Глава восемнадцатая Детское питание

Я стоял в гостиной Джареда и держал в руках сообщение по факсу. Оно было от британского лейбла Outer Rhythm и гласило: «Go – очень крутой трек! С любовью, Гай».

Я снова перечитал первые слова. «Go – очень крутой трек!»

Ремикс Go вышел несколько месяцев назад, и он становился все более и более крутым хитом. Я понял, что что-то произошло, когда пошел в «Лаймлайт» послушать диджейский сет Деррика Мэя, и он поставил Go – в варианте Rainforest Mix. Примерно в это же время Гай из Outer Rhythm прислал факс: «Go – большой хит! Приезжайте в Англию!» Так что с помощью Гая я организовал свое первое британское турне: мне предстояло два месяца играть в клубах и на рейвах. На настоящих рейвах! Я видел фотографии рейвов в журналах: десять тысяч человек под экстази на большом поле на рассвете, отплясывающие под 808 State, Adamski, Гуру Джоша и Orbital, все – в футболках со смайликами, размахивают светящимися палочками и обнимаются. И, в теории, перед этой толпой на сцене буду я. В Англии. Где я не бывал ни разу: я всего дважды покидал страну – в 1987 году ездил во Францию, а в 1989 – в Канаду, на озера.

Простая, легко транспортабельная, органическая еда – хотя, конечно, было что-то странное в том, что двадцатипятилетний мужчина ест детское питание на пути через Атлантический океан, чтобы играть на лондонских рейвах, где все на наркоте.

Я собирался две недели. В моем багаже содержались:

книги по «Звездному пути»;

другие научно-фантастические книги;

Библия в красной виниловой обложке, которая была у меня с шестого класса;

DAT-кассеты;

пластинки;

футболки;

носки;

джинсы;

свитер;

синтезатор;

драм-машина;

Octapad;

MIDI-кабели.

А в ручной клади:

новенький паспорт;

билет туда-обратно эконом-класса в Air Pakistan;

еще одна книга по «Звездному пути»;

веганское печенье;

сандвич;

детское питание.

Я зашел в магазин здоровой пищи на Принс-стрит и стал думать, что бы взять с собой поесть в самолет. Я стоял у витрины с органическим детским питанием и решил купить «Лучшую в мире органическую овсянку с бананами», состоявшую из овса, бананов и воды. Я взял одну баночку, попробовал дома – вкус был просто обалденный. И я купил несколько баночек в самолет. Простая, легко транспортабельная, органическая еда – хотя, конечно, было что-то странное в том, что двадцатипятилетний мужчина ест детское питание на пути через Атлантический океан, чтобы играть на лондонских рейвах, где все на наркоте.

На следующий день я вынес кейс для синтезатора, чемодан, рюкзак, футляр для пластинок и сумку с ручной кладью на тротуар возле моей квартиры. Я вызвал такси и поехал по Лафайет-стрит и Парк-Авеню; выйдя у вокзала Гранд-Централ, я пересел на автобус до аэропорта. Я засунул багаж в нижнее отделение автобуса и сел, едва не подпрыгивая на месте от паники и возбуждения. Мы проехали через Мид-таун-туннель и наконец добрались до аэропорта имени Кеннеди.

Проходя на регистрацию, я почувствовал себя странно: я был один, а практически все, кто летел рейсом Air Pakistan, похоже, привезли с собой всю родню. Люди плакали и обнимались, повсюду бегали дети, какой-то человек спорил с сотрудником аэропорта, который не разрешил ему взять в багаж холодильник. Я целый час прождал в длинной, змеящейся очереди и в конце концов дошел до стойки регистрации эконом-класса. Я сдал весь багаж, получил билет на среднее место и пошел к выходу на рейс. Жуя сандвич с яблочным маслом и бананом, я увидел Лори Андерсон, читавшую журнал. То было знамение. Она была святой покровительницей странных ньюйоркцев, и если она тоже летела в Лондон моим рейсом Air Pakistan, то, получается, мое путешествие было благословлено.

Полет прошел не очень комфортно, но без происшествий; я добрался до Лондона усталым и наевшимся органического детского питания. Я попытался поспать в самолете, но был слишком взволнован и каждые несколько минут просыпался. Затем я прошел миграционный контроль, взял багажную тележку и отвез свои пожитки к станции метро «Хитроу». Мне сняли домик в Вуд-Грине, районе на севере Лондона. Когда я согласился поехать на гастроли, Ли и Джанет тоже решили отправиться в Лондон. Ли собирался навестить свою девушку, а Джанет поехала просто в качестве туристки; мы все поселились в одном доме. То был старый викторианский особняк, в котором жила Салли, публицист Outer Rhythm, со своими собаками, детьми и друзьями, которые в данный момент были в городе.

Я затащил багаж и аппаратуру в метро, несколько раз сменил линии и в конце концов к двум часам добрался до Вуд-Грина, потный и изможденный. Когда я подошел к дому, в дверях стояли Салли и Джанет. Салли была одета в длинную батиковую юбку и держала в руке чашку травяного чая. На Джанет была теннисная куртка женской команды Колумбийского университета поверх концертной футболки Police.

– Добро пожаловать в Лондон! – сказала Салли.

– Привет, Мо, – сказала Джанет.

Рядом с ней стояла, с любопытством смотря на меня, кудрявая светловолосая четырехлетняя девчушка. Она жевала носок и держала потрепанного плюшевого медведя Паддингтона.

– А это Синнамон! – сказала Салли.

Синнамон взяла меня за руку и отвела в мою комнату. Там она помогла мне разобрать багаж и оборудование. Потом девчушка снова взяла меня за руку и провела на кухню. Все это время она не выпускала изо рта носок и что-то мычала про себя.

Синнамон выдвинула из-под кухонного стола мой стул, а Салли протянула стакан апельсинового сока.

– Как себя чувствуешь? Готов к большим гастролям? – спросила она.

– Устал и еще не могу поверить, что я в Лондоне, – ответил я. – О, а где Ли?

– Он в пабе со своим другом Адамом, – сказала Джанет.

– В пабе? – удивился я. Для него как-то рановато.

– У него депрессия, Мо. Когда он приехал, девушка с ним рассталась и сказала, что спит с гитаристом своей группы. С тех пор он еще не просыхал.

Зазвонил телефон: это был Гай, и он искал меня.

– Слушай, я знаю, что ты только что приехал, – сказал он, – но не хочешь сегодня вечером подиджеить?

– Сегодня? Хорошо, где?

– Мой приятель с Kiss FM устраивает вечеринку в клубе в Сохо и очень хочет, чтобы диджеем работал ты, – сказал он.

– Откуда он меня знает? – спросил я. Гай засмеялся.

– По Kiss FM десять раз в день крутят Go.

После того как я поспал несколько часов, Гай заехал за мной, чтобы отвезти на вечеринку своего друга. Я сел в машину Гая с сумкой через плечо, в которой были пластинки с техно и хаусом. Гай был фанатиком танцевальной музыки; он диджеил в андеграундных клубах и владел Outer Rhythm, одним из самых крутых танцевальных лейблов в мире. Моего роста, с короткими светлыми волосами, он был одет в черную рубашку-поло, ветровку в цветах «Арсенала» и новенькие кроссовки «Адидас».

Я смотрел в окно и думал: «Я в Лондоне. Я в Лондоне». Когда я рос, я был просто одержим всем британским: Joy Division, Sex Pistols, Бенни Хиллом, «Монти Пайтоном»…

Мы поехали по Лондону в его «Рено», слушая то Kiss FM, то другие, пиратские радиостанции. Лондон, как и вся остальная Великобритания, был полон таких радиостанций. Существовали и официальные, лицензированные радиостанции, обычно – довольно консервативные, где звучали песни из «Топ-40» и классическая музыка. А пиратские, которые тоже прятались где-то на частотах, располагались в заброшенных офисах и складах, и на них ставили самую современную танцевальную музыку и рэгги.

Пока Гай ехал, а в колонках звучало радио Kiss FM, я смотрел в окно и думал: «Я в Лондоне. Я в Лондоне». Когда я рос, я был просто одержим всем британским: Joy Division, Sex Pistols, Бенни Хиллом, «Монти Пайтоном», Питером Сэвиллом, Питером О?Тулом, Джоном Пилом. А теперь я в Англии и болтаю с Гаем, проезжая мимо британских супермаркетов и британских автобусных остановок. Солнце в Лондоне уже два часа как село, а в Нью-Йорке, где я был всего сутки назад, еще только начинался вечер. Все это казалось какой-то межконтинентальной магией.

А потом по радио заиграла Go.

– Ха, вот видишь! – сказал Гай, сделав погромче. Мы неслись по Лондону и слушали Go. Мы проехали мимо старинного паба, и тут зазвучал брейкбит, который я засэмплировал. Проехали станцию метро, и заиграло диско-фортепиано. То самое диско-фортепиано, которое я записал в квартире Джареда, пока сохла моя тарелка из-под овсянки. Я пытался выглядеть утонченным и пресыщенным жизнью, но на деле мне хотелось открыть окно и закричать во все горло: «Я в Лондоне, и это моя песня! На радио! Даже не на кассете, а на радио!»

– Вот видишь, – сказал Гай, – они ставят ее десять раз в день.

Мы подъехали к клубу в Сохо и припарковались в переулке. Клуб был маленьким и потрепанным и благоухал все теми же сырыми феромонами, к которым я привык за все время, проведенное в других клубах: сигаретами и разлитыми напитками с небольшой ноткой мочи и чистящих средств из туалетов.

– В субботу ты играешь на настоящем рейве, – сказал Гай, – так что считай это разминкой.

– Сколько народу будет на рейве? – спросил я.

– Не знаю, – ответил он. – Пять тысяч? Десять тысяч? Большой рейв, недалеко от Бата. Обязательно поставь там Go! Люди просто с ума посходят.

Я начал работать на вечеринке в полночь, и это ничем не отличалось от любого ночного диджейства в Нью-Йорке, не считая того, что все в этом британском клубе были белыми гетеросексуалами. В час ночи я поставил Go, и двести человек, собравшихся в маленьком клубе, зааплодировали.

Подвыпивший друг Гая с Kiss FM подошел ко мне и хлопнул меня по плечу.

– Офигенная тема, дружище! – крикнул он мне в ухо. Вечеринка закончилась около двух ночи, и Гай отвез меня обратно в Вуд-Грин.

– Ну, что думаешь? – спросил он.

– Все хорошо, но было так странно работать для белых натуралов, – ответил я.

– О, это, конечно, не мое дело, – спросил он, – но ты что, гей?

– Нет, я и сам натурал, но в Нью-Йорке танцевальная сцена в основном состоит из негров, латиноамериканцев и геев.

– Я жил в Нью-Йорке, помню. Впрочем, не уверен, что местные ребята об этом знают, – ответил он, останавливаясь возле дома Салли. – Увидимся завтра рано утром. У тебя интервью в офисе Outer Rhythm в девять часов.

– Это четыре утра по нью-йоркскому времени, – устало сказал я.

В доме Салли было темно, но Джанет не спала. Она пила чай и читала при свете тусклой лампочки, сидя за красным кухонным столом.

– Привет, Мо, – сказала она. – Как все…

Ее прервал Ли, который, шатаясь, прошел на кухню и рухнул на пол. Он был одет в мокрую от пива футболку Jesus and Mary Chain и не брился уже неделю.

– Б*я, она меня ненавидит, – простонал он заплетающимся язы ком.

– Ли? – спросил я. – Ты в порядке?

Он посмотрел на меня расфокусированным взглядом, потом поднялся и стал бить себя по лицу.

– Б*я, она меня ненавидит, – повторял он с каждым ударом.

– Вот черт, – сказал я.

– Джанет, с тобой все нормально? – спросил я. Она сидела на полу, держась за лицо в том месте, куда случайно попал Ли. – Меня еще никогда не били, – пораженно ответила она.

Джанет подбежала к нему, он случайно ударил ее по лицу, она свалилась на стул и с грохотом упала с ним на пол.

Я подбежал и схватил Ли за руки, чтобы он не бил себя. Тогда он начал биться головой о стену.

– Ли! – крикнул я. – Ли! Ты пьян, прекрати!

– Почему она меня ненавидит? – спросил он и расплакался. Я от пустил его, и он снова лег на пол, плача и повторяя: – Почему она меня ненавидит?

– Джанет, с тобой все нормально? – спросил я. Она сидела на полу, держась за лицо в том месте, куда случайно попал Ли.

– Меня еще никогда не били, – пораженно ответила она.

– Здесь все в порядке?

Я поднял глаза. В дверях кухни стояла заспанная Салли в тренировочных штанах и футболке Primal Scream. Рядом с ней была Синнамон, которая все так же держала во рту носок, а в руках – мишку Паддингтона.

– Не совсем, извини, – сказал я. – Ли пьян.

Она посмотрела, как он плачет на полу, и покачала головой, похоже, уже жалея, что пустила в дом американцев.

– Постарайся уложить его спать, – сказала она. – Детям через несколько часов в школу.

Они с Синнамон ушли обратно спать.

– Давай отведем его в комнату, – сказала Джанет. Мы подняли Ли и под руки отвели по коридору в спальню. Положили его на бок, чтобы тот не захлебнулся рвотой, если его стошнит во сне. Он тут же вырубился.

– Мы можем помолиться, Мо? – спросила Джанет.

Мы встали на колени возле кровати Ли и попросили Бога присмотреть за ним. Пока мы молились, Ли пукнул и захрапел.

– Наши молитвы услышаны, он жив, – объявил я. Ли снова пукнул.

– Добро пожаловать в Лондон, – сказала Джанет.