаменитый жареный поросенок тостон. Хозяин презентабельного заведения «Ла Посада» лично встречает гостей, рекомендуя суп с чесноком или говяжью вырезку. Любители кулинарных изысков заказывают коровьи уши или хвост, приправленные ароматным соусом.
Приезжим советуют посидеть за столиками кафе на Пласа Майор или пройти в «Постоялый двор Сервантеса» – любимое заведение студентов с небольшими деревянными столами. Здесь можно не только съесть сандвич, салат, ассорти из колбасных изделий, но и побеседовать за стаканчиком дешевого вина, переписать лекцию, поразмышлять над контрольной. В этом ресторане одиночество так же уместно, как и шумная компания, отмечающая успешное завершение сессии.
«Тахона» на проспекте Кармелиток – заведение иной направленности. Здесь специализируются на деликатесах, которые гости съедают буквально на ходу, поскольку столиков в этом кафе нет. Там же продают сытный орнасо, то есть пирог с мясом, ветчиной, копченой колбасой и яйцами. По вечерам энергичные жители Саламанки устремляются в ресторан «Кандил» на улице Агилера, где можно сидеть долго, запивая превосходным вином огромные куски молочного поросенка, приготовленного в каменной печи. Впрочем, сюда можно приходить и днем, когда на прилавках выставлена традиционная закуска под названием «тапас».
Большие студенческие компании обычно направляются в бистро «Корильо» на Пласа Майор, где по вечерам играет джаз. После интеллектуальных посиделок следует танцевальная разминка, которую, впрочем, гораздо проще осуществить на улице Испании, в одном из многочисленных диско-пабов. Помимо кухни, бывшая кельтская столица славится изделиями из кожи и серебра. Приезжих привлекают серебряные кольца, кулоны, колье, выполненные в манере чарро, название которой произошло от обозначения жителей Саламанки.
Недалеко от университета находится кафе «Валёр», где посетителей ожидают хороший кофе, свежие булочки, пирожные и большие бокалы с мороженым. Раньше в подобных заведениях дамы и кавалеры встречались затем, чтобы вместе отправиться в театр, также ставший национальным развлечением. Вызывая ажиотаж в качестве зрелища, он всегда был явлением, раскрывавшим испанский характер, условность содержания не мешала спектаклю быть понятным для всех.
В Саламанке представления долго проходили под открытым небом, на Главной площади либо в патио, поэтому здесь долго сохранялось исконное название местного театра – corall, что в переводе с испанского языка означает «двор». Женская часть публики размещалась на противоположном от сцены конце площадки, где специально для прекрасных дам устраивалась галерка (исп. cazuela). В случае необходимости организаторы оборудовали еще одно почетное место, сооружая для того деревянный балкон вдоль стены ближайшего здания. Партер предназначался для состоятельных горожан и представлял собой ряды обычных скамеек, остальная публика размещалась стоя. Крыша была только над сценой и почетными местами. Партер был защищен от солнца тентом, но не спасал от сильного дождя, поэтому на время ливня спектакль прерывали.
Театральная лихорадка начиналась задолго до представления, ведь зрители, лишенные возможности забронировать места, собирались у входа за несколько часов до первого звонка. Впрочем, никакого сигнала не требовалось, поскольку взбудораженная ожиданием толпа то и дело пыталась прорваться в зал, и контролеры, не сумев сдержать людской поток, старались хотя бы направить его в нужное русло. Многие проходили не заплатив, ссылаясь на государственную должность, социальный статус, дружеские отношения с директором театра, и наконец, на литераторство, поскольку писателям разрешалось проходить на любое представление без оплаты, дабы иметь представление о работе коллег. Таким образом, испанцы видели в бесплатном посещении театра не унижение, а, напротив, свидетельство социальной значимости, которое пытались продемонстрировать и те, кто ею не обладал.
Билетеры, требуя плату у всех входящих, рисковали получить удар шпагой или кинжалом, и единственной защитой от этого служил камзол из толстой кожи буйвола – униформа, предписанная королевским указом. Возникавшая перед входом суматоха не стихала за дверями, ведь в старых испанских театрах не было нумерованных мест, отчего зрители часто ссорились из-за возможности смотреть спектакль сидя. В некоторых случаях такие перепалки заканчивались трагедией, но после выноса убитых и раненых представление все же начиналось. Отвоевав места, зрители ждали начала спектакля еще 2–3 часа, коротая время за разговорами, едой и вином, благо в зале бойко шла торговля вразнос. Кавалеры отпускали фривольные шутки в адрес женщин с галерки, а те отвечали громко, дерзко, для убедительности слов бросая в партер косточки или скорлупу от орехов.
Среди мужской части публики особую категорию составляли горожане из простонародья, считавшие себя истинными театралами. Их мнение, выражавшееся аплодисментами либо свистом, зачастую решало исход спектакля, отчего драматурги старались заручиться поддержкой торговцев, портных, сапожников, которые, по словам французского журналиста Берто, «бросив свои лавки, приходят сюда в плащах, при шпагах и, называясь кабальеро, решают, хороша пьеса или нет…». Одетая в полосатые плащи, широкие штаны, куртки из овечьей кожи, незнатная часть публики шумно рассаживалась вокруг столов, если таковые имелись в зале, и обычно заказывала стакан сахарной воды на десятерых. Некоторые не могли обуздать свою предприимчивость и начинали торговать здесь же. В испанских провинциальных театрах была отнюдь не редкостью сцена, когда крестьянин, встав перед дворянином, высокопарно произносил тираду, предлагая, например, купить кролика. Во время спектакля новички напрягали слух, прилагая усилия для того, чтобы понять, о чем говорят актеры. Некоторые, не стараясь понять суть происходящего на сцене, вели деловые переговоры по-испански громко, эмоционально, время от времени дополняя шум зала криком: «Усмирите же его!» – обращаясь и к артисту, и к партнеру.
В XVII веке театральный спектакль походил на драму с элементами трагедии и фарса, которую испанцы именовали «comedia», вкладывая в это слово смысл, далекий от современного понимания комедии. После музыкальной прелюдии на сцену выходил популярный актер или сам руководитель труппы. Его патетичное выступление имело целью представить произведение в общем, обеспечив благосклонность всей аудитории и, в частности, завоевать симпатии «сапожников».
Далее, невзирая на реакцию зала, следовала пьеса, состоявшая из трех актов с интермедиями. Бесхитростные сценки не связывались с основным произведением и часто контрастировали с ним по содержанию, однако во многих случаях именно по ним публика судила о таланте автора. Если героями спектакля являлись боги, короли, прекрасные принцессы, то в интермедиях зрители узнавали себя, причем негативные поступки нищих, солдат, высокомерных идальго всегда относились на счет соседа или приятеля, что было приятнее вдвойне. Подобные сценки оживлялись песнями, танцами, примитивными драками, например избиением особо вредного персонажа. Горячей публике такой финал нравился больше, чем притворный поцелуй в конце основной пьесы; не случайно в Испании до сих пор бытует поговорка «Дело закончилось палкой».
Такое изысканное явление, как театр требовало соответствующей атрибутики. Материальная часть спектакля должна была быть достойной содержания пьесы, поэтому антрепренеры старались одеть своих актеров в роскошные костюмы, заказывали декорации известным художникам, ремесленникам, инженерам. В редких случаях руководитель театра с разрешения городских властей объявлял конкурс на лучший проект зрелища, и мастерам приходилось бороться за право его реализации.
Средневековые труппы умещали небогатый скарб на одну телегу, а имущество театра золотого века перевозилось на 4–5 разукрашенных повозках. Еще больше места занимали декорации пьес знаменитых драматургов, подобных Кальдерону, при котором обычная сцена превращалась в огромную передвижную платформу, собиравшуюся на месте из громоздких частей. Часто декорации монтировались в несколько этажей, где последовательно изображались ад, земля и небо. Тогда в театрах уже использовались механизмы; несмотря на примитивность, они обеспечивали интересные эффекты: появление злых духов, адский огонь, ураган, шум цепей, грохот падающего дома, рокот барабанов, топот целого полка солдат.
Саламанкский театр «Лисео» (исп. Obra de Rehabilitacion del Teatro Liceo) находится на одноименной площади недалеко от Пласа Майор. Здание было построено больше столетия назад на месте разрушенного монастыря Сан-Антонио, располагавшегося здесь с XVIII века. Зрительный зал поместился на участке, где раньше находились крытая галерея и ризница. Создателям проекта пришлось учитывать и священный статус участка, и его небольшие размеры. В связи с этим новое сооружение приобрело криволинейные формы и довольно большую высоту, напомнив то, что русские обозначили бы словом «курятник».
После грандиозной реконструкции существенно увеличилась общая площадь театра, большую часть которой составляет зрительный зал на 732 кресла. Необычайно комфортный, он, по европейской традиции, разделяется на партер, два амфитеатра и многочисленные ложи. Остальную часть здания занимают уютные салоны, фойе, просторный вестибюль и служебные помещения. Использование разметки XIX века отнюдь не предполагало восстановления самого театра в прежнем виде. Бережно относясь к наследию прошлого, строители не отказались от технических новинок, поэтому в новом здании устроены современные системы освещения, звука, безопасности, а также установлено новейшее сценическое оборудование. Тем не менее части старых построек решено было сохранить, более того, предоставить зрителям возможность их осмотра: для остатков монастыря внутри театра приспособлены огороженные пространства, смежные с северной стеной. В той же стороне находятся бар и зимний сад. Отдавая дань прошлому, архитектор внес в план такие детали, как пилястры, капители, арки, архитектурные пояса со всевозможным декором. Новый театр располагается в историческом квартале, поэтому его декор во многом повторяет отделку старого здания. Скромный, но благородный с виду «Лисео» не контрастирует с окружающим пейзажем, так как архитекторы пользовались декоративными средствами с большой осторожностью и смогли сохранить привычную горожанам атмосферу.
В старину знатные сеньоры, сидевшие в ложах театра, с завистью смотрели на сцену, где актеры, изображая воинов, демонстрировали ловкость, мужество и доблесть. В определенные дни молодые аристократы сами становились артистами, пользуясь возможностью представить все эти качества публике, в первую очередь дамам, собравшимся на игры с дротиками (исп. juego de canas). Зрелища с таким названием к началу XVII века сменили столь популярные в Средневековье рыцарские поединки. В Саламанке они устраивались на месте, где позже расположилась Пласа Майор. Ристалище, на котором происходило сражение, напоминавшее о временах Реконкисты, представляло собой площадку, окруженную деревянными помостами. Перед приходом гостей своеобразные трибуны покрывали дорогими коврами.
Облаченные в доспехи воины вступали на поле боя верхом на парадных лошадях, делали круг под звуки труб и барабанов, после чего демонстрировали недолгий бой на шпагах. Во второй части представления все пересаживались на боевых коней, меняя современное оружие на древние копья. В сражении участвовали отряды по 4 человека: рыцари метали дротики в соперников, а те отражали удары щитами, стараясь избежать прямого попадания. Финалом турнира служил большой бой, в котором сражались все участники, с самого начала разделенные на испанцев и мавров.
Благодаря ловкости, одержимости победой и отменному мастерству кавалеров, одетых в живописные костюмы, игры с дротиками являлись прекрасным развлечением для публики, хотя на самом деле устраивались не только для этого. На ристалище молодые дворяне оттачивали мастерство, необходимое для победы на дуэлях и выживания на войне.
В середине XVI века испанский король впервые стал императором, и с тех пор, по замечанию известного английского историка, «гром победы и вопль поражений замирали у подножия Пиренеев». Испания того времени не воевала на своей территории, хотя и отправляла сыновей под знамена Карла V. Влившись в боевое братство, освоив дисциплину и особую тактику, в его полках юноши становились испанскими ветеранами. Только лишь упоминание этой фразы вызывало почтительный страх, ведь ни в одной европейской армии не было таких солдат – храбрых, умелых, выносливых, прекрасно экипированных, умевших побеждать и пользоваться славой.
Испанская армия золотого века считалась грозой Европы. Гвардия королевского войска состояла из опытных ветеранов, обучавшихся военному искусству под личным надзором отменного воина Карла V и его полководцев. Пройдя победным маршем через свой континент, испанцы успешно покоряли заморские страны, тем более что их превосходство на суше и море не вызывало сомнений. Столько судов одновременно не могла снарядить ни одна держава, включая Англию, которая напрасно оспаривала у Испании первенство в морском деле.
Следуя желанию и долгу, каждый испанский дворянин старался послужить королю. Некоторые аристократы поступали на службу простыми солдатами, но большинство предпочитало звание командира. Если исключить мобилизацию либо принудительную отправку на галеры в качестве наказания, то испанские войска состояли из наемников: местных, иностранцев и жителей итальянских королевств. Последние предоставили Испании множество замечательных полководцев, подобных Александру Фарнезе и Амбросио Спиноле. К ним же стоит отнести Фернандо Альвареса де Толедо, третьего герцога Альба, в свое время бывшего вице-королем Неаполя. Добровольный набор благоприятствовал созданию профессиональной армии, где проявились все испанские доблести и пороки.
В XVI веке офицер получал особое поручение от короля и давал слово выполнить его с помощью отряда. Небольшое частное войско формировалось силами командира и поначалу содержалось на его же средства. Для сбора отряда требовалось совсем не много: воткнув копье и водрузив флаг посреди поселка, собрать толпу боем барабанов и призывным кличем уговорить молодых крестьян переквалифицироваться в солдаты. Достаточное число рекрутов привлекалось с помощью невыполнимых обещаний, обмана, откровенных угроз. Случалось, что юноша, зная о методах вербовщиков, ставил подпись добровольно и дезертировал при первом удобном случае. Для командира главной задачей являлся сам набор и охрана войска по пути до порта, где солдаты, ступив на борт корабля, лишались возможности побега. По дороге они учились обращаться с копьем, аркебузой и мушкетом – самыми распространенными видами оружия испанской пехоты.
Всадники в редких случаях вооружались длинными пиками. Кавалерия большей частью формировалась из иностранных наемников, а пехоту испанцы пополняли своими соотечественниками, которых по праву считали непревзойденными в ближнем бою. Все эти подразделения вместе составляли гвардию, и каждое из них включало в себя около 200 солдат, находившихся под командованием полевого командира. Несмотря на богатство страны в целом, испанские короли не могли содержать большую армию, поэтому часть войска распускалась тотчас после окончания похода, причем вместе с солдатами в запас уходили и офицеры.
Владения Католических королей с их колоссальными размерами и крайней протяженностью границ, безусловно, подвергались нападениям, поэтому стоит лишь удивляться, как могла держать оборону такая малочисленная армия, какой располагал, например, Филипп IV. В пору его царствования численность войска не превышала 100 тысяч человек, включая иностранных наемников и ветреных «солдат удачи», как именовались авантюристы, для которых война была одним долгим приключением.
Поэтическое обозначение себе подобных придумал легендарный Дукве де Эстрада, ответивший так на вопрос императора Фердинанда о цели военной карьеры. Ни одно выражение настолько точно не характеризует состояние духа и мораль испанских воинов. Они чувствовали себя хозяевами всюду, где бы ни находились, чему в большей степени способствовали не победы, а крайне обостренное чувство собственного достоинства.
Гордость королевских ветеранов действительно была чрезмерной, хотя основывалась на реальных качествах. Однако не меньшее значение имело сознание того, что их мастерство приносит пользу королю и, более того, Господу, по официальной идеологии Крестовых походов, нуждавшемуся в защите. Профессия военного придавала благородства тому, кто ранее жил в нищете и безвестности. В армии золотого века еще не было униформы, но солдаты и командиры старались выделиться из серой массы гражданских, например, шпагой или экстравагантным костюмом, благо что указы, ограничивавшие роскошь, не распространялись на армию. Странная для воина тяга к нарядам отличала испанцев так же, как и высокомерие. Внешнее достоинство бойца определяли длинные плащи, сверкающие золотым шитьем камзолы, цепи, броши, браслеты, яркие пояса, украшенные серебряной вышивкой, большие шляпы с разноцветными перьями.
Чрезмерно высокая самооценка изрядно мешала исполнению власти офицеров над солдатами, о чем недвусмысленно высказался Кальдерон в «Осаде Бреды»: «Они выдерживают все во время боя, но не выносят, когда на них повышают голос». Высокие требования к боевым качествам, наказание за лень, трусость, малейшее нарушение дисциплины во время боя компенсировались добротой, которую испанские офицеры неизменно проявляли вне службы.
Непобедимые ветераны большей частью происходили из народа, поэтому в мирное время вели себя соответственно. Характер военной жизни той эпохи отнюдь не способствовал нравственности. Строгая во время сражений, армейская дисциплина резко снижалась в пору затишья, и чем длиннее были перерывы между битвами, тем разнузданнее становились солдаты. Большой проблемой в испанской армии издавна являлись азартные игры. Если командиры реквизировали карты и кости, солдаты устраивали скачки вшей, которых у каждого было более, чем достаточно. Причиной раздоров с кровавой развязкой нередко становились маркитантки и дамы легкого поведения. На досуге солдаты изыскивали средства удовлетворять свои низменные потребности, чем немало докучали жителям, особенно жительницам городов, где квартировали.
Привилегии военнослужащих позволяли безнаказанно совершать «подвиги», подобные тем, что известны из столичной прессы: «Город заполонили военные и не было дня, чтобы утром не находили убитых и раненых ими горожан, взломанные дома, девушек и вдов, рыдающих от насилия…».
В середине XVII века королевская армия подверглась более серьезной опасности. Упадок воинского духа повлек за собой снижение престижа испанского оружия. Дворяне все чаще игнорировали призыв монарха или самовольно покидали полки, заставляя командиров бесконечно заниматься вербовкой. За малочисленностью добровольцев в солдаты брали всех подряд: отчаявшихся бедняков, нищих, аферистов, мелких воришек, от которых старались избавиться городские власти. По меткому замечанию Эстебанильо Гонсалеса, «голод подчас заменял сержанта по вербовке и многие присягали королю лишь для того, чтобы обеспечить себе пропитание».
Забвение военной доблести вкупе с неуклонно возраставшей наглостью солдат в некоторой степени объясняли, почему военные утратили любовь сограждан. Как ни странно, чем сильнее выявлялся упадок в армии, тем выше поднимался уровень испанского искусства, в частности литературы, находившей в беспорядках общества бесконечное число сюжетов. Не слишком обаятельный, зато невероятно привлекательный для читателя фанфарон, трус, хвастун, опасный не столько для врага, сколько для чужих вещей и девичьей чести – именно таким видел своего героя великий драматург Тирсо де Молина:Я умею красть кур и цыплят,
Шлюхам оказывать теплый прием,
Ловко сдать карты в игре,
А в битвах и сражениях
Показать врагу подошвы ботинок.
Еще более безрадостную картину представляли в дневниках сами военные, например вышеупомянутый Эстебанильо Гонсалес, описавший свои приключения с цинизмом воина-неудачника. Выставив напоказ собственную трусость и безразличие к военному делу, он окончательно развеял миф о непобедимости испанской армии. В то же время блестящее повествование, красивый слог и оригинальный стиль предопределили автору славу, которой он не обладал, будучи военным.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.