Уровень 2: Дитер Toмac Хек

1996

Еще один замечательный представитель отряда «Молчание — серебро, болтовня — золото» Дитер Toмac Хек. Типичный бывший продавец машин: внешне льстивый, услужливый и болтливый. Но за этим скрывается лживая тварь.

Долгое время я считал нас настоящими друзьями. Двадцать пять лет вместе в шоу–бизнесе, связанныевыступлениями в «хит–параде», «супер–хит–параде», «хит–параде хит–парадов» и, чтобы не забыть, большом «Главном хитовом хит–фествале хит–парадов».

Когда бы нас ни виделись, он строил из себя дуди–дуди–Дитера: «Пойдем, шалунишка, давай пошалим!» А потом хлопал меня сзади по спине так, что у меня челюсть клацала. А если еще и наличествовала Хильдочка, его женушка, так еще и она лезла целоваться: «Пойдем, дай потискать тебя, Дитер!»

А потом, в 1996, я получил гору проблем из–за развода с Вероной.

Наутро за булочкой с кунжутом и свежевыжатым апельсиновым соком я увидал заголовок в «Бильд»:

«Хек выкидывает Болена из передачи»

К тому же Бальцер, представитель Хека, рассказывал, какая же я свинья и говнюк. Так расстаться, фи! Его, Бальцера, шеф был очень, очень, очень возмущен. Я был невероятно разочарован.

Вот уже семь лет мы не перемолвились ни единым словом в частном плане. И стоит мне узреть, что он намеревается что–то устроить, я поворачиваюсь к нему спиной и показываю, куда он может пойти.

За несколько месяцев до этого произошло пополнение самозваных защитников Грааля германской морали:

Фи, — заявил он в одном из интервью, у него (это про меня) нет никакого понятия о хороших манерах. И обо мне, как образце для подражания, он тоже был невысокого мнения. Ведь у того, кто, как я, рассказывает в книге о спальне другого, нет чувства чести.

Да–да, Хекхен! Здорово сказано! Как там написано в твоей собственной скучнейшей биографии (кстати, залежавшейся на складе, ибо на нее не было спроса):

«Я схватил ее за руки и бросил на кровать. «На помощь!» — пронзительно вскричала она.

Я непроизвольно зажал ей рот. Эдда яростно билась. Ее пальцы обхватили мои обнаженные плечи. Она извивалась подо мной, мои руки соскользнули с ее рта на шею. Если ты надавишь, она притихнет, — сказало что–то во мне. Соблазнительная мысль: одним рефлексом своих рук я мог решить все проблемы».

Честно говоря, мне не видно, что там у тебя с примером для подражания и где были твои хорошие манеры, когда ты назвал свою бывшую жену и мать твоих детей жестокой матерью, которая с визгом шляется по улицам с развратным макияжем.

Как хорошо, что ты выбрал себе такой умный, мудрый и безвкусный девиз. Позволю себе процитировать тебя:

«Сжатая жопа пернуть не может».

Мой совет: просто наклонись! И тогда воздух выйдет.

1987

Жанетт или мой первый заяц Милка.

Мою пред–пред–пред-Наддель звали Жанетт. Фантастическая смесь белой мамы и диких западно–африканских генов: супер–красивая, вьющиеся кольцами черные волосы, фигура — как у черной Барби. Двадцать один год.

Как маленькие мальчики мечтают покататься на Феррари, так все больше мальчики мечтают набраться опыта с экзотической женщиной. Даже если ни у кого кроме меня не хватит духу признаться в этом. В нас жив этот инстинкт Индаины Джонс: исследовать незнакомую территорию, находить в гроте таинственные сокровища. Это могло бы быть что–то другое. Больше животных инстинктов, больше р–р–р! И тогда мужчина, конечно, с удовольствием отправляется на поиски, в интересах науки, разумеется.

Мы с Жанетт познакомились на Майорке на съемках видео–клипа на песню Blue System «Sorry little Sarah». Она была моделью, которую в Германии отобрали на кастинге для того, чтобы она с влажными губами прохаживалась в кадре и играть роль маленькой Сары.

Первую сцену мы снимали в спальне старого дома в непосредственной близости от пальмы.

«Поторопись, Дитер Там тебя кто–то ждет с нетерпением!» — поприветствовал меня режиссер, ибо я немного опоздал, — «живо, живо, на место».

Он указал на кровать у окна. Там под простыней потягивалась обнаженная шоколадная красавица.

«Могу я вас познакомить?» — спросил он, ухмыляясь, — «Это Жанетт. Твоя партнерша в постельной сцене. А теперь вперед, Дитер! Снимай штаны, и поехали! Время деньги».

Он крепко припечатал меня между лопаток, и ясбросил свои шмотки на глазах Жанетт и всей команды. Короткий миг я раздумывал, не снять ли мне еще и шорты. Нет, лучше оставь, — подумал я. Всякое может случиться.

Я быстро поднял простыню. И при этом установил, что на Жанетт не было даже трусиков. О–ля–ля! — подумал я. Она выглядит аппетитно. И я улегся рядом с ней.

«… I wanna kiss you kiss you

Oh I missyou, missyou…

… you got the best of me…

… come take the rest of me

тра–ля–ля–тра–ля–ля…»

Так дребезжал припев в магнитофоне. А я открывал рот под музыку.

«А теперь, пожалуйста, побольше движения в постели! Вы же лежите, как парализованные. Вы уже давно не девственники!» — кричал режиссер, — «Дитер, схвати–ка Жанетт за попу, сделай с ней что–нибудь!»

Мне пришлось удостовериться, что это была особенная попа. Не такая, как все другие попы. Кактолько что сорванный персик. Как остров с двумя горами. Как два толстяка на состязании по сумо. Едва я начал гладить ее, как сразу последовали результаты. Мне пришлось быстро перевернуться на живот. Иначе простыня выглядела бы как грот–мачта под парусом. Мне пришлось потрудиться, чтобы совладать с собой, так что у меня даже пот на лбу выступил. Как неловко. Жанетт захихикала, и мы решили сделать в съемках маленький перерывчик.

«Так, Дитер? Теперь–то ты немного успокоился? Мы можем идти дальше?» — насмешливо спросил меня режиссер.

«Да–да, без проблем! Все в порядке!» — ответил я. Но он явно не доверял этому затишью. Следующая сцена — в прохладной воде, с одной лишь гитарой в руках. Жанетт предосторожности ради получила перерыв.

Сумасшедшая режиссерская затея: я стоял по пояс в прибое бухты, а корпус гитары стоимостью 2500 марок весь наполнился соленой водой. После этого гитара годилась разве что на растопку камина. Плевать! Ведь мыслями я уже былв следующей сцене:

Мы с Жанетт должны были, как два влюбленных зайчика, рука в руке, прыгать по пляжу на заходе солнца. Включая валяние во влажном песке.

«Потом поцелуйтесь! Ясно…?» — кричал режиссер, полный ничем не сдерживаемой энергии, — «…Камера включена?» — «Камера включена!» — «…Ииииии поехали!»

Кто никогда не участвовал в видеосъемках, не может себе представить, как все это чертовски напряженно. Сколько адреналина попадает в кровь. Ты концентрируешься только на том, чтобы все выглядело наиболее реально, пытаешься войти в свою роль, наполнить ее жизнью. И вот ты уже не Дитер, музыкальный продюсер из Германии, чья жена сидит в отеле в двадцати километрах отсюда. В этот миг ты — в безлюдной бухте наедине с этой прекрасной девушкой, которая точно так же сконцентрирована на тебе, как и ты на ней, — и вдруг ты становишься героем этого видео. Молодой, влюбленный, свободный, ничем не связанный. Все волшебно, все возможно. Гениальное чувство.

Вы целуетесь и лижетесь перед камерой. И когда ты после сцены с поцелуями убираешь свой язык назад (Высунул! Повертел! Чмок!), ты по уши втрескался в своего партнера.

Под конец дня у меня в животе поселилось такое чувство, которое бывает, когда самолет резко набирает высоту (это знакомо мне по трансатлантическим перелетам). Жанетт была ласковой, чудесной, сердечной девушкой. И в моей шкале любви она сразу заняла второе место. Я втюрился в нее целиком, вместе с кожей, волосами и кучей гормонов.

«Мы так долго снимали. А потом еще немного посидели вместе, чтобы отметить!» — объяснял я рассерженной Эрике, когда в четыре утра пришел домой. С совершенно нечистой совестью.

Кроме Эрики на горизонте моей новой любви была еще одна туча: Ганс — Юрген. «Что происходит между тобой и этим Гансом — Юргеном?» — ревниво спрашивал я.

«Дитер, не беспокойся. Я и так уже давно хотела порвать с ним. Просто раньше мне не хватало мужества сказать ему это», — нежно сказала Жанетт. А потом обняла меня: «Я расскажу тебе кое–что, чего никто больше не знает. Ты никому не должен рассказывать об этом, обещай мне это…»

А я на это: «Ясное дело… Что же случилось? Ты говоришь как–то странно».

«Знаешь», — начала она, — «со знаменитыми мужчинами мне не повезло. Год назад я побывала в апартаментах одного твоего знаменитого коллеги. Ты его тоже знаешь. У него воистину много денег. Собственно, я пришла к нему в гости как друг. От него разило алкоголем, он уселся рядом со мной. А потом он положил свою руку мне на ногу, а язык всунул мне в рот. И при этом сжал мою грудь. А потом схватил меня и так далее…»

«Ты не сказала ему, что не хочешь?» — пораженный, спросил я.

«А как же! Я все время кричала: 'Пусти меня! Пусти меня!' И 'Я этого не хочу! Так нельзя! У меня уже есть парень!' — но его это нисколько не тревожило».

Мать честная, — думал я. О подобных историях я слышал раньше только по телевизору.

«Ты по крайней мере заявление подала?» — интересовался я, — «Каков говнюк! И что сказал на это Ганс — Юрген?»

«Я так опозорилась. Я не смогла сказать ему об этом. Как бы я объяснила ему это? А на следующее утро тот тип позвонил мне и плакал, как маленький мальчик. Он сказал, что ему страшно жаль! И что это было ужасное недоразумение. Что он сам не знает, как это получилось. Что он просто слишком много выпил на каком–то мероприятии перед этим. И что ничего такого с ним еще не случалось. И что я очень красивая девушка. И что он, как всякий мужчина потерял контроль над собой. И что из–за маленькой промашки не стоит подключать прессу. И что нам лучше всего сделать вид, будто ничего не произошло. И что это никогда больше не повторится».

Я понимал Жанетт. Это был мужчина, у которого женщин было больше, чем пальцев на руках. И вдруг приходит двадцатилетняя девушка и заявляет: «Этот тип оскорбил меня». Много мужества нужно для того, чтобы пойти в полицию. Я думаю, Жанетт просто была запугана.

По возвращении в Германию наш с Жанетт роман продолжился. Она любила возбуждать меня. Через равные промежутки времени до нас с Эрикой через почтовый ящик долетали милые маленькие «признаки жизни».

Получатель: «Дитер Болен — Гамбург»

Отправитель: «Жанетт Д. — Мюнхен»

Однажды это оказался ее крошечный бюстгальтер с запиской «До скорого!». В другой раз она надушила парфюмом шаловливые строчки — подражание Гете:

«Милый Дитер!

Тра…, лиз…, сос…,

На зеленой травке.

Твоя Жанетт»

Кроме того, ей нравилось слать мне посылки с тоненькими крошечными трусикамимарки «Ритцен — Флитцер». Само собой, ношеные. Или новейшие жаркие пляжные фото, на которых она в качестве модели снималась в различных экзотических уголках мира.

Мы пытались встречаться так часто, как только возможно. В Гамбурге из–за Эрики приходилось делать это в конуре одного приятеля, который дал мне ключ. В Мюнхене из–за Ганса — Юргена в «Холидей Инн». Правда, она должна была покончить с Гансом Юргеном. «Да–да, я как раз собираюсь сказать ему это. Мне требуется время. И я как раз собираюсь поискать новую квартиру. Но это так непросто!»

И все–таки: когда бы я ни пытался застать ее дома, то она была нездорова, то ее ждала наполненная ванна, то в автомобиле требовалось выключить свет. То срочно покормить хомячка. Всегда миллион причин, почему она именно сейчас не могла поговорить со мной.

«Слушай», — однажды я совсем расстроился, — «ты наконец прояснила это дело с Гансом — Юргеном? Сказала ему?»

А она на это: «Да–да, с ним все ясно».

Мы понимали бы друг друга просто замечательно, если бы не расходились во мнении о музыке. Так что у нашей любви была уродливая вмятина. Женщина моей мечты не считала мои песни настоящей музыкой. Она была убеждена: только у черных есть ритм в крови. А я считал, что она сильно заблуждается. «Ты со своей паршивой лесной музыкой!» — взбесился я. После чего мы не разговаривали по крайней мере час. А потом снова помирились в постели.

После шести встреч и двенадцати раз в кровати я наконец–то захотел провести со своей второй по величине любовью несколько дней подряд. Я все еще был полон чувств и на глазах у меня были розовые очки марки «я же так влюблен»: «Послушай! Не устроить ли нам в Ницце эдакий уик–энд с продолжением?» — предложил я, — «Мне так и эдак нужно туда на несколько дней по работе».

«Даа, почему бы и нет?» — ответила она, порядком помедлив. Этот ответ должен был меня насторожить. Но я просто не хотел воспринимать правду всерьез: она не порвала с Гансом — Юргеном и его семьей. Тогда как я сделал ее своей официальной легитимной тайной возлюбленной, моя маленькая сладкая Жанетт вела двойную жизнь и обманывала меня со своим парнем.

Я заказал комнату для нас и две для моих корешей — Пальма — Нико и Герд Кредитка- в пятизвездочном отеле «Негреско» в Ницце. Небо, покрытое легкими облачками, зеркально–гладкое лазурное побережье перед глазами. Сердце, чего ты еще хочешь? Отличная погода для катания на лодочке!

«Эй, народ, послушайте, давайте зафрахтуем яхту», — предложил Пальма — Нико, основным занятием которого была доставка пластиковых пальм из Тайваня.

«Получите, распишитесь», — согласился Герд Кредитка и вытащил свое достоинство — золотой «Амекс».

«Вжжжик!» — издал аппарат для снятия денег с кредитной карты, и мы оказались на шестнадцатиметровой яхте марки «Крутотень», мощностью 1200 лошадиных сил. С двумя мощными навесными моторами на корме, чтобы можно было создавать огромные кормовые волны.

К сожалению, Жанетт идея не понравилась, ей вообще не хотелось перетаскивать на борт свою попку–толстячка. Она ссылалась на мигрень.

Наконец, после пятисот «Прошу, прошу» от нее донеслось:

«Ну, ладно, я только быстренько надену бикини».

Она сначала скучала, лежа в лодке, но потом, на капитанском мостике, ей пришла в голову мысль: я хочу научиться катанию на вводных лыжах.

«Знаешь», — сказала мне она — «я сейчас попробую. Так здорово выглядит, как это делает Пальма — Нико». А потом она вскарабкалась на выносной поплавок на корме яхты.

Я хотел все–таки предостеречь ее: «Послушай, детка! Этому нужно учиться не меньше года…» Но Жанетт была уже наполовину в воде. Делала она это просто супер — супер отвратительно. Редко встретишь такую неумеху.

Когда падаешь, вообще–то нужно выпустить трос. Но только не мой маленький зайчик Милка: она вцепилась в канат, словно ползучая гортензия, а ее лыжи покачивались на воде в том месте, где она их бросила. Она больше находилась под, чем над водой. Когда она показывалась над водой, нам, изумленным зрителям представали то ягодицы, то грудь. Насколько я мог видеть издалека, махи ногой у нее уже получались безукоризненно.

Признаю, сложно видеть в ком–то грацию, когда он делает себя посмешищем при всех. И вдруг у меня с глаз слетели розовые очки. Теперь Жанетт стала не таинственной, сверхъестественной волшебной феей, а очень нормальной, очень даже человеческой дурой. Но все–таки я был еще немного влюблен в нее.

Тогда как Герда Кредитку чуть не вырвало от смеха, мы с Пальмой — Нико втащили Жанетт снова на борт.

Я думал, теперь она сыта по горло. Но нет: «Знаешь, Дитер, это было здорово!» — раздалось почти сразу, — «Я попробую еще разок!» И она схватила водные лыжи.

А я только подумал: О, нет…

На другой день после обеда мы снова захотели выйти на яхте. Я передумал все возможности, как держать Жанетт подальше от водных лыж. Но дудки! Она снова не захотела идти с нами.

«Почему же нет? Идем уже!» — подгонял я.

«Ах, нет, милый», — ответила Жанетт, — «Я и впрямь так устала! И кроме того, мне срочно, срочно нужно позвонить. Уф! Хорошенько повеселитесь! Мы увидимся сегодня вечером».

«Дррррррт!» — поднялись мои локаторы. Это крепко пахло не очень умным предлогом. У меня просыпаются седьмое, восьмое и девятое чувства, если женщина пытается одурачить меня. Здесь сильно воняло соперником.

«Осторожно, Дитер!» — предостерег меня внутренний голос, — «неверная игра с кроликом Роджером!»

Черт возьми! Будь откровенной!» — потребовал я, — «Ты наверное хочешь позвонить Гансу — Юргену».

«Ты с ума сошел?» — прошептала Жанетт, не решаясь взглянуть мне в глаза, — «Как тебе это в голову пришло? Я вообще не хочу звонить Гансу — Юргену».

Мой маленький нежный зайчик, кажется, действительно решил, что он может обманывать папу Болена, и тот не узнает. Так нет же! У мстителя в моем лице созрел план.

«Экскьюз–муа!» — я потребовал у администрации «Негреско» все свои счета — «Же ве посмотреть! Все! Да! Да!»

0049895…

И так целые километры монотонных колонок. Мюнхенский телефон. Телефон Жанетт. Было ясно, что не сама она поднимала на том конце трубку. Я вскипел.

Но я по–настоящему вскипел, когда прочел, что было написано в правом нижнем углу: всего 5000 франков.

В пересчете на марки тысяча семьсот марок, оплаченные по моей кредитной карте. Я этого не потерплю! Мало того, что я был обманут как любовник. Меня и в финансовом плане держали за идиота. Мне даже придется оплачивать любовный щебет этой парочки. Быть может, оба еще и посмеялись надо мною за моей спиной: «Слышь, а глупый Дитер так ничего еще и не просек! Как его надули! Я могла бы ему все рассказать! Но ты мне, собственно, нравишься больше!»

Я сам себе казался огроооомным болваном.

Я помчался назад в номер: «Какого черта здесь записаны разговоры с Гансом — Юргеном!» — кричал я, — «Ты все время водила меня за нос! И как долго ты думала, ты сможешь играть со мной? А?»

«Поцелуй меня знаешь куда!» — упрямо заорала Жанетт, — «Что ты себе вообразил! Ты же не бросишь свою жену!»

«Я по горло сыт твоими выкрутасами!» — вскричал я в ответ, — «Можешь убираться отсюда!»

«Я как раз собиралась это сделать, ты, свинья!»

«Тупая корова! Так проваливай!»

После того, как мы прошлись по всей аграрной лексике, Жанетт действительно схватила чемодан и, рыдая, распахнула дверь. И в тот же миг я пожалел о нашей ссоре. Я не хотел терять ее. Ситуация казалась мне просто дурацкой. Меня мучил отвратительный привкус на языке и невероятно паршивое ощущение в желудке. Такое, словно мое сердце сейчас разобьется.

Конечно, это был не последний раз, когда мы увиделись.

После этого наши отношения тайно продолжались еще пять месяцев. Но они никогда уже не были такими, как прежде. В конце концов она насовсем вернулась к Гансу — Юргену.

2002