Колыбель «Отменного покойника»
Колыбель «Отменного покойника»
Помимо «Санталь», существовавшей два года на улице Гренель, на границе Монпарнаса и Сен-Жер-мен-де-Пре, на Монпарнасе размещались еще два значительных поселения сюрреалистов: в доме 54 по улице дю Шато и в доме 45 по улице Бломе, не сохранившиеся сегодня.
В те времена эти улицы выглядели еще довольно мрачно, не по-городски. Они вызывали отталкивающее впечатление своими невозделанными грядками, ветхими домишками, населенными шоферами, владельцами фиакров. От сельской жизни начала века, эпохи Таможенника-Руссо (улица Перрель всего в двух шагах от улицы дю Шато), не осталось ничего, кроме грязи. Все говорило о царившей там нищете, проституции, сифилисе и разбое.
Конечно, большое значение имел дом на улице дю Шато потому, наверное, что именно здесь зародилась игра «Отменный покойник».
Разберемся сразу же с этой игрой, давшей поразительные результаты, обратившись к «Словарю сюрреализма»[37]: «Игра на бумаге, участники которой составляют фразу или рисунок, не имея представления о том, что до них уже было написано или нарисовано». Первая же фраза, полученная таким способом, стала классическим примером и дала название игре: «Отменный покойник выпьет молодого вина». Игра, развившаяся на почве мечты и фантазии, приводила к удивительным результатам. Ее главные участники, разумеется, жильцы улицы дю Шато: Жак Превер, Ив Танги, Марсель Дюамель. Превер и Дюамель, друзья со времен армейской службы, в 1924 году решили обустроить для себя помещение в доме, отгороженном от улицы крохотным двориком, где на первом этаже долгое время располагался склад торговца кроличьими шкурками. У Дюамеля денежки водились: он имел регулярный доход, являясь директором крупной гостиницы на правом берегу, принадлежавшей его дяде, магнату гостиничного дела. Поэтому Дюамель взял на себя расходы по обустройству дома, добившись если не роскоши, то комфортабельности и даже некоторой элегантности. Туда подвели электричество и газ, нашли место для маленькой кухни, ванной и туалета. Над внутренним двориком сделали крышу, превратив его в гостиную, и привели в порядок две комнатки на втором этаже. Плетеные коврики, диваны, подушки, несколько ламп и проигрыватель создали приятную атмосферу, привлекавшую друзей этой троицы: Раймона Кено, Ролана Тюаля, Макса Мориса, Мишеля Лейри, Жоржа Малкина, Робера Десноса.
На улицу дю Шато приходили в любое время дня и ночи повидать друзей, почитать стихи, послушать джаз или провести время с женщиной. Не имея ни гроша за душой, Превер и Танги полностью зависели от Дюамеля, кормившего их в буквальном смысле; он приносил все, что мог собрать на кухнях отеля «Гросвенор», или, за неимением лучшего, покупал готовую еду у соседа-мясника. Исключительный друг, Марсель Дюамель и сегодня находит вполне естественной исполняемую им роль кормящего отца.
Жизнь на улице дю Шато текла очень весело, и совместные вечерние развлечения (правда, Бретон редко в них участвовал) не могли не заинтриговать местных жителей, особенно если учесть постоянные визиты девочек со всего Монпарнаса. Прошел слух, что трое друзей содержат дом свиданий; в окончательное замешательство соседей приводили Превер и Танги, привлекая к игре «Отменный покойник» клошаров и проституток. Оценить опасность конкуренции явились обеспокоенные слухами местные сутенеры. Их приняли с радушием, обе стороны объяснились и разошлись в благодушном расположении духа.
Это замечательное время закончилось в 1927 году, когда уехали Превер и Танги. А дом Марсель Дюамель перепродал Жоржу Садулю и Андре Тириону. Если в компании (к ней на какое-то время присоединился 171
Арагон, перед тем как устроиться на улице Кампань-Премьер с Эльзой Триоде) еще и случались веселые деньки, былой атмосферы воссоздать уже не удавалось. Садуль и Тирион больше внимания уделяли своим задачам воинствующих коммунистов, чем чисто сюрреалистическим проблемам. Одним из знаменательных событий этого периода остался прием, устроенный Арагоном зимой 1928 года в честь Маяковского, бывшего тогда родственником Эльзы[38].
Еще через год жильцы улицы дю Шато оказались замешаны в «процессе» над группой «Большой игры». Заседание проходило в дальнем зале грязного кабачка, расположенного напротив вышеописанного дома. Андре Бретон обвинил в ереси создателей «Большой игры» - парасюрреалистического журнала - Рене Домаля, Жильбера Леконта, Роже Вайяна. Их вываляли в грязи и исключили из группы. Первых двоих упрекали в метафизических тревогах, а Роже Вайяна, журналиста «Пари-Миди», - за то, что в своей статье он благосклонно отозвался о префекте полиции Жане Шиаппе. Этот «процесс» поставил точку в конце первого периода сюрреализма. Друзья Бретона раскололись на две непримиримые враждующие группы. А враги сочинили направленную против него оскорбительную листовку, один заголовок которой свидетельствовал о ее жестокости: «Труп!»… После чего каждая сторона углубилась в свои проблемы.