Clash

Clash

В январе 84-го арестовали Литовку. Последнее время он болел: пробыл три недели в больнице, потом съездил на родину в Волгоград и по приезде в Москву оказался в «Матросской тишине». Погорел он на мелком (как тогда казалось) нарушении «техники безопасности» — годом раньше при организации концерта в клубе Моспроекта передавал деньги в присутствии третьего лица.

Тоня некоторое время скрывалась, но по концерту в ДК Русакова на нее ничего не накопали и оставили в покое. Взялись за вашего покорного слугу; я оказался на некоторое время в центре внимания. Неприятное, доложу вам, положение. Дней через пять после ареста Литовки меня начали «призывать в армию» самым экстренным образом, несмотря на полное отсутствие юридических оснований. Специально приставленный к этому делу капитан из военкомата честно признался моей матери: «Что вы хотите — мне из-за него каждый день и даже ночью домой звонят». Затем поступило приглашение от Л.Ф. Травиной. В течение некоторого времени я его игнорировал, требуя повестки, оформленной согласно УПК. На очередной телефонный звонок разъяренного моей наглостью сотрудника ГУВД пришлось ответить: «Тон вашего разговора окончательно убедил меня, что вы не тот, за кого себя выдаете. Советская милиция так со свидетелями не разговаривает». За этим последовало официальное приглашение и несколько поездок на ул. Белинского, где Травина убеждала меня (свидетеля) в том, что я перепродавал билеты на концерт ВОСКРЕСЕНЬЯ, а я в ответ… см. брошюру В. Альбрехта. Чтобы разнообразить наше общение, эта особа — обычная советская женщина средних лет, каких сотнями можно встретить в очередях — устроила две экскурсии. Один раз отвела меня в кабинет своего начальника, подполковника, где сидел еще один мужчина в штатском, периодически вспоминавший «день рождения на даче». Кстати, хозяин кабинета в ответ на мой вопрос: «Как можно так обращаться с музыкантами?» — ответил замечательной фразой: «Для нас они не музыканты, а преступники». Вторая экскурсия привела меня в тюрьму, где находился Литовка. Если Травина рассчитывала на эмоциональное воздействие, она его добилась — увидев, в каком состоянии находится Володя, я стал относиться к ней не как к противнику, а так, как относились к эсэсовцам солдаты, первыми ворвавшиеся в Заксенхаузен или Майданек (с той лишь разницей, что Литовку никто не собирался освобождать[28]. Когда позднее в зале суда я увидел Лешу Романова, это чувство только усилилось.

После этого практически вся студенческая группа вечернего отделения истфака МГПИ, где я учился на 5 курсе, была вызвана в один день на допрос по поводу моей скромной персоны. В этот момент я (сам того не подозревая) на несколько дней превратился в обвиняемого, и был бы немедленно арестован, если бы операция в МГПИ дала хоть какую-нибудь зацепку. Но и в луяшем случае из-за паники, начавшейся в институте (далеко не самом либеральном в Москве), я мог лишиться диплома. Тем, что этого не произошло, я обязан профессору Владимиру Борисовичу Кобрину, который тогда, впрочем, еще не был профессором и сам находился в очень сложном положении. Кстати, в кожвендиспансере, где я работал, не только не попытались отделаться от «врага народа», но сами предложили помощь. Поэтому сегодня мне забавно слышать, что преподаватели «были вынуждены» ставить двойки неугодным — по политическим соображениям — студентам, а журналисты — печатать статьи типа «Рагу»… Наверное, и Травина могла бы сказать в свое оправдание нечто в том же роде.

Возвращаясь с допроса, я ловил себя на мысли: а что если бы мне на работе приказали выдать здоровому человеку фальшивый результат анализа — что он болен сифилисом или гонореей? Наверное, я не стал бы этого делать И если бы пришлось увольняться — уволился.

Кстати, одним из самых полезных моих консультантов в те мрачные времена был офицер милиции — молодой следователь нашего РУВД, который любил рок и вовсе не хотел, чтобы всех музыкантов пересажали. Жизнь продолжалась. В ближайшем Подмосковье мы удачно провели концерт группы ОПЫТНОЕ ПОЛЕ — и далее вместе с Тоней приступили к «раскручиванию» БРАВО. Сейчас довольно трудно объяснить, что привлекло в этом ансамбле поклонников Майка и Свиньи — однако весной 1984 восхищение им объединило все рок-фракции столицы. Раскованность, обаяние и удивительный голос взбалмошной девчонки, называвшей себя иностранным именем Иванна Андерс, плюс «волновая» музыка, впервые в наших окрестностях исполняемая прилично все это составило такой яркий контраст окружающей действительности, что многие интеллектуалы всерьез сравнивали БРАВО с АКВАРИУМОМ.