ГЛАВА 21. Купальник
ГЛАВА 21. Купальник
Купальник-стринг, вошедший недавно в моду с легкой руки «мадемуазель Швеппс», оставляет ягодицы полностью обнаженными и делает женщину похожей на длинноногую газель с восхитительными обтекаемыми формами. Стринг знакомит нас со стремящейся ввысь попой — возможно, она кончается лишь где-то в районе подмышек. Ее можно сравнить с огромной каплей воды или с чудными грушами из Берри (у их тающей во рту мякоти такой терпкий вкус). Короче говоря, никто не возьмется утверждать, присутствуем ли мы при падении попы или при ее новом взлете. Задница в таком купальнике оказывает на окружающих любопытное воздействие. Некоторые, чье воображение вначале поразила новомодная штучка — она не показывает ничего впереди и все — сзади! — позже решили, что девушки с такими дерзкими попками уделяют слишком много внимания своему телу. Гнусная клевета была немедленно опровергнута. Да, купальник-стринг предлагает совершенно новое видение женского зада, но полоска ткани меж двух половинок ясно и недвусмысленно сообщает дерзким нахалам: «Вход воспрещен!» Можно сказать, что у этого купальника те же отношения с наготой, что у намека с признанием. Чем меньше ткани, тем больше смысла. Перед нами не просто голый зад, а платоновская «идея» зада. Ягодицы словно предлагают себя окружающим, но остаются недоступными, несмотря на всю их вызывающую распущенность. Выходит, стринг можно считать оплотом строгой морали. Пожалуй, он многих заставит пожалеть о том, что было когда-то одним из главных пляжных удовольствий, — о мокром купальнике.
Когда девушки выходили из бассейна, пишет Патрик Гренвиль («Грозовой рай»), «их мокрые ягодицы были так плотно облеплены тканью, что напоминали два бурдючка с разрезом посредине». Мокрая лайкра ведь такая тонкая, почти прозрачная, что практически не скрывает ни ямок, ни округлостей. Когда девушка прыгает в воду, полоска ткани вжимается между бедрами, чуть сдавливая половые губы, а ягодицы почти готовы улепетнуть в находящуюся в центре бездну. По мнению Гренвиля, подобное зрелище неизменно поражает мужчину в самое сердце. А как неотразимы вылезающие из-под мокрого купальника аппетитные полушария, крепкие и слегка подрагивающие. Все это очарование детской угловатости и легкой глуповатости сегодня — увы! — исчезает, уступая место безнадежно гладкой коже, которая больше всего похожа на неосязаемую, залитую солнцем пленку. Имя ей — загорелая задница. «Голый человек подобен моллюску», — говорил Жак Лакан[82]. Теперь с этим покончено навсегда. Мы простились с толстыми губками влажной плоти, с огромными мягкими плодами, появлявшимися из своей оболочки, как если бы они впервые в жизни видели свет. И с боязливыми ягодицами, наделенными двусмысленным очарованием разоблаченной тайны. И со скандальной белизной кожи, в которой было нечто непередаваемое и нежное, извечное, тоскливое, смутное, юное, целомудренное. С белизной, которая вызывала одно-единственное желание — впиться в нее зубами.
В этом же, по большому счету, заключалась прелесть так называемого черно-белого кино. Человеческая плоть в черно-белых фильмах выглядела одновременно совершенной, полупрозрачной и одухотворенной. «Кино выигрывает (если вообще выигрывает) в волшебстве цвета ровно столько же, сколько теряет в очаровании», — писал Эдгар Морен[83]. Черно-белая пленка обнажает кожу, цветная делает ее непрозрачной, стремясь вписать тело в интерьер. На черно-белой пленке кожа светится, плоть выглядит нежной и томной. Цвет убивает эротизм белизны, любой цвет лишен выразительности, на черно-белой пленке он выглядит серым. «Окрашенные» ягодицы стали синонимом серой задницы, а в сером цвете нет никакой загадки. Зад кажется угрюмым и ужасно плоским. Безупречно загорелая кожа становится неживой, так что невольно задаешься вопросом: а не вывернуть ли ее наизнанку, чтобы узнать, что дарит ей жизненную силу, не обнажить ли природную красоту органов? Чтобы получить реальное представление о мякоти, мышцах и нервах попы, возможно, стоит обратиться к изображениям тел с обнаженными мышцами — к работам Аллери (1535-1607), например: тщательно очищенные от «кожуры» ягодицы выставляют на всеобщее обозрение трепещущую плоть мускулистых полушарий. Рассматривая рисунки Аллери, с удивлением замечаешь, что ягодицы человека покрыты бороздками, как тело морского ската. Возможно, это свидетельствует о том, что наши далекие предки вышли из воды, или же о том, что тело человека в морских глубинах начало формироваться именно с ягодиц. Впрочем, то, что наша попа оказалась у истоков зарождения мира, — самая невинная из ее проделок.